Павел Шмелев - Истории Дальнего Леса Страница 26

Но вот однажды, когда за окном вьюга уже репетировала свою новую новогоднюю песню, а хозяин, прихватив Ки, уехал отмечать Рождество к дальним родственникам, было ей особенно тоскливо и одиноко. Начинался сезон веселых новогодних праздников и бесшабашных гуляний, а Джейн оставили одну грустить в тишине огромного кабинета. Она знала, что ни хозяина, ни Ки долго не будет, и именно в этот день Джейн решила наконец позвать итальянцев и познакомиться с ними поближе. Она призывно заскрипела пружинами. Раскачивая шестеренки вправо и влево, она издавала нежную и призывную мелодию любви. Уж очень одиноко ей было среди всеобщего ликования по поводу начинающегося главного зимнего праздника. Итальянцы, мастера по этой части, тотчас догадались, о чем поскрипывала Джейн.

— Уж не хотите ли познакомиться с нами поближе? — прозвенели ключи, ударяясь друг о друга и посылая отражение ярко горящей люстры прямо к Джейн.

А Джейн, меж тем, вся светилась изнутри и призывно скрипела всеми своими пружинками все сильнее и сильнее. Уж так ей хотелось сблизиться с красавцами-итальянцами!

— Давно я ни с кем не знакомилась. Да и некогда мне. Всё работа да работа, — скрипела пружинками Джейн, и весь ее механизм призывно щелкал и позванивал.

Симпатии довольно трудно скрыть, и уже скоро один итальянский ключ подобрался совсем близко к Джейн, как бы намекая, что совсем не прочь пощекотать ее пружинки. И Джейн была совсем не против. Никто не предупредил Джейн, что красивые ключи ни разу не открывали да и не могли открыть никакой замок. Были они лишь красивой игрушкой, вели жизнь легкую, пустую и праздную. А если бы кто и предупредил, разве послушалась бы Джейн умного, но холодного совета? Вряд ли.

Все мы любим пустые и блестящие безделушки. Такие экземпляры встречаются и в нашем мире, далеком от сказочного живописания и прочей магии. Вот только и мы тоже удивительно любим обманываться и наделять безделушки теми прекрасными качествами, которыми они обладать просто не могут.

А Джейн и не замечала, что этот красивый итальянец не мог прокрутиться и открыть дверцу. Не для этого совсем он жил на белом свете: для любви да красоты жил он, а не для какой-либо тяжелой и нудной работы. А ей было так хорошо вместе с ним, что она забыла обо всем. И при чем тут какая-то дверца сейфа? Вот глупости какие! Только бы он никуда не уходил, а так и оставался с ней, приятно щекоча пружинки. А он, глупый, все крутился и крутился. Не понимал легкомысленный и красивый ключ, что ей и не надо, чтобы он открыл дверцу, не это ее заводит и нравится в нем.

Так они и остались: Джейн и красивый ключ-итальянец всю ночь и весь следующий день, сцепившись вместе, став одним целым. А второй ключ решил, что ему в этот раз просто не повезло, и всю ночь пел им удивительные песни о несчастной любви, качаясь из стороны в сторону на золотой цепочке.

А днем вернулся за какими-то бумагами хозяин сейфа и очень удивился, увидев в своем новом сверхсложном, сверхсекретном замке декоративный итальянский ключ, подаренный ему на проходившей недавно выставке. Он попытался вытащить ключ, но тот застрял, и разъединить ключ и счастливую своим неожиданным безумством Джейн не было никакой возможности.

Подергал удивленный и перепуганный хозяин сейфа итальянца пару раз туда и сюда, да понял, что другого выхода нет: придется, хочешь не хочешь, вызывать в этот неурочный час мастера Никиту. Хозяину сейфа повезло: обычно разбудить Никиту на следующий день после веселого праздника не удается. Но на этот раз его смогли растолкать. Хоть и слабо соображал Никита, где он в момент находится и, главное, зачем пришел, но мастерство на самом деле не пропьешь. Права народная мудрость. Вот и мастер Никита, даже после бурного праздничного вечера и не менее бурной ночи, оказался самым рукастым из всех собравшихся. И пусть слегка качало землю под его крепкими ногами из стороны в сторону, но мастер он был знатный. Другого такого во всей округе все равно не сыщешь. Да и где искать мастера в праздничный-то день!

Никита достал свой инструмент и попытался что-то сделать. Но как он ни старался — и так и эдак, только не смог он разъединить ключ итальянский и Джейн. Пришлось непутевого красавца, к всеобщему недовольству и явной досаде, разрезать на куски. И все-таки один кусочек в Джейн остался навсегда: очень уж глубоко он забрался внутрь ее механизма. В самую что ни на есть сердцевину. И чтобы вытащить его, надо было разобрать Джейн.

