Елена Белова - Вампир… ботаник? Страница 2

Может, попьют и успокоятся?

Глаза мигнули, и мне на лоб опустилось что-то прохладное. Хорошо. И колючки унялись.

– Пожалуйста… я хочу ежика… серого…

Но тут рядом кто-то начал курить, горьковатый дым вился у лица, и в нем пропали не только ежики, но и все остальное.

– Я не понял, что она девушка, – сказал самый крупный ежик – уже серый. – Рост и фигура… Подумал, это опять выходка Даиза.

Подумать только, у ежей тоже имеются девушки… уже смешно.

– Возможно, так оно и есть. – Второй еж был маленький, а голос мужской, почти бас. – Тогда в ней должен быть скрыт какой-то изъян.

– Еще какой-то? – послышался горький смешок.

– Я имею в виду существенные недостатки, энчелесто. Ядовитая кровь, или слабоумие, или…

– По сравнению с той коровой недостатки не так существенны. По крайней мере, хоть какая-то возможность сохранить лицо…

Я представила корову с лицом, причем сохраненным. Подтяжку корова делала, что ли? Да что за траву они курят?

– Просыпается. Перелом или ушиб, энчелесто?

– Ушибы. Позвоночные сочленения и голова…

– О! Можно провести опыт. Премудрый аргенти Ченцио ставил подобные на раненых и утверждал, что вкусовые качества их крови…

– …замолчи…

И опять горький дым, в котором тонули и голоса, и свет.

Разбудило меня рычание. Я поднялась, озираясь по сторонам, выхватила глазами полутемную незнакомую комнату… беленые стенки с каким-то орнаментом поверху, занавески, будто наплывающие слоями друг на друга… несколько солнечных пятен на полу, тускловатых, видных, будто сквозь чешую… странную свечку у кровати, толстую, длинную, в бело-синюю полоску. От нее и шел тот горьковатый дым, пропитавший насквозь мою подушку.

И никаких зубастиков… В смысле, никого, кто мог бы рычать. Почудилось, что ли?

Р-р-р! По комнате снова прошел рык, и на этот раз никаких сомнений уже не было: рычало у меня в животе.

«Есть хочу! Тр-р-ребую! Жр-р-рать!»

Последний раз так хотелось есть на трижды проклятой кефирной диете. Я тогда готова была сырые пельмени слопать, но их тоже не было, сама ведь из квартиры все вынесла, чтоб не сорваться. А однажды среди ночи проснулась посреди роскошного сна про гамбургеры и поняла, что уже успела соорудить свое счастье из листа кактуса и аквариумной рыбки… Ну и глаза у нее были, у бедняги, голод отбили в момент. Рыбку потом еле откачала и от греха подальше подарила ботаничке Люське из соседнего подъезда.

А сейчас бы не подарила. Сейчас, по ощущениям, я бы слопала несчастного карасика вместе с хвостом и плавниками. И с чешуей!

Хищно обвела глазами комнату… Взгляд наткнулся на котенка. Того самого. Толстенького такого… шоколадного. Не знаю, что там кот прочитал у меня на лице, но шерсть на нем мигом стала дыбом.

– Р-р-р! – еще раз включился живот, приказывая не тормозить, а быстро загрузить в него подходящую еду.

– Миу! – возмущенно отозвался котенок и, подхватив с пола что-то мелкое, нырнул под занавеску. Оттуда тут же поплыл очень знакомый запах… печеное. Хлеб или пироги или… да что угодно!

Желудок словно воспарил над кроватью и поплыл к двери. Вместе со мной, если, конечно, «воспарил» сюда вообще подходит.

Я наскоро глянула, что на мне надето – что-то типа ночной рубашки, только темной (прощайте, джинсы!), с пояском. И рванула следом.

Дверь под занавеской была вроде не совсем обычной – по толстому дереву тянулись железные полосы. Но даже если бы она сейчас сверкала золотом и бриллиантами, я бы все равно там не задержалась. От голода в прямом смысле мутило.

Коридор темноватый, расписной. Что там в росписи, не спрашивайте – просто покажите, где тут кухня!

– Миу! – жалобно мяукнул котенок. О… я его в угол загнала, оказывается. Возле двери, откуда пахло едой. Еще немного, и я бы его этой дверью просто смела. Молодец, что мяукнул, кис, а теперь испарись отсюда, пока мои окосевшие мозги не приняли тебя за шоколадку.

– Миу! – повторил котик, и маленькая лапка выдвинулась, подсовывая к моим ногам… мышь. Дохлую мышь, вы подумайте!

Я оцепенела. А кис довольно мурлыкнул и утопал, пока у меня не прошел ступор.

Это что, это он со мной едой поделился? Или откупился?

Твою швабру!

Кухню я так и не нашла. Просто не дошла туда. Зато нашла Их!

Булочки. Даже не так. Булочки!

Румяные… золотистые… мягкие… полная корзинка!

Р-р-р!

Я запустила руки в корзину, ухватила в каждую по булке и забыла о мире на пять минут. Мягкое тесто, ароматное, нежное, с тоненькой прослойкой варенья или фруктов… Ням, наслаждение.

