Томас Диш - Отважный маленький тостер Страница 3

Тропа уклонялась, огибала буреломы и старицы, ныряла в ложбины и взбиралась на холмики, и бедный Гувер начал уставать. Несмотря на мощность аккумулятора, ему было совсем нелегко продолжать свой путь по такой неровной местности, тем более с дополнительной нагрузкой в виде кресла и его четырех пассажиров. Но за исключением чуть более надсадного, чем обычно, гула, старый пылесос продвигался вперед без жалоб. Какой урок всем нам!

Что касается остальных, то они были охвачены воодушевлением. Лампа вытягивала длинную шею во все стороны и вскрикивала от восхищения пейзажем. Даже плед забыл свои страхи и разделил общую жажду открытия. Резисторы тостера покалывало от постоянного возбуждения. Все было странным и чарующим, и таким новым!

— Не правда ли, чудесно! — воскликнуло радио. — Послушайте! Вы слышите их? Птицы!

Оно попыталось скопировать прозвучавшую руладу… вряд ли бы это обмануло хотя бы одну из настоящих птиц, поскольку звучанием больше напомнило кларнет. Тем не менее, дрозд, вяхирь и несколько синиц спорхнули ниже, чтобы, наклонив головы, послушать. Но лишь ненадолго. После двух-трех одобрительных трелей все вернулись на свои места в кронах. Птицы таковы: уделив вам пару минут вежливого внимания, снова становятся обычными незнакомыми птицами.

Радио сделало вид, что его это не задело, но вскоре прекратило свои имитации и перешло на любимые мотивы: некоторые замечательные рекламные запевки Кока-колы и жевательной резинки Голливуд, а также длинные комические куплеты знаменитой марки джинсов унисекс. Нет ничего действеннее хорошо известной рекламы, чтобы сделать лес более привычным местом, и они быстро почувствовали уверенность и повеселели.

Время перевалило за полдень, и Гувер теперь вынужден был отдыхать все чаще и чаще… он останавливался под предлогом, что ему нужно опорожниться.

— Вы не поверите, до чего этот лес грязный, — восклицал он, вытряхивая из мешка для сбора мусора последний листок.

— А я нахожу его очень приятным, — заявил плед. — Воздух такой свежий, а какие запахи приносит ветерок! Я чувствую себя заново родившимся. Словно меня только что вынули из упаковки. Ну почему, почему электрические пледы никогда не берут с собой, отправляясь позавтракать на траве? Это чересчур несправедливо!

— Наслаждайтесь, пока еще есть время, дети мои, — заявило радио угрожающим тоном. — Судя по последней сводке погоды, нас настигает дождь.

— А деревья не послужат крышей? — спросила лампа. — Солнечные лучи они хорошо задерживают.

Никто не знал ответа на вопрос лампы, но вскоре они убедились, что деревья менее непроницаемы, чем крыша. Все они в той или иной степени промокли, а бедный плед вообще насквозь пропитался водой. К счастью, ливень длился недолго, и почти сразу снова выглянуло солнце. Промокшие приборы с трудом продвигались по раскисшей дорожке, которая, в конце концов, вывела их на лесную поляну, поросшую цветами и залитую солнечным светом. И там уже плед смог растянуться на траве, чтобы просушиться.

Послеполуденные часы настраивались перейти в вечерние, и тостер, как и все они, ощутил потребность в уединении. Даже любя сотоварищей, он не имел привычки проводить все свое время в их компании. Ему хотелось отделиться на время, остаться в одиночестве, чтобы появились свои личные мысли. И ничего не сказав остальным, он отошел к самому дальнему краю лужайки и принялся представлять, что готовит горячий бутерброд. Для него это было лучшим способом расслабиться.

Воображаемый бутерброд только начал нагреваться, когда грезы тостера были прерваны самым нежным допросом.

Цветок прекрасный, расскажи,К какому виду надлежитТебя отнесть? Такая пытка,Ведь я простая маргаритка,Влекут, слепят меня чертыТвоей нездешней красоты.О, лепестки твои бледны,И ты, скорей всего, с Луны.Но кто б ты ни был и откуда,Могу ли я на это чудоНадеяться, что ты возьмешьМою любовь, не оттолкнешь?

— Вы очень любезны, — ответил тостер, обращаясь к маргаритке, прижимавшейся своими лепестками к его хромированным деталям. — Очень мило с вашей стороны задать мне этот вопрос, но я не цветок. Я электрический тостер.

Ты не обманешь же, наверно,Влюбленную в тебя безмерноПростую душу? ПосемуПросунь свой корень к моему!

