Алла Несгорова - Я, дракон (сборник) Страница 4

Одним особенно пасмурным утром залетный северный ветер швырнул Дракона прямо на крышу городской ратуши. Хлипкое строение развалилось до второго этажа, покосилось, лишилось древней башни, портика и колонн, а затем, ближе к полудню, и вовсе рассыпалось. Выбравшийся из руин Дракон неловко ухмыльнулся и убежал. Горожан обуял исключительно праведный гнев.

За неимением ратуши, внеплановый общинный сход состоялся прямо на площади перед останками этого некогда примечательного строения.

Основательно покричав друг на друга, задумчиво почесав лысины под париками и постучав кулаками по вынесенному для такого случая из ближайшего трактира столу, главы Города приняли решение: Дракону не быть.

Ответственность возлагалась на Бургомистра, а исполнение – на добровольцев, коих, к чести горожан, обнаружилось немало.

Бургомистр растерялся. Никогда в жизни этому славному, в общем-то, человеку не приходилось принимать столь тягостных решений. Дракон, действительно, слишком много ел и еще больше ломал, но представить себе Город без Дракона Бургомистр не мог. Также не мог он до конца осознать разрушение ратуши – гордости и лучшего украшения всех окрестных земель, чуда архитектурной мысли далеких предков. Поначалу он пытался увещевать сограждан, напоминая им о том, что Дракон уже не тот, что прежде. Что из жирного ленивого червя Он превратился в могучее, почти неуязвимое чудо природы. Убеждал особо рьяных тем, что битва, развернись она в городе, может послужить причиной большого пожара. Пояснял особенно неразумным, что если Дракон, падая с высоченной скалы, остается цел, то вряд ли удар дубиной по голове причинит Ему значительный ущерб – что уж говорить о не совместимом с жизнью. Бургомистр уверял, что Дракон легко перепрыгнет городскую стену, как проделывал это уже не раз, сбежит, затаится и, возможно, жутко отомстит.

Все было тщетно.

Старые щиты и шлемы уже были сняты с медных гвоздей и протерты от вековой пыли ветошью. Древние копья, обагренные некогда кровью варваров, вновь тускло замерцали в лунном свете. Скрипели хитроумные механизмы натяжения старинных арбалетов. Город готовился к битве. Город знал, что упавшему дракону нужно хотя бы чуть-чуть полежать, чтобы прийти в себя. И на это самое «чуть-чуть» страстно рассчитывали все от мала до велика. Огромная, обнесенная стеной мышеловка ждала очередного падения гордого исполина. Приготовились с вечера. Для храбрости плотно приложились к хмелю. Притушили огни и затаились. Утро обещало быть богатым на события. Наблюдателей разослали по крышам, приказав дать знак, когда ящер отправится в свой последний прыжок.

Еще до заката жена и дочери Бургомистра покинули город, отправившись погостить к родственникам. Спешно эвакуировали свои семьи и прочие особенно догадливые члены городского совета.

Стемнело. Напряжение росло, но обиженный на весь свет и крайне раздосадованный Бургомистр отправился спать, не желая участвовать ни в засаде, ни в охоте. И даже когда на крыше его каменного дома загремела черепица, он не сразу поднялся с постели, чтобы согнать особо рьяного наблюдателя. Однако скрежет повторился, и десяток дорогих черепиц самого высокого качества попадали на землю и разбились.

Снарядившись масляной лампой, очками и каминными щипцами, Бургомистр решительно направился во двор.

– Здравствуй, – сказал Дракон, – я ненадолго.

Громадный ящер осторожно сидел на самом гребне крыши, завернувшись в крылья, отчего немного напоминал рогатую сову. Синие глаза его уютно мерцали, хвост тихонько постукивал по кованому флюгеру.

– З-здравствуй, – поежился Бургомистр. – Покойной ночи. То есть, добро п-пожаловать.

– Большой дом. Ты ведь тут главный? – спросил Дракон и сам с собой согласился: – Значит, я угадал. Мне нужно сообщить тебе небольшую новость.

По-прежнему сжимая в руках лампу и щипцы, Бургомистр судорожно кивнул.

– Я улетаю, – заявил Дракон и негромко рассмеялся: – Представляешь, мне как раз сегодня удалось. Я, вроде как, научился. Отличная выдалась ночь, правда? Небо высокое, звезды яркие, и луна сегодня особенно багровая. Красиво?

Бургомистр вновь кивнул, а Дракон перешел на деловой тон:

– Но я не за этим. Жаль улетать просто так. Я привык к Городу, вы все были так терпеливы ко мне. Вдобавок, я еще и разломал мельницу и то красивое здание с башенками, а оно здорово смотрелось сверху. Не хотелось бы так прощаться. Заберите мое золото, там его много в пещере. Вы любите золото, может быть, его хватит, чтобы… не знаю. Что вы делаете с золотом?