Но мир о себе быстро напомнил. Сначала в глубине дома что-то негромко бумкнуло и зазвенело разбитое стекло, потом пополз дымок – такой… химический.

Пожар? Пойти глянуть, что ли?

Бур-р-р-р-рл! – обозлился живот. Наверное, испугался облома. И я решила, что пожар подождет.

– Ты встала.

Голос ледяной. Будто сосульку за шиворот уронили. Хозяин. Принесло ж его… не вовремя. Там в корзинке еще пять булочек осталось…

– Положи еду на место.

Опять сосулька. Ну, мы еще посмотрим… Обернулась и нагло запихала в рот булку из левой руки. Слова «фиг-тебе-рабовладелец» пришлось пока отложить. Ну, пока не прожую.

Вампир-рабовладелец застыл у стены. Ручки на груди сложил и стал на меня смотреть, как на гусеницу в салате. А лицо-то, а лицо… приснится – заикой останешься. Что у них за манера тут себе лица раскрашивать? Индейцы с боевым макияжем по сравнению с местными отдыхают!

– Значит, все-таки глупая, – кивнул мой хозяин. – Ясно. По-ло-жи еду.

Да пошел ты!

Черные глаза сузились. Какие странные… черные сплошняком, без точек… или золотые? Светились… они светились! Выросли. Заполнили все. А комната наполнилась шорохом и шепотом.

Хозяин… приказ… исполнить… приказ… положить…

– Довольно.

Что-то несильно ударило по щеке, и наваждение развеялось. Блин, вместе с булочками! Даже с корзинкой… Только глаза никуда не делись – просто стали меньше и снова почернели. И смотрели – Снежная королева померла бы от зависти.

– Три сосульки – многовато, – пробормотала я, прислушиваясь к ощущениям за шиворотом.

Вампир презрительно скривился.

– Я так и думал. Понятно, – раздельно проговорил он. – Иди… пойдем… вот сюда-а…

Мне показалось или он правда разговаривал со мной как с полной идиоткой? Нет, точно! Не хватало только «молодец-хорошая-девочка» – и картина будет полной!

Ах, ты… но прежде чем я успела подобрать слова, рядом уже замаячила знакомая дверь.

– Эй!

– Не выходи, пока я не вернусь. Вот твоя еда, кстати…

И в руках оказалось что-то холодное.

Очнулась я рядом с полосатой свечкой. Присела на низкую постель… В руках – высокая кружка с чем-то белым.

Это то самое? «Твоя еда»? Я принюхалась…

Твою швабру!

В кружке обнаружился кефир.

Ненавижу вампиров…

Пятнадцать минут я убила на обследование комнаты. Ну, нечего там было обследовать, если честно. Стенки да кровать, а еще свечка полосатая, потушенная. У двери зеркальце. Может, до меня тут жила феечка из «Питера Пэна», потому что лично я в это зеркало могла увидеть только нос и глаза, и то не одновременно. Больше в комнате ничего и не было, кроме моих джинсов у занавески.

Занавески отодвинула – без толку, перед окном (узким, только кошке пролезть или той самой феечке) сплошная стенка из зелени. Кусты зеленые, деревья зеленые… и тоска такая же самая. Зеленая.

Вот же влипла. Вот зачем я ту штуку в парке полезла трогать?

Тренер сколько говорил: жизнь молодого сумотори подобна бытию новобранца в армии: обязанности, достойное поведение и еще раз обязанности. Всякий, решивший посвятить себя сумо, должен добровольно отказаться от множества мирских удовольствий… и прекратите жевать в неположенные часы, Дари-сан!

Что? Ну да. Занималась я сумо, борьбой для людей повышенного веса и силы… не очень долго. Ояката (наш наставник) сначала только ахал и восторгался «крупным подростком», а потом пилить стал. Мол, современная молодежь чересчур избалованная. Начинающим недостает упорства. Не понимают они, что сумо – прежде всего работа. И так далее. И прекратите, наконец, портить рацион жареной картошкой, Дари-сан!

Эх. Лучше б я рис жевала. В этом мире кормежка похуже японской кухни.

Хотя… булочки…

Булочки. Эта раскрашенная зараза отобрала у меня корзинку. А там еще точно оставалось несколько штук. Я ведь всего пару-тройку успела приговорить.

Пометалась по комнате. Отвлечься было нечем: ни телевизора, ни компа, ни мобилки, журналов, и тех нет. Булочки кружились перед глазами, как в рекламе, а вместо музыкального сопровождения выступал живот с очередным дурацким бурчаньем.

Я мстительно залила в него кефир и завалилась на кровать.

Скотина, ненавижу, всю жизнь мне испортил! Лет в тринадцать, когда сообразила, в кого превращаюсь, так сколько я старалась, сколько диет перепробовала, сколько часов в тренажерке проторчала. И все без толку. В какой-то момент, когда этой скотине надоедало бурчать, у меня мозги как выключались, и бац – уже стояла у какой-то палатки с шаурмой или в «Макдоналдсе» пятый гамбургер наворачивала. И все по новой. В школе пальцем тыкали, продавщицы в магазине «одежда для полных» тайком хихикали и показывали, где самая просторная примерочная, парни шарахались… и полная безнадега.