Хищное утро (СИ) - Тихая Юля Страница 9

— Я не работаю без спецификаций, — твёрдо сказала я. — Если их нет, я ничем не могу помочь.

Позже, по телефону, Харита будет кипятиться и отчитывать: Пенелопа, вы могли бы продать нам решительно что угодно! Спросили же: что есть, — вот и рассказали бы, что есть и почему это очень нам нужно! Мы же не свои деньги тратим, а бюджетные!..

«Но это бессмысленно,» — нахмурюсь я.

Скрип, с которым Харита закатила глаза, будет слышен даже в трубке. Как будто бы вы, Пенелопа, не понимаете, как делаются дела!..

Потом она на мгновение остановится и напомнит про свои посреднические пять процентов.

Пока же Харита кивнула мастеру Брелле, и росомаха, всё так же посмеиваясь непонятно над чем, протянул мне черновик контракта на «наблюдательные и штурмовые изделия». На первой же странице синими чернилами была обведена цена.

Сумма была очень хороша и напоминала собой ремонт всего, в том числе рояля.

— Я подумаю, — сказала я и добавила для весомости: — Нужно время, чтобы оценить наши ресурсы.

— Подумай! Может, нам нужна лошадь? — Става картинно хлопнула длинными ресницами и тряхнула косичками. — Так хочется крылатую горгулелошадь!..

— Подумайте, — согласилась Харита. — Будем ждать вашего коммерческого предложения, Пенелопа.

Росомаха благодушно кивнул, синие глаза в гипсовой голове потухли, и странная встреча завершилась. Из здания полиции меня провожали взглядами прабабушкины рыцарские латы; они застыли неподвижными скульптурами в нишах между окнами первого этажа.

У каждого воина — гигантский щит, боевой топор и мощный арбалет за спиной. Они вдвое меня выше, безмолвны и мертвы, пока кто-то из имеющих над ними власть не велит им подняться. После Урсулы никому из Бишигов не удавались такие комплексные чары: я только приезжала дважды в год обслуживать управляющие узлы и обучала руководящий состав отдавать латам внятные команды.

Я кивала рыцарям, а затылок жгло, как будто молчаливый Персиваль так и сверлил меня подозрительным взглядом. Заключённый в пентаграмму крест — символ Комиссии по запретной магии, — матово поблескивал на припаркованных на набережной машинах.

viii

Воскресенье пришлось потратить на обустройство семейного гнезда.

Как все старые дома, родовой особняк Бишиг огромен, — куда больше, чем нам действительно нужно. Он выстроен гигантской кривулиной, составлен из четырёх крыльев и главного корпуса, доходит до пяти этажей, увенчан башнями и окружён мастерскими, оранжереями и манежем с полосой препятствий. Если бы не големы, мы бы давно разорились на обслуживающем персонале; даже без расходов на штат содержание особняка вставало в такую сумму, что от неё становилось нехорошо.

Большая часть помещений была, конечно, давно законсервирована. Двери заперты, мебель укрыта чехлами, на стенах слабо мерцали артефакты; мы пользовались только тремя гостиными из невесть скольки и открывали парадную столовую лишь по большим праздникам. Я от силы два раза за всю свою жизнь поднималась в Башню Чаек, и даже столовские големы готовили обеды в бывшей кухне для слуг.

Оттого в коридорах гулял едва слышный шелест запустения, а звук шагов казался оглушительным.

Когда папа отрёкся, а мама укатила на острова, бабушка Керенберга привезла нас с Ливи в гулкий, пустой, хрипло дышащий дом. Ливи сразу же заняла Соколиную башню с высокими стрельчатыми окнами, где представляла себя принцесской и чуть ли не каждую неделю по-новому развешивала по стенам ковры, а я выбрала тёплые комнаты в западном крыле, оформленные светлым деревом, увешанные старыми картами и дышащие морем. Когда-то здесь жил мой семиюродный дядя Демид, авантюрист и путешественник, — тридцать лет назад он ушёл в кругосветное плавание и до сих пор не вернулся.

Мои комнаты всем хороши: за столько лет я обжила их и привыкла к тому, как мягко скрипят канаты, на которых подвешены к потолку книжные полки. Я бы не променяла их ни на какие другие, — но, конечно, они совсем не годятся для замужней Бишиг.

