Мария Эм - На лезвии Судьбы Страница 14

– Вик, ты дребезжишь как столетняя бабка.

«Не столетняя, а двухсот тысячелетняя», поправила Книга.

Я только присвистнула. Вот бы не подумала, что ей две сотни тысяч лет. В таком возрасте не то, что дребезжать, песок рассыпать положено.

Из кустов появился Кира – грязный, злой, ругающийся. Выглядел конь шикарно. По чистоте он не уступал мне, но в довершение картины умудрился нахватать на шкуру репья, и теперь судорожно его выдирал зубами.

– О книжке она беспокоится! – возмущался он. – А то, что я чуть шею не свернул, доставая твое сокровище, тебя не волнует?

– Кира, успокойся. Не свернул же! – примирительно сказала я. – Давай выдвигаться отсюда. Все равно спать уже негде.

– Отдых испортила, шкуру подпалила, седло потеряла. Какой с тебя толк? Одни убытки!

Это был бы не Кира, если бы он не ворчал. Не обращая внимания на брюзжание коня, я попыталась влезть на него. Естественно, с первого раза не вышло, а второго могло и не быть, если Кира встанет в позу.

– Еще и на спину лезет, нахалка! – искренне возмутился летун, но все-таки присел.

За что я его люблю, так это за то, что поворчит, поворчит, а потом все равно сделает, что надо. Очень уж мне тогда не хотелось хрустеть штанами по лесу, да еще и ночью. Вику я пристроила в сумку, которую за неимением седла пришлось перебросить через плечо.

– Только не забывай, что седла нет, – на всякий случай предупредила я коня. – И лети лучше над рекой. Безопаснее будет. В воду падать всяко мягче, чем на землю. Если чего заметишь, не кидайся, пожалуйста, резко в сторону, предупреди сначала.

– Не переживай ты так. Я же говорил, что мне не хватает этой, как ее, практики полетов с всадником. Вот и будем учиться, – оптимистично заявил конь и, надо отдать должное, плавно пошел на взлет.

Глава 6

Бытовая травма – на голову свалился незваный гость.

Полночи мы летели над рекой, приноравливаясь друг к другу. Одно дело по земле скакать, и совсем другое – летать. Пришлось заново учиться понимать друг друга.

На Кире я езжу уже лет шесть. Полугодовалый жеребенок остался мне от отца, но был довольно быстро оприходован «доброй» тетушкой. Полное Кирино имя звучит очень красиво, но труднопроизносимо – Киренсаберм. И откуда только папа брал такие имена? С моим, кстати, тоже намудрили.

Седлать Киру собирались не раньше, чем в два года, чтобы не сбить жеребенку спину, но судьба решила по-своему. Отца не стало, а Марфа с животными не церемонилась, считая их чем-то неодушевленным. По счастью, Киренсаберм – язык сломаешь выговаривать – оказался крепким субъектом, и спина его не пострадала.

Объездить его оказалось целой проблемой. На коня не успевали сесть, как тут же оказывались в грязи. Целую неделю у деревни была ежедневная потеха «оседлай Марфиного коня». Даже воскресные ярмарки не вызывали у народа такого воодушевления. Все, от мала до велика, пробовали хотя бы забраться на Киру. На площади через пару дней даже соорудили подобие загона, чтобы конь не убежал вместе с особо цепким седоком. А бывали и такие случаи, когда какому-то счастливчику удавалось-таки взгромоздиться в седло. Например, соседского мальчишку вылавливали из болота в версте от деревни. Нашли его, правда, быстро – орал на всю округу, как потерпевший.

Филимону, соседу нашему, тоже посчастливилось прокатиться. Этого обнаружили в соседнем селении, за десять верст от Болотинки, до которого тот, как взобрался, так и ехал задом наперед на потеху лесным обитателям. Потом Филимон рассказывал, что конь довез его до околицы и встал, как вкопанный. Сбрасывать его Кира не стал, видимо, из уважения к почтенному возрасту (а зря). Стоило только этому престарелому любителю юных дев кулем скатиться на землю, как конь громко заржал и, развернувшись, помчался к лесу, обильно обдав дедушку грязью из ближайшей лужи.

Через наскоро сбитый на площади забор Кира прыгать не стал из принципа, зато нашел новый способ веселить толпу: он скакал, брыкался и вертелся до тех пор, пока наездника не укачает. А скакал он, надо признать, быстро, прямо как быки в заморской забаве со странным названием «родео». Ну, не артист ли? Теперь уже Болотинковцы ставили, не на то, кто залезет, а кто сколько продержится. Обычно, результат был полторы минуты. Рекорд поставил Аким (первый парень на деревне) – пять минут ровно.

Через пару дней Кире надоело и это развлечение, теперь он решил падать вместе с всадником. Желающих объездить-таки коня резко поубавилось. Кому охота ноги ломать?!

