Лена Обухова - Проклятие пражской синагоги Страница 9

Карел сделал вид, что мысленно взвешивает его слова.

— Ладно, — в конце концов заявил он, — признаю: от меня было больше неприятностей, но я хотя бы получал удовольствие от того, что делаю, пусть это и добавляло им седых волос раньше времени. О тебе такого не скажешь. Ты сидишь в этой долбанной Москве, занимаешься не пойми чем, сам несчастен и их мучаешь. И почему? Потому что тебя в какой-то момент не поняли? Не то сказали? Не так поддержали? Войта, ты ведь всегда был умным. По крайней мере, все остальные так считали, я часто в этом сомневался, но все же…

— Дело не в этом, — проворчал Войтех, перебивая брата. Он больше не мог его слушать. Теперь он знал, кого все это время напоминал ему внутренний голос, который пытался говорить ему примерно то же самое.

— Тогда в чем? — Голос Карела прозвучал непривычно мягко, «нормально», без характерной манерности, которая много лет являлась неотъемлемой частью его эпатажного поведения.

— Может быть, сначала это и была обида, — признал Войтех после недолгого молчания и еще одного большого глотка джина. — Но она улетучилась довольно быстро. Осталось только ощущение того, что я их разочаровал. Их обоих, каждого по-своему. Я добился того, к чему стремился, но все испортил.

— И? — не понял Карел. Он допил свой джин и дал знак бармену повторить. — Войта, я тотальное разочарование для наших родителей лет с десяти. Это не мешает мне раз в две недели обедать у них и раз в два-три дня разговаривать с ними по телефону. Кстати, будь ты здесь или хотя бы звони ты из своей России, раз уж тебе там так нравится, мы могли бы поделить этот объем общения на двоих, я один столько тяну с трудом, у меня, знаешь ли, куча дел в Магистрате, а теперь еще этот клуб… — Он вздохнул и покачал головой.

Войтех молчал. Он смотрел на свой стакан с остатками джина и тающим от тепла его рук льдом и не знал, что на это сказать. В чем-то Карел был прав: он ни разу в жизни не поступал так, как хотели их родители, всегда выбирал свой путь сам. Они огорчались, ругались, угрожали и шантажировали его, но при этом у них всегда оставались хорошие отношения. Они могли разругаться насмерть, не разговаривать два дня, а потом продолжали общаться как ни в чем не бывало.

У него же всегда было по-другому. Сколько он себя помнил, он старался угадать, чего от него ждут, и оправдать эти ожидания. Он всегда стремился угодить обоим и самым большим испытанием для него становились те моменты, когда желания и ожидания родителей на его счет расходились. Так было в свое время с его потенциальной карьерой второго в истории Чехии космонавта и планируемой женитьбой. Все знали, что эти пути исключают друг друга. Отец хотел, чтобы он выбрал карьеру, мать — свадьбу. Войтеху тогда пришлось выбирать, чего он сам хочет больше. Он выбрал свою невесту, но свадьба так и не состоялась, что вернуло его на первый путь. Отец приложил немало усилий, чтобы у него все получилось, задействовал все свои связи. Конечно, он не ожидал, что Войтех после полета начнет твердить про НЛО, пойдет на конфликт с начальством и со скандалом уйдет из ВВС Чехии.

— Думаешь, он вообще хочет меня видеть? — спросил Войтех так тихо, как будто говорил с самим собой, но Карел услышал.

— Папа? Слушай, он у нас, конечно, человек непростой, любит давить и подчинять. Он же генерал, что тут сделаешь? Он полжизни командовал людьми, они ему подчинялись, и когда эта схема не работает, он становится невыносим, да. Зато мы оба знаем, что из нас двоих он всегда гордился только тобой. Он любит нас обоих, но сын, который разбирается в оттенках краски для волос, носит пирсинг и татуировки и скачет по сцене, вытворяя непотребные вещи со стойкой микрофона, не вызывает в нем ни чувства гордости, ни даже простого уважения. Я смирился с этим, когда мне было пятнадцать, а он давно смирился с тем, что я живу так, как мне нравится, а не так, как он считает правильным. Я понимаю, что за это он отыгрался на твоей неустойчивой детской психике, но, Войта, пора уже вырасти. Пора вырасти, найти себя и сказать всем остальным: ребята, я вас люблю, но жить я буду по-своему. Поверь, это только сделает всех гораздо счастливее: и тебя, и других.

Войтех залпом допил свой джин, с удивлением понимая, что тяжесть, лежавшая на сердце долгих три года и ставшая привычной частью его существа, частично рассосалась. Он не был уверен, что дело не в алкоголе и эффект не закончится вместе с отрезвлением, но сейчас ему временно стало легче дышать. Он улыбнулся и недоверчиво посмотрел на Карела.

— Ты что, успел получить диплом психолога, пока меня не было?

— Оно мне надо? — презрительно фыркнул тот, картинно откинув за плечо длинную светлую прядь. — Так что? Сходишь к ним? Или хотя бы маме позвони.

— Хорошо, — кивнул Войтех. — Я позвоню ей. Только не сегодня, — он приподнял свой пустой стакан. — Не хочу после трех лет молчания звонить ей нетрезвым.

— Да, пожалуй, не стоит, — серьезно согласился Карел. — Она решит, что что-то случилось. Так что давай пока еще по одной, — он снова дал знак бармену повторить им обоим.

— Нет уж, хватит, — попытался возразить Войтех, хотя понимал, что это бесполезно. — Нам ведь еще работать.

— А что, копание в аномальных историях — это у тебя работа теперь такая? — удивился Карел. — Я думал, просто хобби. И способ очаровать девушку, — добавил он, с любопытством покосившись на брата. — Которую из, кстати?

— А ты с какой целью интересуешься? — деланно холодно уточнил Войтех, все же отпивая из нового стакана с джином. — Чтобы точно знать, с кем из них переспать мне назло?

— Опять ты за свое нытье? — Карел скривился. — Ты прекрасно знаешь, что я соблазнил твою невесту ради тебя же. Уж точно не ради собственного удовольствия.

— Да, ты не раз мне это говорил, правда, я так и не понял, в чем была моя выгода, — в голосе Войтеха появились язвительные нотки.

— В том, что ты не женился на шлюхе.

— От шлюхи слышу.

— Я, по крайней мере, никому никогда не обещал любви и верности до гроба. В отличие от этой твоей… Как ее звали? Я что-то уже забыл.

Войтех снова помрачнел. Воспоминания о бывшей невесте уже почти поблекли, но даже сейчас вызывали массу неприятных сожалений.

— Не все ли равно? — пробормотал он.

— Тут ты прав, — легко согласился Карел. — Она не стоит того. В этой Саше хотя бы есть какой-то вызов. Впрочем, ты лучше меня знаешь, что обручальное кольцо еще ни одну женщину не останавливало.

— Причем тут Саша?

— Хочешь, чтобы я тебе подробно и это объяснил? — Карел бросил на него выразительный взгляд.

— Нет, — малодушно ответил Войтех. — Не хочу. Но ты зря о ней так. Саша другая.