Алла Несгорова - Я, дракон (сборник) Страница 30

Эси стояла очень важная на берегу речки рядом с Рыжим и Птерикс-Мамой.

А потом великаны вышли снова, и великан-Кудрявая отдала им две блестящих коробочки, которые не выключались. Сказала, не получается без инструментов сделать такой камень, как на подвеске, чтоб выключалось. Будут все время болтать. Ну и ладно, ну и правильно, ведь теперь это скрывать ни от кого не придется! И еще сказала, скоро они обязательно вернутся и привезут много-много говорящих штук, потому что тоже хотят со всеми тут поговорить, и обидно, что пока не могут, потому что их повозка попортилась в воде, а кожура не годится, чтобы быть под таким солнцем слишком долго.

Рыжий, услышав это, повернулся к Эси, состроил особенно большие глаза и просвистел так тихо, что камень перевел шепотом:

– Интересно, а что, есть и другое солнце?

А Молчун оказался вовсе не молчун, даже наоборот. Все время что-то говорил, и говорил, и говорил, и смеялся. Шутил, наверно. Правда, до Эси шутки не доходили: видно, это были какие-то специальные великанские шутки. Но она все равно тоже смеялась, потому что ей было хорошо.

Потом оба великана собрались уходить уже совсем.

У летучей повозки тот, что повыше, Молчун, значит, обернулся, вскинул руки на прощание, совсем как человек. Потом и Кудрявая обернулась, подняла руку. И оба зашли в пещеру, которая сразу пропала.

Эси тоже вскинула руки да так и стояла, пока великаны не взлетели.

Как вдруг спохватилась, позвала Рыжего, и они поднялись в небо, чтобы подольше видеть полет чудесной повозки.

Сбросив скафандры высокой защиты, Леха и Юлька – потные, всклокоченные – облегченно перевели дыхание и тут же прилипли к мониторам: в невозможном фиолетовом небе над раскаленными багровыми горами и ослепительной рекой жидкого металла парил прекрасный оранжево-золотистый дракон, а на его спине виднелась маленькая фигурка, похожая на бесхвостую белочку в розовом платьице. Фигурка отчаянно размахивала руками.

Люди переглянулись и, не сговариваясь, помахали в ответ, как будто Эси могла их видеть.

Денис Луженский

Высший императив

Я стоял на краю обрыва и смотрел, как падает Римма. С первой секунды и до последней. Их было ровно пять – этих очень долгих секунд, отделивших бездонной пропастью двадцать три года человеческой жизни от вечности небытия. У меня на глазах она боком ударилась об уступ, перевернулась в воздухе, нелепо размахивая руками, точно марионетка во власти неумелого кукловода. Падение завершилось на камнях осыпи – Римма врезалась в них спиной, ее отчаянный крик резко оборвался, и до карниза она катилась уже молча.

«Дальше – стена Провала, – от мысли веяло холодом, как от ледника. – Полсотни метров. Верная смерть.»

Мне тоже следовало закричать, завопить во всю мочь своих легких. Но я лишь вцепился взглядом в светлую фигурку, кувыркающуюся по склону, и молча ждал. Вот сейчас она перевернется в последний раз и исчезнет за каменным срезом. Вот сейчас…

Римма не перевернулась. Не исчезла. Осталась лежать на самом краю карниза – маленькая сломанная кукла в снежно-белой горнолыжной парке.

«Что она хотела мне сказать?! – билось в голове с частотой сердечного ритма. – Что-то важное! Что?!»

Мы встретили этого парня еще в лесу, у подножия горы. Сидел на своем рюкзаке, грыз травинку. Лет двадцати пяти, рослый, спортивный, на лице – легкая двухсуточная щетинистость. И впридачу, когда капюшон анорака скинул, оказался блондином. Платиновым. С гривой до плеч… Однако, внушает! Сразу подумалось о суровых северных морях и извилистых фьордах.

«Викинг» путешествовал в одиночку, но за три непогожих дня соскучился по простому человеческому общению, о чем нам со всей прямотой и заявил. Назвался Лансом, попросился в компанию. Что ж, почему бы и нет. Все мы люди, все мы понимаем, а в горах наше человеколюбие обостряется необычайно.

По крайней мере, у Риммы и Феликса, походников со стажем, дело обстоит именно так. А я не стал «пылить» и портить ребятам настроение. Ну, не глянулся мне этот случайный блондин… ничего, потерплю. Бывает.

На чистом русском языке Ланс нам поведал, что он, дескать, англичанин, но детство свое провел в России, просторы наши нежно любит и отложенные на отпуск фунты тратит исключительно здесь. Между прочим, отложенные из зарплаты доктора Эссекского университета. А чего именно доктора? В смысле, каких наук-то? Тут «викинг» немножко растерялся, пустился в пространные объяснения. Доктором-то он числится по части биологии, но в университете ведет некий спецкурс… Историко… архео… палео… «Да пусть хоть «крипто», – великодушно решили мои друзья, – был бы человек хороший!» Я, как обычно, промолчал.

