Антон Демченко - Воздушный стрелок Страница 4

Вот только, если я не схожу с ума и в зеркале, повешенном аккурат напротив моей кровати «заботливыми» руками, «заглянувших проведать дорогого братика» кузин, действительно отражается покореженная физиономия Кирилла Громова, значит сам бывший владелец тела куда-то… ушел?

Стоило задать себе этот вопрос, и спустя мгновение пришло понимание: не ушел. Умер. Парень просто устал от безысходности. И зная его историю, я мог только удивляться, как у него хватило сил выдержать шесть лет такой жизни в постоянной борьбе с людьми, которые должны были стать ему опорой и подмогой. Нет, это не пустые слова и не идеализация родственных уз. Все куда проще. Каждый член боярского рода, будь он родственником по крови, или принятый в боярские дети за какие-то заслуги простолюдин, присягает на верность роду, а тот, в ответ, дает новообретённому родственнику свою защиту и поддержку. Эдакий вассалитет с освященными веками условиями и обязательствами сторон… Остается удивляться, почему в отношении кровного родственника, да еще несовершеннолетнего, род отказывается исполнять те самые взятые на себя обязательства. А ведь в памяти моего… предшественника, имеется пусть и размытое, но яркое воспоминание о том, как глава рода Громовых принимал под опеку восьмилетнего мальчика… буквально на следующий день после смерти родителей Кирилла в автоаварии… Дерьмо какое-то.

Я покосился на зеркало, тут же послушно отразившее мое новое, украшенное рубцами и стяжками лицо, лоснящееся и блестящее… последствия ожогов, однако. Хорошо еще, что здешний доктор клятвенно заверил меня в скором исправлении этого кошмара. Но до тех пор, смотреть в зеркало откровенно страшно. Спасибо, дорогие мои кузины с кузнечиком… В общем, баста карапузики, кончилось ваше время. Ишь, разрезвились… кобылы с жеребцом. Нет, Кирюха, так дальше жить нельзя. Полезут, будем учить… жестко, больно, но доходчиво, и главное, качественно! Иначе, подумать страшно, что они с обычными людьми творить будут, раз уже сейчас родную кровь не пожалели?

Глава 3. Господи, избавь меня от союзников…

Наверное, услышь я такие рассуждения Там, фыркнул бы недовольно, дескать, что за дурь, так реагировать на сон, пусть он и был в своем роде вещим? Вот только одно «но»… Этот сон… воспоминания… они стали моими. Не знаю, как объяснить точнее, но… это меня гоняли по полигону две злорадно ухмыляющиеся девицы, и это моим телом, опутанным «огненным неводом», они же, вместе с братом играли в футбол, пока я из последних сил держал воздушную защиту, не давая нитям огня коснуться кожи… а таких воспоминаний у меня ой как немало. И среди них есть не только эпизоды поражений и побед, но и откровенных подстав со стороны любезных кузин с «кузнечиком». Не могу сказать, что Кирилл всегда был образцом благородства, нет, в такой обстановке ангелы не выживают, но вот до откровенной подлости он никогда не опускался. В остальном же, действия младшего Громова можно охарактеризовать, как вполне оправданные тактические приемы в борьбе с превосходящими силами противника. И уж точно, парень никогда бы не позволил себе издеваться над проигравшими. Для него это было противоестественно и абсолютно неприемлемо. И от того, что двоюродные сестры и брат не гнушаются такой низости, ему было еще больнее.

Странно, но память Кирилла, встроившись в мою собственную без остатка, став ее неотъемлемой частью, изрядно сместила акценты в моем мировоззрении, в частности, изрядно пошатнув давно ставший привычным цинизм стоящего у черты умирающего вояки, уже принявшего грядущий уход, как должное. С другой стороны, иные черты моего характера остались прежними. Так, я не смог принять того умения прощать и доверять, что было у Громова… я никогда не прощал своих обидчиков и всегда отдавал долги. Будь то услуга, или пуля в лоб. За что и получил Там свое прозвище. Правда, всегда предпочитал его прямой перевод с латыни, благо, такой вариант подходит мне не меньше. Люблю вкусно и много поесть.

А вот комиксы не люблю, очень. Потому, записным острякам, интересующимся наличием у меня адамантовых когтей, я без лишних разговоров устанавливаю личную портативную светотехнику… бесплатно. Я все-таки злопамятный, а не жадный. И очень обязательный, да.