Потому с утра в воскресенье, покормив горгулий, я вооружилась отрядом големов и телегой моющих средств и отперла третий этаж северного крыла.

— Первый, возьми стремянку, поставь её здесь и помой вот эту настенную панель чистой ветошью, вымоченной в слабом мыльном растворе. Второй, возьми другую стремянку, залезь на неё с метёлкой, обмахни потолки от пыли, сними люстру с крюка и держи, пока я не велю спуститься. Третий…

С големами самое важное — отдавать чёткие инструкции, следить за тем, как они выполняются, и не оставлять простора для фантазии. Мои довольно хорошо обучены, не зря они так долго служат в доме; они знают, что «слабый мыльный раствор» — это стакан мыльной стружки на ведро чистой воды, нагретой до сорока градусов, размешанный до однородного состояния. Големы отлично подходят для тупой монотонной работы, поэтому Третьего я оставила тереть паркетные полы с поблёкшим от времени лаком, Второго и Четвёртого купать хрустальные подвески с люстры, Пятого — мыть окна, а Шестого — носить кадки с цветами и текстиль.

А вот картины я расчехлила и протёрла самостоятельно, — фактурные мазки масла не терпят грубости.

Может показаться, что любое хозяйственное дело — ерунда, если у тебя достаточно големов. Увы, это совсем не так: на обучение и контроль безмозглых исполнителей иногда уходит столько времени, что остаёшься совсем без сил, зато с ненавистью и к големам, и к уборке.

— Образец, — сказала я Первому, ткнув пальцем в удовлетворительно отмытую панель. — Повтори со всеми другими панелями в коридоре. Заменяй раствор после каждой второй панели. Когда закончишь, подойди ко мне. Приступай.

Первый — старенький голем, для красоты обряженный в фартук на бесполое худое тело из бледно-серого крошащегося камня, — развернулся и пошаркал к началу коридора, мыть и тереть. Я проследила, как он переставляет стремянку, вовремя остановила не справившегося с тугими защёлками на внутреннем лифте Восьмого и с тоской подумала о профессиональном клининге.

Весь третий этаж западного крыла занимали семейные покои, до сегодняшнего дня пустовавшие. По левой стороне — мастерская, кабинет, гардеробная, ванная и спальня для супруга, по правой — расположенные зеркально комнаты для меня. В торце коридора и между спальнями располагалась неадекватно большая «общая комната», оформленная пошлыми набивными обоями.

Что ж, мои предки любили трахаться с роскошью, — не то чтобы это должно было удивить. В центре огромного пространства, в свете пяти окон и ровно напротив двери в коридор стояла массивная квадратная кровать, на которой можно было бы разместить четырёх человек, и никто из них не был бы обижен. Подходящего по размерам матраса не нашлось; я примерила один поменьше, но это выглядело глупо и жалко. Поменять кровать на другую тоже не получилось: ножки оказались намертво привинчены к полу, а на переборку паркета не было времени. Пришлось обмерить это убожество и заказать новый матрас, мысленно оплакав бюджет Рода.

Големы развесили портьеры, — я выбрала тяжёлую однотонную зелень, и это немного сгладило эффект от вышитых бисером цветов над кроватью. Медную ванну на кованых ножках големы начистили до блеска, под неё я велела постелить ковёр, а рядом поставить ширму; правда, потом выяснилось, что горячее водоснабжение к ней всё равно почему-то не подключено, поэтому функция ванны была исключительно декоративной. В дальнем углу слились в экстазе абстрактные скульптуры, причём у женской были в фотографических подробностях изображены грудь и кудряшки на лобке, у мужчины — напряжённый член и обтянутые мускулами плечи, а лица у обоих отсутствовали: скульптор только наметил точками глаза.

Ещё в комнате был камин, рядом с которым я разместила кресла и столик для закусок, и нечто вроде подиума с шестом.

Я представила Ёши, извивающегося у этого шеста, и это немного меня развеселило. Потом себя, — и от этого мне стало куда менее весело. Весь этот громоздкий, старомодный шик с явным акцентом на плохой порнографии казался таким чудовищно чужим, будто мы были с ним жителями разных вселенных.