Олег Шелонин - Ангелы Миллениума. Собачье дело Страница 11

– С собой возьмешь, боярам думным отдашь… этим, которые аналитики, – в приказном порядке сказал домовой, ткнув пальцем в баул, после чего выложил на стол ключи от машины и пару кредиток Валентина. – Машину я помыл, заправил…

– Чем? – встрепенулся юноша.

– Там за сараем бак с девяносто третьим стоит.

– Откуда?

– Братва вчера подогнала. Будешь заправляться здесь. Так дешевше выйдет.

– О господи…

– И баул не забудь. Он тебе сегодня точно пригодится. Ты Жилу слушай. Жила хозяина плохому не научит. Жила все знает! Ты, главное, то, что в туесочке, думным людям, как положено, с поклоном передай.

– Вообще-то меня отправили в свободный поиск маньяка-гробокопателя искать, а потому в контору сегодня не приглашали.

– Сейчас пригласят, – успокоил юношу домовой.

«Комбат батяня, батяня комбат!» – заорал в кармане Валентина мобильник голосом Расторгуева.

– Ну ты даешь! – Юноша удивленно посмотрел на домового, принял вызов.

– Херувим. Заверни в контору, прежде чем займешься делами, – коротко приказал Стас.

– Зачем?

– За надом, – отрезал Стас. – Ты что, вслепую маньяка искать собрался? Аналитический отдел сначала навести. Пусть они прокачают предварительно всю имеющуюся по делу гробокопателей информацию и соотнесут ее с нашими данными. Может, что стоящее проклюнется.

В трубке послышались короткие гудки отбоя.

– Как узнал, что Стас позвонит? – требовательно спросил Валентин.

– Опыт, внучок, опыт, – выпятил впалую грудь старичок, выставляя напоказ орденские планки. – Говорю ж тебе: не один век землю топчу.

В очередной раз трубка мобильника ожила на полпути к работе.

– Да? – принял вызов юноша.

– Доброго здравия тебе, сын мой, – раздался в трубке раскатистый бас.

– И вам здравия желаю, батюшка, – откликнулся Валентин.

Это был отец Никодим, в миру Николай Алексеевич Осокин. Отец Никодим был настоятелем прихода Николо-Дворянской церкви. Год назад он оказал существенную помощь конторе в деле «Игрушка на удачу», и с тех пор они поддерживали контакт, оказывая друг другу посильное содействие.

– Валентин, не сможешь выделить мне несколько минут для беседы?

– Вы сейчас где, батюшка?

– В церкви.

– Вам дико повезло, отец Никодим. Я как раз на работу качу и нахожусь сейчас в паре минут езды от Горбушки.

Горбушкой рамодановцы называли неказистый горбатый мост над железной дорогой, рядом с которым и располагалась Николо-Дворянская церковь.

– Надеюсь, ваше начальство за опоздание не будет в претензии? – заволновался отец Никодим.

– Скажу, что замаливал свои грехи, они и отвяжутся.

– А если не отвяжутся?

– Тогда скажу, что замаливал их грехи. Должно подействовать.

Отец Никодим неопределенно хмыкнул.

– Ну подъезжай. Вместе грехи начальства замаливать будем. Ох, чую, трудно с тобой Станиславу Николаевичу приходится.

– Ценных сотрудников надо лелеять, холить и терпеть все их выкрутасы…

– Жду, – пресек трепотню лейтенанта батюшка, прерывая вызов.

Валентина отец Никодим встретил у ворот церковного двора и, знаком велев не вылезать из машины, сам подсел к нему на переднее сиденье.

– Так какие проблемы, батюшка? – спросил юноша, как только священник, подобрав полы рясы, захлопнул за собой дверцу машины.

– Тут такое дело, Валентин… – Отец Никодим запнулся, явно не зная, как начать разговор, задумчиво погладил свою начинающую седеть бороду. – …Только не подумай, что я пытаюсь тебя вовлечь в наши церковные… как бы это поделикатнее выразиться…

– Разборки, – подсказал Валентин.

– Да, именно разборки.

– Опять секты на горизонте нарисовались? – участливо спросил парень.

– Не совсем. Тут другое. Ты про Глафиру Рамодановскую слышал?

– Краем уха. Вроде как старица такая объявилась. Чуть ли не за святую почитают.

– Не старица она, а дитя. Совсем еще дитя. Восьми лет от роду. А старец при ней есть. Они вместе по больницам ходят. Самых безнадежных больных навещают со словами утешения. Молитвы читают. А старец еще и исповедует, и отпущение грехов дает, хотя права такого не имеет, так как не рукоположен церковью. Я один раз на такой процедуре присутствовал. Слушал девочку. Вроде и молитвы она читает правильно, и говорит от души, а вот чувствую, что что-то здесь не то! Сомневаюсь я, что ее молитвы во благо страждущим идут.

