Бесовская таратайка (СИ) - "Горан" Страница 9

“…Вторым отделением милиции г. Карпова разыскивается безвести пропавшая Леонова Тамара Олеговна, 1950 года рождения, учащаяся 5-го класса СШ № 23, домашний адрес: улица Тельмана д.6, кв.12., которая 15.09.1962 года ушла с последнего урока вместе со своей подругой Эстриной Оксаной (проживает: ул. Тельмана 35–22). По словам Эстриной, она вместе с Леоновой дошла до ее (Эстриной) дома, после чего расстались. По настоящее время местонахождение Леоновой Т.О. не установлено…”

Тельмана 35 – это же совсем рядом!

Я резко остановился, будто наткнувшись на препятствие.

– Ты адрес помнишь? – спросил я у Губина.

– Какой адрес? – не понял он, удивленно оборачиваясь.

– Адрес, по которому проживает эта ненормальная бабуля.

– З-зачем? – растерялся Губин.

– Так надо, – сказал я, показывая удостоверение. Увидев его, Губин побледнел и на глазах покрылся испариной.

– Она ведь правда сумасшедшая, – стал он оправдываться: – Что мне было делать?

– Успокойся, – сказал я: – И говори адрес.

Губин наморщил лоб.

– Тельмана 31, - наконец сказал он: – Квартира… Квартиру не помню. Второй подъезд, первый этаж, квартира… налево.

– Это точно? – спросил я строго.

Губин аж глаза закрыл от усердия.

– Второй подъезд, первый этаж, квартира налево, – как заклинание повторил он.

– Ну смотри, – погрозил я ему пальцем: – Если обманул – пеняй на себя.

Губин всем своим видом постарался выразить предельную искренность.

– Ладно, – сказал я ему: – Топай в отделение. А то там тебя Тюхин уже заждался.

Губин, почти бегом, двинулся прочь от меня, но тут мне в голову пришла еще одна мысль, и я ему крикнул:

– Стой! Иди сюда.

Губин рысцой вернулся.

– Перекрестись, – потребовал я.

– Что?! – у Губина глаза полезли на лоб.

– Перекрестись, тебе говорю.

Глядя на меня, как на сумасшедшего, он неверными движениями ткнул себя в живот, в грудь, и, сперва в левое, потом в правое плечо.

– Ты и перед бабулей так крестился?

Губин затравленно кивнул.

– Теперь иди, – отпустил его я, и Губин неуверенным шагом двинулся в сторону 2-го городского отделения милиции. Скорость его, по мере удаления от меня, все возрастала.

20 часов 40 минут.

Я позвонил в дверь и услышал по ту сторону приближающиеся шаркающие шаги.

– Кто там?

– Откройте, милиция.

Дверь приоткрылась и я увидел старушку, одетую в старомодную черную юбку и теплую вязанную кофту.

– А почему без формы? – подозрительно спросила она.

– Я могу удостоверение показать, – предложил я.

– А я в них не разбираюсь, – отпарировала бабушка.

– Да свой я, бабуля, свой. Вот тебе крест, – перекрестился я.

Бабушка усмехнулась и широко раскрыла дверь, пропуская меня в квартиру.

– Ну заходи, раз свой.

Я вошел в небольшую прихожую, подождал пока хозяйка закроет входную дверь и прошел следом за ней в единственную жилую комнату. Тут меня ждало небольшое затруднение. В левом углу комнаты, у изголовья кровати, на широком подоконнике я увидел большую икону. Я слышал, что верующему человеку на ее присутствие нужно как-то реагировать, но не помнил, как. Увидев, что старушка обернулась и смотрит выжидающе на меня, застрявшего у входа в комнату, я (эх – была не была!) торопливо перекрестился.

– Да не крестись ты. И так видно, что нехристь, – ворчливо сказала хозяйка: – А еще, небось, партейный.

Я почувствовал, что начинаю краснеть.

– Как вас величать, хозяюшка? – спросил я, уводя разговор со скользкой темы.

– Филиппова я, Анна Константиновна, – ответила бабуля: – Да ты проходи, садись. В ногах правды нет.

Я сел на расшатанный стул и продолжил:

– Анна Константиновна, я к вам вот по какому делу…

– Да знаю, знаю, – перебила она меня: – До тебя тут уже один заходил. Тоже без формы.

