Роман Буревой - Призвать дракона Страница 2

Тем временем вслед за хадхом в незапертые ворота уже ломились загорелые парни в лохмотьях, вооруженные кто чем, кто кривым кинжалом, кто алебардой, а кто попросту топором – остатки северной армии, разбитой в начале лета и – как все были уверены в долине – выловленной и обезвреженной гвардейцами и королевскими стрелками. Только теперь выходило, что выловили далеко не всех.

Началась рубка, а вернее, сумбурная давка и свалка. Если бы не Марк, Радомиру пришлось бы туго. Потом рядом очутилась Елень, сама уже с луком и при мече, в легких доспехах из пластин хадха, успела, значит, сгонять в арсенал. Второй доспех она швырнула брату и выдохнула сквозь сжатые зубы:

– Не ссы!

Ах, Елень! Елень! Лучшей старшей сестры Рад и представить себе не мог! Она закармливала его марципаном, тайком пробиралась в кладовку, когда бывал Рад наказан и заперт, приносила яблоки и ветчину, тренировалась с ним на мечах и копьях, и в езде верхом. Она скрывала его промахи, хвасталась успехами, стреляла из лука лучше мужчин, и еще – позволяла таскать себя за косы (если не сильно) и никогда не сердилась.

Радомир сунул руки в проемы доспеха, Елень хлопнула его по спине, скрепляя застежку, вторым хлопком водрузила на голову шлем. И вовремя. Едва забрало опустилось, закрывая лицо, как пущенная северянином стрела ударила в щиток и раскололась.

– Двое со спины хадха стреляют по очереди! Рыжий в шлеме, он без доспехов, – голос Елень из-за забрала звучал сдавлено, глухо. – Можно залепить ему в шею. Второй, смуглый, в доспехах, надо послать бронебойную в лоб – пластину не пробьет, но оглушить может. Я беру рыжего. Ты – второго! – Елень натянула лук.

Что творилась справа и слева, Радомир не ведал. Знал только, что за спиной – пустые бочки и, значит, со спины опасность не грозит. А еще он видел хадха, слышал визг, крики, скрежет металла. И все еще бился в истерике колокол на башне.

Рыжий высунулся из-за прозрачных пластин первым. Стрела тут же вонзилась ему в шею и прошла навылет, Елень, как обычно, не промахнулась. Убитый стал сползать с укрепленного на спине чудища седла, оставляя кровавый след, но зацепился сапогом за гребень и повис. Напарник рыжего только чуток сверкнул макушкой шлема и тут же затаился. Хадх размеренно шагал дальше и был уже рядом.

Радомир схватил моток веревки, что лежал рядом с бочками и ринулся вперед. Елень тут же помчалась следом. План был прост: закинуть петлю на гребень хадха и успеть вскарабкаться, пока затаившийся наверху стрелок не заметил опасности. Заметить он все должен был почти сразу – пластины-то прозрачные. Как только петля обхватила гребень и Рад, перебирая руками и отталкиваясь ногами, полез наверх, стрелок кинулся к нему. То есть подставился под удар. Острый глаз Елень приметил не только щель между пластинами чудища, но и щель в доспехах на плече северянина, и стрела, пропев свою привычную песню «крови!», тут же впилась в тело. Когда Радомир очутился наверху, парень корчился от боли, пытаясь вытащить застрявший в кости наконечник. Радомир полоснул мечом, но клинок лишь зазвенел рассерженно, отскочив от брони. Тогда Радомир ударил северянина в незащищенное бедро, рассекая плоть до кости. Ударил два или три раза, пока Елень карабкалась по веревке наверх. Вдвоем брат с сестрой спихнули тела убитых стрелков вниз, уселись на скользкое от крови седло и взялись за луки. Каждая стрела Елень находила жертву, Рад все больше мазал, но троих (не меньше) он сумел подстрелить.

– Хадх наш! – кричала Елень дерущимся во дворе.

– Хадх наш! – вторил ей Рад.

Он ухватился за ременный повод и стал разворачивать неповоротливую тушу – назад, к воротам, чтобы перекрыть поток нападавших.

У северян почти не имелось стрелков – они надеялись на длинные и отлично выкованные мечи, но ни одна сталь на свете не могла пробить броню хадха, и теперь перешедший под чужое начало зверь давил с тупым равнодушием своих прежних хозяев. Стрелы у брата с сестрой вскоре закончились, но Лугор догадался привязать к веревке, что по-прежнему болталась на боку зверя, два полных колчана, и Рад втянул их наверх. В него тут же принялись стрелять – и не только чужаки, но и свои, не успевшие в пылу драки разобрать, что к чему. Две стрелы достигли цели, одна больно ударила в грудь, не пробив доспеха, вторая оцарапала обтянутую перчаткой кисть руки.

