Эленора Валкур - Ледяная королева Страница 18

Парни, в общем-то, ни в чем не виноваты. Обращались крайне вежливо, даже руки связывать не стали, только убедились, что блокираторы в порядке. Так мы и двигались: один впереди, я посередине и двое сзади.

В тюремном коридоре меня приветствовали свистом и аплодисментами – ну, это кому как мой вокальный концерт вчерашний пришелся – по вкусу или не очень. Маленькие зарешеченные окошечки в дверях камер позволяли поклонникам разглядеть своего кумира и сказать ему все, что накипело. Так что я даже задержалась на несколько капель и картинно раскланялась. Конвоиры вежливо покашляли, и я гордо двинулась дальше.

У суровых укрепленных дверей на выходе опять остановились, дежурный выписывал пропускные бумаги. И вот, наконец, после гнусной тошнотворной вони, к которой я уже начала привыкать, глоток свежего воздуха!

Рассвет только занимался. Деревья в замковом дворе уже подернулись золотым налетом осени. Стояло тихое и теплое утро. День обещал быть ясным – если бы я действительно собиралась умереть, он бы мне очень даже подошел.

Мы направились к Северным Воротам. Примечательно, что прислуга, обычно шнырявшая по всему двору, куда-то вдруг подевалась. Только молчаливые гвардейцы несли свой пост на воротах. Они взглянули на меня с брезгливой жалостью и с усилием распахнули настежь кованые тяжелые створки.

Внутрь сразу ворвался многоголосый шум с площади, до того казавшийся всего лишь отдаленным тихим, но назойливым гулом. Надо же, я совсем забыла! Помимо защиты от магии (почему Дайон и не смог точно определить мое местонахождение – стена глушила магический поиск) вокруг замка еще стоял звукоизоляционный экран.

Правда, здесь имелось несколько голосовых порталов, но они работают по другому принципу, с использованием каких-то «электромагнитных волн», которые магическим путем преобразовываются в самом приборе, поэтому глушилки на них не действуют.

Мощеная щербатым булыжником старая дорога бежала вкруг замка, постепенно спускаясь серпантином вниз с холма, и упиралась она, понятно, в площадь Свободы, куда как раз выходят резные арки окон и широкие балконы западной стороны королевской резиденции. Сегодня по случаю торжественной казни балконы украсили государственными стягами и флагами с фамильным гербом Ростонов – на золотом фоне высилось могучее цветущее дерево, которое как раз сегодня планировали вырубить под корень…

Путь наш оказался тернист – так как ретивые сочувствующие граждане, розысками которых, скорее всего, уже занялась Тайная Гвардия, с утра успели усыпать всю дорогу алыми и белыми розами – они красивые, но все же колючие…

Я улыбалась, приветливо махала рукой и посылала воздушные поцелуи неистовым народным массам, а мои конвоиры и стража в оцеплении упорно делали вид, что все так и задумано, то есть держали каменно-невозмутимые физиономии.

Люди в толпе, конечно, попадались разные. До меня долетали возгласы с угрозами и даже пару раз с проклятиями, но в основном народ радостно рукоплескал моим поцелуям, в общем, начало представления было положено.

Наконец, меня вывели на круглую мощеную площадь по широкому проходу среди огромного скопления людей. Наверно сегодня на площадь, где обычно проходили городские праздники и различного рода торжественные мероприятия, стянулись все жители города вместе с населением окрестных деревень. Яблоку было упасть негде.

Прямо в центре на помосте возвышалась замечательная новенькая виселица. Она приятно пахла свежим деревом, а помост оказался достаточно высоким и напоминал сцену. Как раз то, что нужно для моего финального выступления.

Палач в балахоне из грубой ткани переминался с ноги на ногу, видимо, соскучился по любимой работе, и ему не терпелось к ней приступить. Его лицо скрывала плотная маска, но я отчетливо разглядела аккуратную бородку и красный шелковый шейный платок (палач у нас модник?).

На главном балконе уже восседал дядюшка в широком кресле с золотыми подлокотниками, обитом алым бархатом. За ним рядами по трое на высоких стульях расположилась компания особо приближенных. Уж не знаю, кто они такие, но рожи у всех нахальные и беспринципные.

Далее сидели министры тиольской национальности в праздничных камзолах с орденами, которыми их успел наградить Скионт (интересно, за какие такие заслуги?). А по левую руку в кресле чуть более скромном, чем дядюшкино, глупо улыбалась очередная смазливая фаворитка, которая ему во внучки годится.

Пока я разглядывала балкон, ко мне на помост не без усилий поднялся щупленький дедок со свернутым пергаментом в руке. Судя по объему последнего, список моих прегрешений столь велик, что мальчики-писари старательно переписывали их, вероятно, всю ночь напролет, чтобы успеть к назначенной утренней чашке.

