Игры менталистов. Ловушка памяти - Татьяна Андреевна Зинина Страница 9

Я хорошо запомнил одну историю, которую до сих пор передают в академии из уст в уста. Было это давно, ещё до моего поступления. Трое менталистов третьекурсников знакомились в разных тавернах с девушками, использовали ментальное внушение и устраивали оргии. Утром их жертвы ничего не помнили. Эти воспоминания стирались из их сознания без возможности восстановления. Так те парни развлекались около двух месяцев. А потом подцепили не тех девушек ‒ одна из них оказалась племянницей начальника городской управы стражей порядка. Он очень переживал за девочку, потому приставил к ней своих подчинённых для наблюдения. Ну те и увидели крайне занимательную картину с участием троих парней и двух леди.

Разбирательство было очень громким. Один из менталистов оказался дальним родственником императора, его родители пытались замять дело. Но в итоге всё обернулось по самому худшему сценарию. Парней приговорили к десяти годам каторги и полностью запечатали дар.

Это стало уроком для многих.

Среди менталистов испокон веков существовал свой неписаный кодекс чести. И вот, одним из первых пунктов в нём значилось то, что позор мужчине, который добивается близости с женщиной с помощью ментальной магии. Если о таком узнавали, это ложилось несмываемым клеймом не только на него, но и на весь его род.

Потому я не сомневался, что вчера Шерри со своим другом ничего такого точно не задумывали. Хотя их поступок хорошим всё равно не назовёшь. Но с этим мы разберёмся.

Оглядев тёмный кабинет, я щёлкнул пальцами и активировал шар освещения на письменном столе. Сразу стало уютнее и даже теплее. А перед глазами сам собой появился образ грозной профессора Кайс.

Да, племянник оказался прав, мне всегда нравились женщины именно такого типажа: светловолосые, изящные, стройные, но с формами. И всё же в Изабель было нечто, что заставляло меня чувствовать. Нет, дело не в красоте, хотя она, бесспорно, очень красивая. Скорее меня завораживала её стойкость. Внутренняя сила. Наверно, я и про её развод упомянул только для того, чтобы самому себе это сказать. Ведь получалось, что она свободна.

Изабель действительно выглядела молодо. Глядя на эту женщину, ни за что не скажешь, что у неё уже пятнадцатилетний ребёнок. Получается, родила она его в девятнадцать?

В голову невольно закралась мысль, что мне тогда было примерно двадцать-двадцать один. Думаю, если бы у меня был сын, он, наверняка, выглядел бы именно так, как Ильер.

И всё же, почему мы с этим мальчиком настолько похожи? Конечно, первое, о чём я подумал: вдруг он мой ребёнок? Вот только этого никак не могло быть. Во-первых, я лишь сегодня познакомился с его матерью, а тиса Изабель не та женщина, которую можно легко забыть. Во-вторых, я всегда использовал зелье, защищающее от нежелательных последствий близости. Ну, и, в-третьих, отсутствие родства между нами легко проверить. Достаточно просто обратиться к алхимикам. Но, думаю, это всё же лишнее.

Глава 4. Неожиданная помощь

Изабель Кайс

Первая учебная неделя пролетела как одно мгновение.

Мне на самом деле нравилась моя работа. Я любила историю, а уж когда видела в глазах учеников искренний интерес к моим рассказам, то чувствовала себя удовлетворённой. Дисциплина в академии была на высшем уровне. На занятиях ребята вели себя тихо и относились ко мне с уважением. Это подкупало, и я каждый раз старалась сделать лекции как можно более интересными.

Отношения с коллегами тоже складывались неплохо. И даже декан менталистов при встрече вежливо мне кивал, но заговорить не пытался. Казалось, он просто забыл о нашей не самой приятной беседе. Добился своего и просто выкинул произошедшее из головы.

Заявление из управления стражей я забрала, как и обещала. Пришлось переступить через себя, усмирить собственную совесть и принципы. Нет, меня не загнали в угол. Я вполне бы прожила и без должности историка в императорской академии. Но не смогла оставить Ильера. Просто не смогла.

А в среду утром, разбирая почту, обнаружила конверт без указания отправителя. Едва заметив его, поняла, что ничего хорошего в нём не найду. Так и оказалось.

На сероватой дешёвой бумаге было выведено следующее:

«Продажная тварь. Ты за это ещё ответишь. Вы все ответите!»

Послание немного покоробило, но не задело. Я просто смяла листок и бросила его в урну. Правда, немного подумав, достала, разгладила и сунула в ящик письменного стола. Пусть пока останется здесь. Выбросить всегда успею.

Пятничный вечер пришёл неожиданно. Я надеялась провести время с сыном, но он неожиданно сообщил, что собирается с друзьями погулять по городу. Я очень хотела запретить, сказать, что он ещё мал для студенческих посиделок. Но была вынуждена прикусить себе язык. Единственное – попросила его зайти ко мне, когда он вернётся обратно. И сын обещал, что непременно это сделает до закрытия ворот.

Иль и раньше часто уходил вечерами, и я относилась к этому довольно спокойно. Но тогда мы жили в небольшом тихом городке, где все друг друга знали. Теперь же за забором академии простиралась огромная столица, где с моим мальчиком могло случиться всё, что угодно. И потому я очень за него переживала, а в голову лезли неприятные мысли и образы.

Увы, когда нервничаешь и чего-то ждёшь, время тянется, как улитка. Я пыталась отвлечь себя делами: приготовила ужин, испекла пирог с яблоками, почитала книгу, вытерла пыль во всём доме. Думала, прошло немало времени, а оказалось, что до девяти ‒ времени закрытия ворот ‒ осталось ещё три часа.

Тогда я решила разобраться со своим гардеробом. Преподавателям в академии выдавали форму, и в женском её варианте это были широкая юбка и укороченный пиджак, под который надевалась белоснежная рубашка, или же брюки с удлинённым кителем. На занятия я ходила именно так, но в выходные могла позволить себе обычную одежду. Вот именно её разбором и решила заняться.

В итоге, когда часы пробили девять, у меня в доме царил идеальный порядок, а вещи в шкафу были отглажены и развешаны по комплектам. Я даже подходящую обувь под каждый наряд подобрала. И обычно такие занятия меня умиротворяли. Но точно не сегодня.

В девять пятнадцать я нервно мерила шагами гостиную, а нервозность стала такой, что пришлось выпить успокоительный настой.

В девять тридцать у меня почти сдали нервы, и лишь усилием воли я удерживала себя на месте.

В девять пятьдесят,