Лампа тускло замерцала, качаясь, когда глава Города растерянно пожал плечами. Мысли его путались, и неожиданно для самого себя он жалобно спросил:

– Куда же ты теперь?

– Поищу своих, – вздохнул Дракон. – Я слишком долго был один. Пора.

– Своих? – Бургомистр задрожал. – Но ведь… Неужели, ты так и не понял?! Драконы не умеют летать! Летающих драконов не бывает!

Огонек на фитиле выпущенной из рук лампы робко дернулся пару раз и умер… а небосвод померк, когда Дракон горделиво поднялся на задних лапах и развернул громадные черные крылья.

Стало совсем темно.

– Они выросли? – пробормотал Бургомистр.

– Дело не в размере крыльев, – снисходительно подмигнул ему Дракон.

– Но… ты больше не будешь падать? – зачарованно спросил Бургомистр.

– Как повезет, – грустно усмехнулся исполин. – Прощай!

Бесшумно, словно гигантский ночной мотылек, Дракон взмахнул крыльями, взвился над Городом и исчез.

Владимир Венгловский

Водопады Небесной страны

Впервые я встретил Валерку месяц назад возле скалистого обрыва на Замковой Горе. Мальчик одиноко стоял за мольбертом и водил кисточкой по холсту. Мне стало интересно. Я затормозил машину невдалеке и осторожно подошел к маленькому художнику.

Когда-то здесь возвышался старинный замок, от которого осталось лишь название места над рекой. Древница шумела где-то внизу, под нагромождением выступающих камней. На противоположном берегу начинался густой лес. Возле самой реки старые березы опускали длинные ветви в белую прибрежную пену.

Эти березы росли и старели вместе со мной.

Почему-то, когда я оказываюсь на Замковой Горе, мне все время вспоминается картина Левитана «Над вечным покоем». Хотя ничего грустного на Горе нет. Может быть, такие мысли навевают огромные облака, которые часто можно увидеть над местом, где стоял замок? И бескрайнее небо, уходящее далеко-далеко, за зеленые густые кроны деревьев.

С детства я помню, как вместе с отцом мы приходили сюда и любовались открывающимися видами, слушали крики неугомонных ласточек.

А потом все закончилось. Я вырос. По Замковой Горе пролегла автострада.

И романтика этого места куда-то ушла. Остались лишь шум машин и маленький клочок нетронутой природы.

Мальчишка никак не отреагировал на мое приближение. Он меня не слышал и не видел. Он был весь там – в картине. В своем воображении. Нижняя губа была прикушена, рука с кисточкой совершала отрывистые лихорадочные движения. Я подходил к юному художнику в полной уверенности, что он рисует пейзаж, открывающийся перед ним. Но когда я бросил взгляд на картину, удивился: ничего общего. Зачем приходить в такое место, чтобы вместо прекрасной натуры малевать какие-то свои фантазии? С тем же успехом он мог бы это делать и сидя дома: на холсте были наляпаны разноцветные беспорядочные мазки акварели, бог знает, что означавшие. «Детская мазня» – подумал я.

Я уже было повернулся, чтобы уйти, но вдруг – увидел.

Это не было мазней. Там, на холсте, с высоких гор падали вниз водопады. Величественные, огромные водопады, в которые превращались горные реки. Казалось, что от полотна исходит шум воды, грохот бесконечно ударяющихся о камни потоков. Словно наполовину созданная картина уже начинала жить своей жизнью, вибрировала под кисточкой, наносящей все новые и новые мазки.

Как?! Как мальчишке удалось добиться такого эффекта?

Я стоял пораженный.

– Вам нравится?

– Что? – очнулся я.

– Вам нравится моя картина? – переспросил мальчишка. – Это водопады Небесной страны.

Так началось наше с Валеркой знакомство.

Загородный дом, в котором жил мой друг, был действительно старым. Громко скрипнули входные металлические ворота. Мне всегда казалось, что Сергей нарочно не смазывает петли, чтобы скрип придавал усадьбе определенный шарм.

– Что это ты мне сегодня притащил, Серж? – спросил Сергей, встретивший меня во дворе, шутливо раскрыв объятия.

Мы с ним тезки, поэтому с самого детства, чтобы отличаться, он был просто Сережка, а я Серж. И легко догадаться, кто мне придумал такое имя.

– Да вот, хочу, чтобы ты кое на что взглянул, – я сходу раскрыл папку, решив воспользоваться ярким дневным светом, смягченным лишь кронами яблонь.

Собираясь к старому другу, я захватил с собой один из Валеркиных эскизов. Сергей был реставратором и кое-что в живописи понимал. Как и я, впрочем.