Мы-то все трое – я, Римма и Феликс Мзареулов – чистой, незамутненной воды технари. Собственно, как вместе физмат закончили, так друг друга из поля зрения и не теряли. С Филом я вроде как дружу, а с Риммой… ну, вроде как близко дружу. Три года уже – ближе некуда.

Направлялся наш доктор туда же, куда и мы. Гора Межевой камень, почти две тыщи метров над уровнем моря. По мне, так чем ближе к означенному уровню, тем лучше. У меня сложные отношения с высотой, горы я не люблю, и зачем на одну из них собрался подняться… а шут его знает. Наверное, все дело в Римме, хотя с какой стати ее увлечения вдруг стали моим делом – это вопрос, который я сам задавал себе всю последнюю неделю. Не исключено, что и она – тоже. У нас прямо как в той старой песне сложилось, где «Я спросил: «Зачем идете в горы вы?», а итогом вопроса вышло: «Рассмеялась ты, и взяла с собой». Правда, Римма не смеялась, но и не спорила, просто сказала: «А пойдем вместе, Рост, сам увидишь». И, кажется, до последнего дня полагала, что я не пойду.

– Я здесь третий раз уже, – поделился общительный англичанин. – А вы?

– А мы впервые, – Фил улыбнулся ему радушным тридцатидвухзубым оскалом урожденного южанина. – Мы не альпинисты, мы без снаряги. Чисто пробежаться. До вершины и назад.

– Я тоже пробежаться, – блондин попытался оскалиться в ответ, вышло… ну, ничего так, эффектно.

– Зачем тогда ледоруб?

– Ах, вот вы о чем. Я его всегда с собой таскаю. Во-первых, памятная мне вещь, подарок учителя. Во-вторых… просто очень удобная штука. Никогда не знаешь, где вдруг пригодится.

Аргументик, блин.

– Раз вы с маршрутом не знакомы, – взял, между тем, Ланс быка за рога, – то предлагаю стоянку устроить на Литском плато. Возле Провала. Слышали? Красивое место, и очень ровное, есть где палатки поставить.

– А нас оттуда не сдует? – забеспокоилась Римма.

– Не сдует.

– Значит, идем. Ведите нас, Сусанин.

– О! – англичанин оживился. – Знаменитый национальный герой! Прекрасная дама мне льстит!

И рассмеялся, давая понять, что шутку понял и оценил. Римма тоже засмеялась. И Фил. И я за компанию… не потому, что смешно, а чтобы не выделяться. Привычка – вторая натура.

Плато и впрямь оказалось местом красивым. Само собой, красивым для тех, кто ценит в окружающем мире противоестественный союз геологического хаоса и хаоса растительного. Пестрое разнотравье среди сбегающих с хребта в долины каменных рек – это, по-моему, эстетика на любителя. Я не любитель, меня такое не трогает. Вот чистая вода и свежий воздух – да, они мне по душе. Но их мне вполне хватало еще на середине дневного перехода, до того как я увидел первый курумник (так здесь называют огромные каменные осыпи).

Зато Римма радовалась искренне и непринужденно. А Ланс провозгласил, картинно подняв руки к небу:

– Только здесь и понимаешь, зачем сюда идешь!

Ланс меня раздражал. Чем – непонятно. Вроде, к Римме не клеился, меня не задевал, на панибратские остроты Фила реагировал со сдержанным дружелюбием. Даже на гитаре играл, надо признать, недурно. И все же каким-то образом он мне своим присутствием жизнь отравил… Тем, как смотрел на меня, что ли? Бросал он время от времени взгляды эдак вскользь, будто невзначай, обжигая вниманием. Неслучайным каким-то вниманием, слишком уж назойливым. Вот сидит по ту сторону костра, тянет под собственное бренчание то английское роковое, то русское бардовское, и нет-нет, да глянет в мою сторону, проявит интерес. Честное слово, давно уж уполз бы в палатку, но Римма наверняка решит, что я ревную, начнет переживать. Оно мне надо? Вот вместе с ней удалиться – то был бы совсем иной коленкор… Увы, наш временный товарищ мою Римму определенно заинтриговал, и когда смолкла очередная песня, ее потянуло общаться.

– Ланс, расскажите немного о себе.

– О себе говорить скучно, – улыбнулся «викинг».

– Ой, бросьте! Ваш загадочный спецкурс – скучно?!

– О… Тут вы правы, Римма, спецкурс – это не скучно. Это довольно весело.

– Ай-яй-яй, – покачал головой Феликс. – Набиваешь ты цену своей шарашке, дружище. Ну, что веселого может быть в «архео» и «палео»? Древность допотопная, пыль веков.

– Фил!..