Михаил Гуськов - Дочка людоеда, или приключения Недобежкина Страница 11

Между тем, в наэлектризованной атмосфере зала раздавался голос диктора, объявлявший пары конкурсантов. Недобежкина поразило несоответствие элегантных фигурок танцоров, одетых в сверкающие золотыми блестками, разноцветные бальные костюмы, словно сотканные из музыки и воздуха, и названий тех организаций, которые их выпестовали.

— Номер пять! Дворец культуры „Металлист"! Город Харьков!

Слово „Металлист" диктор выделил особым металлом в голосе. В зал выпорхнула легкая пара восточного типа — Марина Тарсинова и Талят Тарсинова. Она, с чувственными губами и игривыми формами, он — молодой человек, похожий на поджарую черную борзую.

— Номер семь! Дворец культуры завода „Серп и молот", город Москва!

„Серп и молот" породили довольно крупную пару. Лариса Давыдова и Алексей Почаев. Девушка в своем бальном платье, отороченном черным пухом, очень понравилась Недобежкину. Центральный клуб железнодорожников, Дворец культуры имени 50-летия СССР тоже выставляли свои пары. Не ударили лицом в грязь и текстильщики, и ДК профсоюзов, и даже трамвайщики выставили свою пару. Перовский парк культуры и отдыха! „Какая несолидная фирма", — подумал аспирант.

— Ирина Соломина и Александр Мукомолов! — объявил диктор. В зал влетели два „комарика". Недобежкин огорчился за эту пару, настолько она ему показалась не созданной для борьбы, что он их даже пожалел, сразу же отведя им последнее место.

— Номер тринадцать! Дворец культуры объединения Дальсеверорыба, город Владивосток! Элеонора Завидчая и Артур Раздрогин!

Аспирант живо представил, как в Тихом океане, в плавучем Дворце культуры, рыбаки в штормовую погоду, наловившись минтая, занимаются бальными танцами. Объявление остальных участников ускользнуло от сознания обладателя сокровищ, так как все внимание его приковала пара номер тринадцать.

Тринадцатая пара не впорхнула, а выплыла в зал, словно парусный фрегат в строй прогулочных яхт, которыми казались по сравнению с ними другие претенденты. Ничего упаднического не было в этой паре, только волнующая мощь Тихого океана и молодое золото восходящего солнца излучала белокурая девушка и ее кавалер. Не может быть! Неужели эта девушка из пары номер тринадцать была его утренней блондинкой? Недобежкин вцепился в нее окулярами Витиного бинокля. Да, это была она! Только неизмеримо прекраснее. Ее пышные волосы были уложены Вавилонской башней, а непоместившиеся пряди густой волной пущены по груди. Округлые руки и плечи были оголены. Пожалуй, сравнение с парусным фрегатом могло относиться только к пышному наряду блондинки. Но теперь Недобежкин уподобил бы волнующиеся складки ее наряда лазурному морю, тогда как ее самое сравнил бы с боевым линкором, оснащенным дальнобойными орудиями огромных глаз, или бы уподобил двухпалубному авианосцу, готовому нести мужским сердцам смерть от любви.

Глаза смотрели царственно, рот загадочно улыбался. Высокая, мощная шея, сильные руки говорили, что „рыбачка" не только прекрасна собой, но и физически очень сильна. Вдруг Недобежкину показалось, что она поймала его взгляд в бинокле и то, как жадно он ее разглядывает. Аркадию стало жарко от этого взгляда, молодому человеку показалось, что она его узнала. Хотя как это могло произойти, если он был, как маской, закрыт биноклем? Нет, это ему только показалось, решил он. „Рыбак" тоже обращал на себя внимание, он был чуть выше своей мощной партнерши и внешне очень походил на нее. Так что, если бы не разные фамилии, можно было бы принять их за брата и сестру. Конечно, „рыбаком" и „рыбачкой" их можно было назвать чисто условно, да и артистически-аристократические имена танцоров хоть и выдавали дурной вкус родителей, но в то же время означали, что отвращение к рыбачьим сетям их родители привили им еще с детства, позаботившись пристроить своих деток в кружок бального танца. Возможно, отец мальчика был капитаном дальнего плавания, а папа девочки — директором ОРСа, но именно мамы были инициаторшами и бальных танцев, и бальных нарядов, и этих опереточно-светских имен, и именно благодаря их энергии теперь их чада выступают в Москве на Всесоюзном конкурсе и претендуют на первое место, не занять которое могут лишь исключительно из-за интриг судейской коллегии. Судьями на этот раз были знаменитые литовцы Жилявичюсы и маститые москвичи — Чеботарский с Монаховой, которые, хоть и ненавидели друг друга, но еще больше ненавидели талантливых танцоров с периферии, но особенно страшен был Джордано Мокроусов — этот в прошлом известнейший танцор срезал новичков. Как бы ни была великолепна пара, но если она появлялась на конкурсе впервые, да еще была из областного центра, он непременно на несколько десятых занижал ей балл.