Джейн с сожалением и вздохами всех окружающих сняли со ее привычного места, и оказалась она в огромной и грязной сумке Никиты, а потом в его темном чулане. Определили ее в коробку с разными деталями простых замков и самыми обычными винтами. Так что страдала она ужасно, до сумасбродства: ведь там и поговорить-то было абсолютно не с кем. Одна надежда оставалась на Никиту, который обещал разобрать ее и прочистить. А пока суд да дело, все единодушно решили на место Джейн привинтить совсем другой замок.

Звали его Джон, хоть и не был он таким блестящим и красивым, но ничуть не уступал Джейн по степени секретности и сложности. Вот только никаких аллегорий, страданий и нежных чувств он не признавал. Не было у него такой напасти совсем. Жизнь казалась ему прямой дорогой. Его отношения с Ки навсегда остались сугубо деловыми. Поэтому и проблем больше никаких не было — сейф всегда открывался быстро и надежно, без всяких сантиментов и страданий.

А второй ключ-итальянец счастливо избежал возможной трагедии. Но вот только, вспоминая печальную судьбу своего несчастного друга, зарекся петь песни о любви и невероятной страсти. Решил он, глупый, что ничего хорошего из этой страсти не выходит. Одни только трагедии и расстройства. Стал сочинять философские баллады, а потом и вообще пропал. Считал он, что это знак судьбы, и избегал всяких чувствительных и страстных историй. Хотел прожить свой век тихо и спокойно. Никто и не знал, куда он подевался вскоре после этой истории. А через короткое время о нем и забыли совсем.

Как часто мы ищем неземную страсть. Но вот только не все блестящее и сказочно красивое помогает нам жить. Порой мы сравниваем любовь с направленным взрывом, а потом удивляемся необузданной стихии чувств. Но на каких весах взвесить долгие годы спокойного и сытого существования и ослепительные мгновения счастья, кажущиеся безумством всем, кто не охвачен пожаром любви? Это немыслимо понять, не пережив. В это нельзя поверить с чужих слов. И невозможно объяснить тому, кто сам не пережил. Да и надо ли объяснять?.. Любовь — редкий дар в нашем рациональном мире. Она или есть, или нет. А уж принимать этот дар или отвергнуть — каждый решает для себя…

Но так или иначе, практически при любом раскладе служебный роман с удивительным роковым постоянством заканчивается…

Василиса неожиданно остановилась, не закончив последнюю фразу только потому, что дальше было оторвано. Сама судьба подкидывала сове Василисе эту загадку. Вот такая беда!

Наступила какая-то странная звонкая тишина, лишь только где-то за окном в темноте ночи о чем-то печалился одинокий восточный ветер. А где-то очень далеко, в самой чащобе Дальнего Леса, затянул заунывную песню о своей непонятной судьбе одинокий охотник — волк.

Норка с нескрываемым наслаждением пила чай с вареньем, а сова задумчиво смотрела в окно, прислушиваясь к ночной симфонии, и тяжело вздыхала, пытаясь придумать окончание истории.

Так и молчали они несколько минут до тех пор, пока затянувшуюся паузу не прервала Василиса:

— Вот ведь беда какая, прямо вселенская трагедия. Душещипательная история получилась какая. Бедная Джейн, мало того что имя какое-то странное, басурманское, так еще и служебный роман, говорят, плохо заканчивается. Вот ведь какая нескончаемая и бесконечная напасть приключилась.

— А я думаю, надо мне в новой галерее Василия замок поменять, а то вдруг у него тоже любовная напасть случится, — по-деловому заметила норка Анфиса. — А тот служебный роман наверняка закончился плохо. Эх, любишь ты, Василиса, от всяких глупостей страдать. И вот подумай сама: чего хорошего-то, когда любовь неземная и коммерция рядом. Любовь любовью, работа работой. А смешивать их никак нельзя. А любовь, скажу тебе честно, в мире людей — это всегда страшная напасть. Спокойнее жить без нее совсем. Да и у нас то же самое, в наших сказочных краях. Вот только представь на минутку что я, например, обопьюсь сока березового или просто что-то в природе нашей сказочной сдвинется, то есть, как талант наш часто лопочет по любому поводу, случится природный «катаклизм» и я полюблю хорька Василия нашего.

— Да ты что, — возмутилась сова Василиса, — он же совсем на голову сдвинутый, хоть и, как говорят многие, большой талант. Да и любить там особо нечего. Сам похож на загогулины свои. Шпиндель он и есть, а ты вон какая у нас норка видная.