Это пылкое признание настолько ошеломило тостер, что на мгновение он онемел. Ему ни разу в жизни не доводилось слышать, как цветы изъясняются на своем языке, и он не понимал, что они могут сказать любую вещь, исключительно ради соблюдения рифмы. Как хорошо известно ботаникам, цветы говорят только стихами. Маргаритки, относящиеся к наименее благородным видам, способны лишь на дрянные восьмистопные вирши с парной рифмовкой, но виды более развитые, и, особенно, экзотические, могут использовать секстины, рондо и вилланели самым удачным образом.

Но маргаритка не просто увлеклась рифмами. Она была красива и действительно влюбилась в тостер, вернее, в собственное отражение в его зеркальном корпусе. Этот цветок (отражение маргаритки) удивительно походил на нее саму, оставаясь в то же время совершенно другим. И именно из таких парадоксов часто рождается самая страстная любовь. Маргаритка кривлялась на своем стебле и трясла белыми лепестками, словно под воздействием внезапно налетевшего урагана.

Тостер, сильно встревоженный таким несдержанным поведением, объявил, что ему пора присоединиться к друзьям, которые находятся на другом краю лужайки.

Ты тут расти, цветок любимый,Иначе я, тоской томима,Главой поникнув до земли,Зачахну от тебя вдали,Моя витальная искринка,Мой перегной, моя росинка!Останься здесь, чтоб я могла,Пока не наступила мгла,Лелеять, холить лепесткиТвои. О! как они близки…Какою красотою неземнойЛучится венчик кружевной!Божественный, ну будь проворней,Переплетем же наши корни!

— Послушайте, — ответил тостер тоном легкого упрека, — у вас нет никаких причин вести себя таким образом. Мы едва знакомы друг с другом, кроме того, вы, кажется, ошибаетесь относительно моей природы. Разве вы не осознаете, что называете корнем шнур электропитания? Что касается лепестков, то я вообще не могу догадаться, о чем вы говорите, у меня нет ничего похожего. А сейчас… мне в самом деле нужно идти к друзьям, поскольку нам предстоит долгая дорога к жилищу нашего хозяина, которое далеко, очень далеко отсюда. И мы никогда не доберемся до места назначения, если не будем торопиться.

Мне от судьбины злоехиднойНе снесть насмешки очевидной.О, благороднейший, избавьОт поругания Любовь:Едва найдя, утратить сноваТебя. О! я на все готова —Не оставляй одну в пыли,А с корнем вырви из земли,И забери с собою, чтобыНутро твое мне стало гробом!

Глубоко шокированный просьбой и убедившись, что цветок невосприимчив к доводам разума, тостер поспешил на другую сторону поляны и принялся настаивать на немедленном продолжении путешествия. Плед запротестовал, утверждая, что еще не просох, Гувер сослался на усталость, а лампа предложила заночевать на этом месте.

Что они и сделали. Как только ночь наступила, плед развернулся, образовав нечто вроде тента, под которым все и расположились. Лампа зажглась, а радио принялось транслировать веселую музыку… но очень тихо, чтобы не беспокоить других обитателей леса, которые, возможно, уже засыпали. Очень скоро сон одолел и их. Таково воздействие путешествий.

Как обычно, радио установило будильник на семь тридцать, но приборы проснулись намного раньше. При пробуждении пылесос и лампа пожаловались на скрипы в шарнирных сочленениях. Однако когда все снова двинулись в путь, их боли, похоже, прошли.

При мягком утреннем освещении лес казался прекрасным как никогда. Паутины, развешанные на ветках, словно миниатюрные электрические сети, сверкали росой. Симпатичные грибы выглядывали из-под земли возле деревьев, напоминая своим видом гирлянды лампочек с разноцветным напылением. Шелестели листья, щебетали птицы.

Радио, уверенное, что заметило в кустах лису, требовало пуститься в погоню.

— Надо же вам убедиться, что это действительно была лиса.

Плед пришел в ужас от предложения. Он уже имел две прорехи на теле, зацепившись несколько раз за низко нависшие ветви. Хотел бы он знать, во что превратится, если они покинут тропу и рискнут углубиться в непролазные дебри самого леса.

— Вы только подумайте, — не отступало радио. — Настоящая лиса! Такого случая никогда больше не представится.

— Мне хочется ее увидеть, — объявила лампа.

Тостеру самому было очень любопытно, но он прекрасно сознавал обоснованность опасений пледа, поэтому призвал всех продолжить путь.