– Вы ему про школьницу говорили…, - снова начал было я, старушка опять меня перебила.

– Я ему много чего говорила, – сказала она насупившись: – И еще скажу, если опять прийдет. Не можешь креститься – так и скажи. А он, аспид, знаки сатанинские вздумал чертить, насмехаться. Себе – дураку, да и мне на голову беду кликать. А беда – то рядом – за окошечком.

– Что за беда – то, хозяюшка? – в тон ей спросил я: – Может я чем помочь могу?

– Куда там тебе, безбожнику? – махнула рукой Филиппова: – Ты, поди – то, и в церкви ни разу не был.

– А все таки. Я ведь не один. Всем миром навалимся – глядишь и одолеем беду.

– Ой не знаю, – вздохнула бабуля: – Куда же вам супротив силы бесовской? И сами погибните, и души свои навек погубите.

Она замолчала.

– Вы думаете, это бесы были? – осторожно спросил я: – Это бесы ту школьницу утащили?

– А кто же еще?!

Филиппова подошла к окну и ткнула пальцем в стекло:

– Она вот тут, на остановке, стояла. Будто ждала кого – то. Тут и подъехала бесовская таратайка. Двери открыла и манит. Девочка и пошла. У самой двери будто опомнилась, назад рванулась, стала из портфеля что – то доставать… Нож, мне показалось. Да куда там – вылезли из дверь две лапы дьявольские, схватили ее и затащили внутрь. Двери захлопнулись, и таратайка дальше по улице покатилась. А от девочки только с ноги сандалик и остался на остановке лежать. Его потом дворник подобрал и в мусорку выкинул.

– Когда это случилось? – спросил я.

– Не помню точно… Недели четыре назад, – Филиппова подумала и добавила: – Дня за три до моей пенсии.

– А какого числа вам пенсию платят?

– Девятнадцатого.

А Леонова, по ориентировке, пропала 15 сентября. Неужели след?!

– Чего же ты на счет сегодняшнего не спрашиваешь? – вдруг спросила бабуля: – Ты же за этим и пришел.

– А что – сегодня тоже таратайка? – спросил я.

– Она, – Филиппова села на кровать и стала рассказывать: – Вдвоем они были. Один постарше, в пиджаке, другой, помоложе, в пальто. Стояли на остановке, разговаривали, руками размахивали. И опять таратайка подкатила. А молодой все никак наговориться не мог. Оба сильно выпившие были, а во хмелю – известное дело, язык – как помело…

Так вот, стал молодой в таратайку заходить. Не глядя, будто в автобус какой-нибудь. Одной ногой в нее вступил, а потом глянул внутрь, испугался, хотел назад выскочить, да поздно было. Лапы его за ноги как ухватили, как потащили… Пожилой за голову его ухватил и не пускает. Тут двери захлопнулись и, как косой, голову отрезало. Так и остался он голову в руках держать. Сначала смотрел на нее, будто не понимал, что у него в руках, а потом закричал благим матом и побежал куда – то.

– А таратайка? – спросил я автоматически.

– Поехала. Как двери закрылись, так и покатилась.

– Анна Константиновна, а что, людей на остановке больше не было? – стал я выяснять детали.

– Вначале были, – наморщив лоб, стала вспоминать бабуля: – А потом разошлись кто куда.

– А когда школьницу в таратайку затащило, тоже не было?

– А ведь и правда, – удивилась Филиппова: – И тогда все порасходились! Будто Бог их уберег. А у девочки родители видать – большие грешники. Бог их и покарал. Это же такой страх – бесовская таратайка.

– И чего в ней страшного? – спросил я.

– Ты ее не видел, вот и храбришься, – осуждающе сказала бабуля: – А я – видела. А когда она сегодня к остановке подкатила, я думала от страха рассудка лишусь.

– Так какая она из себя, таратайка эта? – пытался я выяснить хоть какие – нибудь приметы.

– На что похожа? – переспросила Филиппова: – На таратайку. Страшная. На колесах. А сквозь окна видны те, кого она уже затащила. Сидят – не дышат… Да как я тебе объясню, какая она, если бесовское отродье любой облик примет, только бы невинную душу к себе заманить!

– Ну хоть цвета какого? – спросил я, почему-то уверенный, что бабуля назовет черный, или, на худой конец, красный цвет.

– Зеленого, – удивила меня Филиппова: – Вся зеленая, от низа до верху.