За неделю этого цирка односельчане собрали в шапке десять серебряных монет – большая сумма для деревни – и обещали ее тому, кто сможет обуздать этого копытного монстра. В противном случае Марфа грозилась через месяц-другой, как подрастет побольше, забить Киру на колбасу. Это обстоятельство немного прибавило боевого духа (непонятно, правда, было, что больше заинтересовало народ: денежки или дармовая колбаска), но ненадолго. После первых травм люди решили – а ну все к лешему, здоровье дороже. Поэтому, когда на арену вышла я, они лишь тихо посмеивались и ехидно перешептывались. Я подошла к Кире, и все выжидающе замолчали в предвкушении красивого «полета ведьмы без метлы». Но я не стала сразу лезть ему на спину, а сначала спросила:

– Можно?

Конь недовольно покосился на меня, но остался стоять на месте. Приняв это за знак согласия, я, еле дотянувшись до стремени, неуклюже вскарабкалась ему на спину. Кира тут же повернул голову и ехидно заржал. Толпа оживилась. Со всех сторон понеслись свист и улюлюканье, я же строго посмотрела прямо в глаза коню и предупредила:

– Только попробуй!

Из уст двенадцатилетней девочки звучало, конечно же, очень грозно, о чем мне тут же и сообщили, привстав на дыбы. Я схватилась за гриву и удержалась, но всерьез скидывать меня и не планировали, иначе быть бы мне уже в пыли под копытами. Гордо проигнорировав конский демарш, я серьезно заговорила с ним, объясняя азы:

– Смотри, Кира, повод влево – ты налево, повод вправо – ты направо. Если я поддаю тебе пятками по бокам – ты идешь, еще раз – быстрее идешь, еще раз – бежишь. Договорились?

Конь тихо фыркнул и… поддал задом. Толпа на площади разразилась издевками и пожеланиями приятного полета, но ничего не произошло. Народ удивленно затих, а я, осмелев, слегка поддала коню пятками. И Кира послушно пошел! Мы долго кружились по загону, привыкая и учась понимать друг друга. Так я заработала свои первые десять серебрушек. На три я купила добротную сумку из черной кожи, еще пару оставила в Горбунках, а остальные спрятала, и теперь они весело позвякивали в этой самой сумке. После того случая меня начали за глаза кликать ведьмой, коситься из-за угла и по тринадцатым числам (особенно в пятницу) обходить стороной. И, как оказалось, не сильно-то они и ошибались.

Минули те времена беззаботного галопа через болото, а что еще можно ожидать от деревеньки со столь говорящим названием. Теперь мы летели над рекой в ночи. После краткого обсуждения некоторых моментов, как то: команды и предупреждения вверх-вниз, влево-вправо, общение друг с другом в городе, селе и т. п., дело пошло на лад. Кира летел мягко и легко, на ходу отрабатывая навыки полета без потери меня.

Он то опускался почти до самой воды, то взмывал над деревьями так, что река превращалась в тоненькую серебряную ниточку. Я же любовалась дивными пейзажами ночного леса: полная луна давала достаточно света. Зрелище не для слабонервных, скажу я вам, но в нем тоже есть своя прелесть.

Как сильно преображается весенний лес ночью. Зеленый и коричневый сменяются серым и черным. То, что днем было просто малиновым или чернорябиновым кустом, ночью обретает иную форму, становясь чутким стражем, хватающим незваных гостей ветками за одежду. Деревья будто бы специально раскидывают разлапистые ветки пошире, чтобы преградить дорогу незнакомцам. Всюду снуют мышки-норушки и другие мелкие ночные грызуны, создавая жутковатый шорох, напоминающий крадущиеся шаги. Ухают совы, предупреждая лесных обитателей, что на их территорию вторглись чужаки.

В этом и было основное отличие ночного Глухого леса от дневного. Днем он словно приглашал идти дальше: всюду на пути попадались ранние цветы, кусты малины, смородины, крыжовника, пели птицы; в то время как ночной лес нас, вроде, и не отталкивал, но и не поощрял путешествие.

Заночевать решили на полянке, где пришлось сделать остановку по надобности, до рассвета оставалось всего несколько часов, и, хотя мы никуда не спешили, я поднялась довольно рано: совсем не хотелось терять еще полдня.

Попытка подняться окончилась плачевно, ноги не шевелились. Совсем! Первый приступ страха вскоре сменился истерическим смехом, когда я поняла, в чем дело. После ночного барахтанья в грязи штаны просохли и окончательно окаменели.

Вот Кире повезло: с его шкуры любая грязь, лишь высохнув, соскальзывала как по маслу. Пришлось по-пластунски, на брюхе, ползти к реке и отмокать, чтобы снять одежду. Хотя одеждой это было уже трудно назвать: цвет неузнаваем, фасон – тем более; даже половая тряпка после десяти лет непрерывного использования лучше выглядит. Отмокло это дело только минут через десять, за которые я успела окоченеть. В отдалении от Источника вода быстро остывала, и даже сухая одежда не помогла избавиться от мелодичного постукивания зубами.