Хадх тем временем уже дошагал до ворот. Здесь монстр порезвился на славу. Радомир дергал повод то вправо, то влево, не давая новым бойцам проникнуть во двор, а Елень, оборотясь назад, стреляла, методично выбивая одного за другим бойцов северян. Лугор, все еще без доспехов, но вооружившийся двумя трофейными мечами, косил мародеров направо и налево. Марк, хоть и старший, но куда более слабый и мелкий (разумеется, в сравнении с Лугором), дрался рядом с отцом, прикрывая того щитом из брони хадха. Старшая сестра Анна посылала стрелу за стрелой из окна. Надо полагать, что стрелы подносила ей мать, а может и сынок, шустрый и ловкий карапуз шести лет.

Удача уже клонилась на сторону князя, самое время было мародерам отступать и спасаться бегством, потому что во дворе их уничтожали хладнокровно и методично, да и со стен били стрелами охранники и фермеры-долинники, что привезли яблоки в усадьбу, но попали не к столу с яблочными пирогами и сидром, а на кровавое пиршество.

«А ведь пироги в печь наверняка поставили, сгорят», – подумал несвоевременно Рад, и жаль ему стало до слез, что не будет ни ужина, ни пирогов, ни веселых шуток отца за столом, ни песен барда под простенькую мелодию лютни.

Как раз в этот миг, когда Рад отвлекся на мысли о пирогах и несостоявшемся ужине, кто-то из северян, сообразительный и ушлый, поджег сено на повозке, что застряла во время атаки на дороге недалеко от усадьбы. Пламя вмиг охватило возок, лошадь встала на дыбы, пытаясь выломиться из оглоблей, но северянин хлестнул ее изо всей мочи кнутом и погнал к воротам, на хадха. Хадх – животное спокойное, флегматичное даже, но огня боится до дрожи во всех четырех могучих коленках. Едва дым ударил чудовищу в широкие ноздри, как тот взревел, подался назад, давя сражавшихся без разбору, и вскинул голову, несмотря на то, что Радомир натягивал повод, терзая несчастному монстру губы в кровь. Под шеей у хадха есть незащищенная броней ямка, с нежной розовой кожей, только туда его и можно поразить и только если зверь задерет голову к небу. Как только страшная тварь задрала голову и сделалась уязвимой, несколько стрел и копий, и даже брошенный умелой рукой меч впились в лоскуток незащищенной кожи. Хадх стал валиться. Кренился он медленно, как огромная падающая башня, Радомир с Елень успели соскользнуть без труда. Лугор подоспел к ним и прикрыл младших двумя вращающимися клинками, и все они отступили к отцу и Марку.

Опять весы удачи качнулись в сторону северян. Качнулись и замерли: князь и его люди бились славно, не толпе мародеров было сладить с мейнорцем и его сыновьями.

Но странно вдруг зазвучал колокол – каждый удар его начал двоиться, и стоило только языку призывно ударить в колокольную медь, как тут же из-за стены отвечал усадебному колоколу другой – гудящий низко, протяжно, от этого звона мурашки бежали по спине, и холодный пот выступал на лбу.

Князь внезапно покачнулся, потом ухватил младшего сына за руку и приказал:

– Беги к калитке. Пробирайся полем к Герберту за подмогой. Лети как ветер!

В самом деле надеялся князь, что подмога успеет, или решил хоть одного из сыновей спасти и отправить в законное бегство с поля брани? Почудилась Раду в тот миг в голосе отца обреченность.

– Но как же! – растерянно забормотал Радомир, справедливо полагая, что его лук и его меч что-то да значат в этой свалке.

– Беги! – прорычал князь. – Зови помощь!

Приказа отца Рад не посмел ослушаться. Только на прощание ухватил Елень за плечо и выдохнул:

– Держитесь!

– И ты держи! – она рванула с шеи золотую цепочку и вложила брату в ладонь медальон из молочно-белого камня с зеленым знаком внутри.

– Тиму отдать?

– Нет, ты держи… Ты!

Радомир кинулся к тайной калитке, что выходила на обрыв, где никто не мог его подкараулить, соскользнул вниз, прямиком в ров, в два гребка рассек зеленую стоячую воду, ринулся на склон, стал карабкаться наверх, оскользнулся, сполз на пузе, снова полез, уже осмотрительнее, цепляясь за корни и траву, и, оказавшись наверху, не оглядываясь, понесся полем, будто надеялся выиграть ежегодное состязание на Белой дуге. Легкие разрывало, воздух резал гортань невидимым ножом, в боку застрял тупой клин боли, а Рад все бежал и бежал – прямиком через поле, потом по дороге, бежал и видел впереди облако пыли и, лишь добежав до него, понял, что это отряд Герберта в полсотни клинков из домочадцев, слуг и фермеров спешит на дальний призыв тревожного башенного колокола.