Константин Соловьёв - "Канцелярская крыса" Страница 90

— А куда ж денется. Тут он и есть. Только нырнул он.

— Ты мне леску не трави, — Муан немного навис над Щукой, отчего тот стал казаться меньше, чем прежде, — Говорю же, дело к нему есть. Так где?

— Да он с концами нырнул. Где же ему быть? Там. Только брось ты это дело. На дне он. Смекаешь?

Щука кивнул в сторону двери, которую Герти, с отвращением глядевший на балык, только сейчас распознал в стене. Дверь была заложена массивным засовом и казалась даже крепче той, что снаружи притона. А еще Герти заметил, что кивок предназначался не только им. Бугай с лупарой, что нес караул возле входа, заметно насторожился. И это было недобрым знаком.

— Мотыль чертов, — бросил Герти, махнув рукой, — Да и ладно. Пошли, Муан, рыбки отведаем.

Место он занял с определенным расчетом, неподалеку от стойки, но наособицу от прочих столов. Поднос с куском балыка казался тяжелым, как чугунная сковорода. Неся его, Герти старался дышать через рот.

Они уселись за стол, намеренно сев так, чтоб Щука не видел их лиц.

— Дело скверное, — сказал Муан, убедившись в том, что они могут общаться без свидетелей, — Если этот ваш Стиверс совсем нырнул… Считайте, все. Такие уже не всплывают. С концами, ясно?

— Да хоть в помойную яму нырнул! Он мне нужен.

— Толку с него? Он уже, наверно, и говорить не может. Так что про деньги вы забыть можете…

— А вот это как раз мне безразлично. Говорит он или нет, а сделать нам надо так, чтоб Стиверс ушел с нами.

Муан уставился на Герти через стол. На челюстях его выступили желваки.

— Глупые шутки, мистра. Плохие шутки.

— Никаких шуток. Этот Стиверс нынче ночью должен пойти с нами.

— Да он и ходить не может наверняка!

— Не может ходить, так понесем. Хоть бы и через весь Скрэпси.

— Вот еще! Мне голова собственная не надоела, мистра! Уговор был о том, что вы его найдете и поговорите. Все. В таких делах я вам не помощник.

— Муан! Это очень серьезное дело… — начал было Герти, — И я надеюсь на твою помощь.

— Нет уж, мистра. Это без меня.

Муан держался с непоколебимой уверенностью, как для прожженного головореза, каким, несомненно, являлся. Это несколько озадачило Герти. Он ожидал сопротивления, но не столь серьезного. Внутренне он даже полагал, что Муан легко вспомнит свои навыки. Хотел он того или нет, этот полли был прирожденным хищником родом из Скрэпси, а природа всегда берет свое…

— Два соверена, — прошептал Герти.

— Нет!

— Три!

— Даже не предлагайте, мистра!

Кажется, Муан собирался упорствовать дольше, чем предполагал план. Времени же было не так и много. Что ж, имелся и запасной вариант, который должен был оказаться куда действеннее, чем все деньги мира.

Герти сделал глубокий вдох.

— Муан, я работаю на Канцелярию.

Полинезиец напрягся, будто ему на хребет взгромоздили гранитный валун.

— Канцер? Врете, — вырвалось у него.

— Не вру. Я работаю на Канцелярию. И этот Стиверс нам нужен. Ясно?

— Так вы из секретарских крыс, значит? Вакатара! Тэ тама а тэ кури! — в злости Муан быстро позабыл английский, извергая из себя целые вереницы забористых ругательств на неизвестном Герти родном языке, — Упоко паукена! А я как дурак… Вайкура!

— Тише! Тише!

— По «дорожке», значит, вели?![96]

— Тише, прошу. Если вскроемся, тот парень нас обоих на корм опарышам пустит. Тихо, говорю.

Муан тяжело дышал. Взгляд его сделался недобрым, и Герти порадовался тому, что их разделяет стол. Но даже стол не был бы достаточно серьезной преградой, если бы Муан вознамерился решить вопрос так, как подсказывали ему инстинкты его диких предков. И о подобном развитии событий лучше было пока не думать.

Муан молчал. Молчание это показалось Герти тягостным, точно пауза перед расстрелом. Он прекрасно понимал, что сейчас все зависит от Муана. Крикни тот, что Герти — канцелярская крыса, Щука не будет медлить. И тот здоровяк, что с ружьем, тоже не будет. Рыбой не шутят. Одно движение, один взгляд — и пойдет полковник Уизерс на дно кормить самых всамделишных рыб.

Герти мысленно отвесил себе оплеуху.

«Ты идиот, Гилберт Уинтерблоссом. Ты вообразил себя охотником, а между тем сам оказался в настоящей мышеловке. Вокруг тебя сброд и самые настоящие убийцы. Ты сам ими себя окружил. А человек, от воли которого зависит твоя судьба, головорез! Влез в сущую авантюру! Не иначе, характер названного родственника, полковника Уизерса, сыграл свою роль…»

— Муан, нам надо сделать это сейчас, — торопливо заговорил Герти, — Именно для этого мы здесь. Но не беспокойся, я уже все продумал. Все, слышишь? Итак, смотри. Сейчас мы медленно возвращаемся к стойке. Делаем вид, что нам не понравилась рыба. И я тихонько сую этому Щуке револьвер под ребра. Смекаешь? Он открывает нам дверь. Очень осторожно открывает, конечно. Мы же не хотим тревожить того идиота с ружьем?.. Итак, мы идем к Стиверсу. Думаю, он недалеко. Лежит, бесчувственный, где-то в соседней комнате или в погребе. Мы берем его…

— Берем?!

— Аэ. Да. Если что, ты будешь его нести, Муан. Выходим. Тут есть опасность. Щука может поднять тревогу, особенно, когда мы будем на пороге. Но мы же не хотим, чтоб нас рубанули дробью, так? Поэтому, когда мы будем возвращаться, ты его… кхм… аккуратно пристроишь.

— Я что?

— Пристроишь, — Герти пожалел о том, что его представления об уличном сленге зияют ощутимыми пробелами, — Щелкнешь. Ну, треснешь. Аккуратно. Без убийства. Ну, знаешь, просто по лбу и…

— Мистра, — Муан обхватил большую голову руками, — лучше бы я продолжал работать швейцаром в «Полевом клевере». Этот план очень… вайранги.

— Что еще значит «вайранги»?

— Глупый. Очень глупый план.

— Это еще почему?

— Во-первых, Стиверс нырнул.

— Уж слышал. Плевать. Вынесем, как бревно.

— Во-вторых, — Муан перевел дыхание, — Я не смогу пристроить. И щелкнуть. И треснуть.

— Почему?

Муан тяжело вздохнул.

— Мистра, я же говорил вам. Я говорил! Мои табу. У меня много табу.

— К дьяволу табу. Только не этой ночью! Что они мешают тебе делать? Бить человека? — Герти приглушенно рассмеялся.

— Аэ, мистра, — Муан был очень серьезен, — Табу запрещает мне бить человека.

Герти поймал себя на мысли, что беззвучно открывает и закрывает рот. Как пускающая пузыри рыба.

— Стой… — пробормотал он, теряясь, — Как это… Что… Ты не можешь ударить человека?

— Не могу. Табу. Запрет.

— Что за вздор!

— Никак не могу, мистра. Я не нарушаю табу.

— Но ты же из Скрэпси!

— Что ж с того?

— И никогда не бил человека?

— Ни разу в жизни, — торжественно заявил Муан, обращая глаза ввысь, — Табу — это святое для нас. Нельзя нарушать. Духи разгневаются.