Объявили медленный вальс. На помосте появились первые шесть пар. Тринадцатой пары среди них не было.

— Элеонора, Элеонора, — повторял про себя Недобежкин имя ослепительной блондинки. — Элеонора Завидчая.

Если бы ему еще вчера утром кто-то назвал это сочетание имени и фамилии, он нашел бы его пошловатым. Но сегодня это ласково вибрирующее „л" после, 3" звучало так мелодично, „е" так мягко переходило в восторженное „о", натолкнувшись на преграду „н", перекатывалось через него вторым „о", образовывая „но", этот вечный камень преткновения любых предложений, и наконец разбивалось взрывным „р", торжествующим, как победное „ура!": „Э-л-е-о-но-рра!" Внутри него все так и перекатывалось ликующими возгласами: „Э! Е! О! О! А!" Ласковое „л" превращалось в раскатистое „р". Эллеонорра! Завидчая!

Незнакомому с тонкостями бального танца трудно определить, какая пара танцует лучше Все пары были великолепны. Пожалуй, Недобежкин обратил внимание на одну из них, на „комариков", как он окрестил Мукомолова и Соломину. Если во всех парах главной была партнерша, то в этой — главным был партнер. Он необыкновенно забавно подхватывал свою субтильную партнершу, как-то по-особому поднимал и ставил ее на паркет, тянул носки своих лаковых комариных штиблет, при этом неподражаемо втягивая воздух хоботком вздернутого носа. Аспирант даже испугался, как бы юных танцоров не дисквалифицировали; за их новаторский стиль и не прогнали с площадки. Однако он услышал хлопки и восторженные крики:.;

— Му-ко-мо-лов! Му-ко-мо-лов!

— Соломина! Соломина!

— Саша! Очень, очень способный мальчик. Они с Ирочкой — прелесть! — одобрительно произнесла очень авторитетная, крашенная чернилами дама.

— Да, Саша — просто чудо! — скупо подтвердила другая, завитая барашком седая зрительница, сидящая чуть поодаль над Недобежкиным. По лицу дамы было видно, что заслужить ее комплимент так же нелегко, как растопить на примусе айсберг, и аспирант, поняв, что одобрительные возгласы относятся к паре „комариков", успокоился. Ему даже показалось, что в этих утрированно длинных шагах, в потягивании носом и вытянутых штиблетах, по-видимому, заключается особый шарм, и, может быть даже понравившаяся ему пара не из худших.

В следующей шестерке наконец-то появилась пара номер тринадцать, которую так ждал Недобежкин. Полились звуки вальса, и здесь произошло что-то очень странное. Пара номер тринадцать заскользила в вальсе, а пять других так и остались стоять на месте, словно не слышали музыки. Пришлось давать вальс сначала. Пары закружились в танце, но необыкновенная заминка, произошедшая вначале, заставила замереть публику и впиться глазами в арену. Вторые шесть пар танцевали гораздо элегантнее, чем предыдущие. Во-первых, они образовали как бы единый ансамбль, в котором солировали Завидчая с Раздрогиным, во-вторых, в их движениях наблюдалась удивительная слаженность движений. Пара тринадцать, как флагманский корабль, руководила действиями послушной эскадры. Судьи были слегка удивлены, публика взорвалась аплодисментами. Три минуты танца пролетели мгновенно, и никто ничего не понял, ясно было только, что вторые шесть пар танцевали лучше первых. Пары в шестерках менялись, но судьи уже поняли, что, когда на паркете появлялась Элеонора Завидчая и Артур Раздрогин, в зрительном зале начиналась экзальтация. Каждый их поворот, элемент встречался гулом одобрения. Было ясно, что во Владивостоке возникла своя, совершенно особая школа бального танца, и, по-видимому, занятия в плавучих дворцах культуры на сейнерах и фабриках по переработке рыбы выработали абсолютно неподражаемый шаг и крепость в голени, виртуозную координацию движений. Только занятия бальными танцами при штормовой погоде могли выработать такую ювелирную технику движений и чувство музыки.

Объявили антракт, после которого предстояло узнать, кто же из тридцати пар допущен в финал.

Когда прошла оторопь после посещения Недобежкина, Андрей Андреевич Повалихин решил выяснить ценность прощальных подарков, которые сделал его дочери отвергнутый жених.

— Машенька, позвони Семену Григорьевичу, — попросил Андрей Андреевич. — Надо показать ему эти конфетные леденцы. Эффектная подделка.