– Да в чем проблема-то?

– Умирают эти больные. Сразу после исповеди и последних слов утешения умирают. Обычно на последней исповеди люди плачут, просят замолить перед Богом свои грехи, но богу душу отдают после слов утешения не сразу! Вернее, скажу так: не все умирают сразу, а все, кого эта так называемая святая Глафира Рамодановская посещает, прямо после исповеди богу душу отдают. Со счастливой улыбкой на устах в мир иной уходят. Неестественно это.

– Ничего себе утешительница! Да это ангел смерти какой-то. Почему тогда ее святой зовут?

– А она не только последнее утешение умирающим приносит. Некоторых со смертного одра поднимает, и у врачей потом глаза на лоб лезут. Полное излечение. Причем молниеносное излечение. А однажды уже официально признанного умершим человека к жизни вернула.

– Ух ты-ы! Похоже на второе пришествие Христа. Правда, Христос в юбке…

– Сам бы во второе пришествие поверил, – перебил Валентина отец Никодим, – если б она со смертного одра всех подряд поднимала. Эта якобы святая с того света возвращает только очень состоятельных людей. И, как я подозреваю, небезвозмездно.

– А это уже незаконное предпринимательство. Надо на них налоговую натравить. Пусть лицензию проверят.

– Валентин, я же с тобой серьезно говорю, – расстроился отец Никодим.

– И я серьезно. Кстати, что собой представляет этот старец? Наверняка ведь именно он занимается финансовыми операциями. Вряд ли у девочки на это ума хватит.

– Он зовет себя Серафимом Сварожским. К официальной церкви отношения не имеет, я уже проверил. Данных о нем очень мало, но, судя по тому, что крестится двум перстами, из староверов старец. В районе Сварожской гати есть несколько староверческих скитов.

– Вот почему вы о разборках церковных заговорили, – сообразил Валентин.

– Да. Очень не хотелось бы, чтоб это было воспринято как сведение счетов между различными религиозными конфессиями. Я просто чувствую, что здесь что-то не то, и боюсь, что святостью здесь и не пахнет.

– Чутье старого спецназовца заговорило?

– Да. Но это все пока мои предположения. После знакомства с вашей уважаемой организацией у меня возникла мысль: а не является ли эта парочка вашими клиентами? Поэтому, прежде чем звонить во все колокола, я решил обратиться к тебе с неофициальной просьбой: присмотрись к ним повнимательней, если, конечно, найдешь на это время.

– Присмотрюсь. Сегодня не обещаю, не исключено, что в конторе зависнуть придется, но в течение двух-трех дней обязательно эту парочку навещу. Если что учую, наше ведомство подключу и вас в пределах дозволенного проинформирую.

– Спасибо, Валентин. Я в тебе не сомневался. Благословляю тебя на дело сие благое. – Отец Никодим осенил крестным знамением юношу и покинул салон автомобиля.

Лейтенант проводил его взглядом. Как только настоятель скрылся за церковной оградой, Валентин надавил на педаль газа и помчался к родной конторе, стремясь наверстать упущенное время. Через пятнадцать минут он был на месте. Поставив машину на служебную стоянку, Валентин потоптался около нее, а потом, махнув рукой, извлек из багажника собранный Жилой баул. С вызовом хозяина в контору тот не ошибся, так, может, и с аналитиками что-то путное получится?

Вид лейтенанта с огромной сумкой через плечо, пытавшегося протиснуться через вертушку, развеселил охрану.

– Что в сумке? – напустил на себя грозный вид Славик, который дежурил сегодня в стеклянной будке проходной.

– Завтрак, обед и ужин… с собой, – пропыхтел Валентин, пытаясь преодолеть препятствие, но строгий вахтер не спешил нажимать педаль разблокировки вертушки.

– На досмотр! – облизнулся Славик, окидывая баул плотоядным взглядом.

Валентин понял, что его сейчас будут конкретно бомбить, и не ошибся. Подскочившие охранники сдернули с него сумку, расстегнули молнию и начали азартно рыться в «туесочке», собранном заботливым Жилой хозяину в дорогу.

– Слушай, да тут и впрямь одна жратва, – удивился один из охранников, доставая из баула солидный шматок сала.

– Что, действительно только жратва? – удивился Славик, высовываясь из будки.

– Ага, – подтвердил второй охранник, выуживая из сумки хлеб и банку с огурцами. – Тут еще и бутерброды есть.

– Да он реально захолостяковал, – восхитился Славик. – Только жена за порог, а ему уже кто-то бутерброды в дорогу сооружает.

– Что за грязные намеки? – возмутился Валентин.

– Ладно, Херувим, не парься, Папе не сдадим, – хмыкнул первый охранник. – Нет, ну надо же, ни одной бутылки.