Дедок, он же прокурор, смерил меня неприязненным взглядом, откашлялся и, дождавшись тишины наконец громко огласил:

– Граждане Ростона! Сегодня мы собрались в столь раннюю чашку, чтобы свершить правосудие. Перед вами та, кто посягнул на святое, кто оскорбил наши чувства и память. Мы все скорбим о великой потере, что постигла нас не так давно. Еще не затянулись наши раны. Но вот уже появляются те, кто смеет издеваться над тем, что нам дорого и свято. Итак.

Старичок развернул пергамент, конец которого упал ему под ноги, снова прочистил горло и зачитал:

«Мия Погорельская, представшая сию чашку пред народом Ростона, обвиняется в совершении тяжких преступлений перед государством Ростон, и вина ее безоговорочно доказана (кем и когда, интересно?).

Мия Погорельская обвиняется:

1. В разжигание национальной розни (когда это я успела?).

2. В попытке государственного переворота (разумеется!).

3. В подлоге. Она выдает себя за иное лицо, ныне покойное, в целях незаконного захвата власти. (А почему не уточнили, за КОГО именно я себя выдаю? Побоялись, что в толпе найдутся мои знакомые и сами сделают неподходящие выводы?).

4. В покушении на жизнь и здоровье государя нашего Скионта Третьего (ну, это они поторопились, покушаться на него я начну только через несколько делений).

По совокупности и тяжести совершенных преступлений, согласно действующему Закону государства Ростон, Мия Погорельская должна быть казнена четыре раза тремя разными способами. Но наш король Скионт Третий милосерден. Поэтому Мия Погорельская приговаривается к казни через повешение».

Толпа сдержано загудела, обсуждая услышанное. Старичок поднял руку, чтобы все замолчали. И в установившейся вновь тишине закончил:

– У Приговоренной есть последнее слово? Нет? Ну и отлично! Начнем!

– Э, стоп-стоп! У меня есть последнее слово! – заорала я как можно громче, чтобы все услышали. – Если казните, не дав мне раскаяться в преступлениях, ваша душа будет навек проклята! Не забыли еще заветы Несущего Свет?

– Э… – дедок занервничал и растерянно зыркнул на балкон.

Скорее всего, приказ был вообще не допускать, чтобы я открывала рот. А теперь у него нет выбора – лиши он последнего слова приговоренного преступника, и толпа сметет все на своем пути: и обвинителя, и палача, и эту хлипкую деревянную конструкцию. Поэтому дядюшка снисходительно кивнул, и прокурор недовольно буркнул:

– Хорошо, Приговоренная, у тебя пять делений!

Ну, мне-то хватит и трех…

– Народ Ростона! – обратилась я к благодарным зрителям, затихшим в ожидании моего последнего слова. – Хочу пояснить «злые» деяния, что мне здесь приписывают, и причины моего поведения, как это позволено нашими древними и мудрыми законами. Перейдем, пожалуй, непосредственно к пунктам обвинения, чтобы не тратить зря ваше время, а также драгоценное время многоуважаемого палача.

Я театрально поклонилась последнему, на что палач яростно зашевелил желваками.

– Итак. Пункт первый. Разжигание розни. Да, признаю себя виновной, так как считаю, что жрецы Тиоль-Тунна не имеют права управлять нашей страной! И никто не убедит меня, что я не права!

Народ скромно поддержал меня отдельными одобрительными возгласами, которые быстро погасли. Прокурор заметно скис. Дядюшку я не видела, но гарантирую, что ему не понравилось.

– Пункт второй. Попытка государственного переворота. Да, признаю себя виновной по этому пункту, хотя я ничего еще не успела сделать. Но меня нельзя упрекнуть в том, что я не готовилась к перевороту, хотя бы морально! Вынуждена перескочить третий пункт, к нему мы еще вернемся, и перейду сразу к четвертому. Признаю себя виновной в покушении на жизнь короля!

Народная масса всей площади слаженно ахнула, и наступила действительно гробовая тишина, разве что птички продолжали беззаботно чирикать, перепрыгивая с веточки на веточку двух старых ясеней, что росли на площади. Солнышко поднималось все выше, согревая и вдохновляя, и я продолжила.

– К сожалению, по этому пункту я так же ничего не успела еще совершить, но постараюсь наверстать упущенное при первой возможности! Что касается третьего пункта о якобы подлоге. Вас уверяют, что я выдала себя за иное лицо. Почему же многоуважаемый прокурор не уточнил тогда, за КАКОЕ именно лицо я себя выдаю? Люди Ростона! Слушайте, смотрите и передайте своим друзьям и знакомым. Я – действительная Наследница Стихийных Драконов, Ясмия Винток Ростон, ваша законная королева! И если в том состоит моя вина, то да, я – виновна!