Сегодня был первый день, когда здешние эскулапы разрешили мне, наконец, выбраться из постели и отправиться на небольшую прогулку… не дальше веранды перед медблоком. Замечательно. А то я уже устал лежать в боксе, наслаждаясь процессом выздоровления. Хотя… честно говоря, за выздоровлением своего нового тела я следил с большим интересом, поскольку такого темпа регенерации не видал даже у ящериц. Если б Там у нас были такие врачи и такие возможности… сколько хороших ребят можно было спасти от смерти или инвалидности… м-да уж.

Поплотнее запахнувшись в халат, я нашарил под койкой пушистые и мягкие, совсем не больничные тапочки и, радостно распахнув дверь бокса, не менее весело поковылял по коридору к выходу из медблока, не забывая держаться стенки.

Оказавшись на веранде, я остановился и, отдышавшись, устроился на небольшой лавочке. Ноги дрожат, в голове муть… в общем, полный набор удовольствий выздоравливающего.

— А, Кирилл, вижу, ты уже выбрался на свежий воздух. — Неслышно возникший рядом, подтянутый дядька весьма неопределенного возраста присел рядом, не спрашивая разрешения… Впрочем, пришлось напомнить себе, что единственный человек здесь, у которого мой сосед, будучи начальником охраны поместья, действительно обязан спрашивать разрешения сделать что-либо, это глава рода, боярин Громов, мой номинальный дед, так сказать.

— Да вот, устал лежать, Владимир Александрович. Скучно. Даже шрамы на морде считать, и то надоело. — Вздохнул я, закрывая глаза и подставляя лицо жаркому летнему солнцу.

— Эскулап наш, Иннокентий Львович говорил, что через пару дней от них и следов не останется. — Осторожно заметил мой собеседник.

— Знаю. Мне он то же самое говорил. Но в боксе все равно больше заняться нечем. Вот и любуюсь на свое отражение. Спасибо сестричкам, позаботились о развлечении. — Кивнул я, не открывая глаз.

— Да уж… — Кажется, сосед совсем не рад такому повороту нашей беседы. — Ирина Михайловна, сегодня за обедом, опять о тебе справлялась.

— Какая трогательная забота. Передайте ей мое почтение и благодарность, Владимир Александрович…

— Ёж, ну натуральный ёж. Только что иголок нет. — Со вздохом заметил мой собеседник.

— Ничего, тренер, дайте срок, вырастут… а там и за когтями-клыками дело не заржавеет. — Откликнулся я и почувствовал, как напрягся сидящий рядом человек.

— А ты изменился, Кирилл. — Доверительным тоном заметил Владимир Александрович, мгновенно пряча сущность СБ-шника за маской тренера и учителя. — Вырос, наверное?

— Вряд ли, скорее, просто устал. — Я открыл глаза и, повернув голову к собеседнику, спросил. — А что, это плохо?

— Хм… Вырос-вырос, Кирилл Николаевич. Впору об эмансипации задуматься. — Старательно натягивая беззаботную улыбку на лицо, проговорил тренер. Вот только глаза у него слишком уж серьезные.

И я рискнул. Кирилл называл это: «тронуть Эфир», я же всегда говорил: «напрячь чуйку». Но смысл один, и действо это мне знакомо давно и очень хорошо… «Принюхавшись» к моему визави, я учуял только легкое одобрение в его эмоциях, что уже радовало. Но еще лучше было другое… боль, та самая жуткая головная боль, что в последнее время терзала мое тело Там, едва мне стоило воспользоваться своими умениями, здесь отсутствовала напрочь. А само действие, требовавшее раньше довольно серьезного усилия, теперь казалось естественным и простым… словно кружку воды выпить.

— И куда мне с этой самой эмансипацией потом деваться? Не-ет уж, Владимир Александрович, пусть все остается, как есть. Здесь, я дома. — Вот только в Эфире, я толкнул ему… хм-м эмоцию, не эмоцию… скорее образ окрашенный пониманием и согласием.

— Да правильно, правильно. Дом, есть дом. Это я так, на тему твоей взрослости высказался. — Тут же хмыкнул Владимир Александрович и, словно спохватившись, вытянул из кармана брюк широкий серебряный браслет. — Вот! Я ж чего пришел. Сам не раз у медиков гостевал, помню как тут скучно бывает. А Иннокентий Львович сказал, что тебе уже читать можно. Держи, уж извини, в твоей комнате взял. Хорошая библиотека у тебя там, кстати, подобрана. — Постучав по краю протянутого мне браслета, заметил тренер.

— Ох, вот за это спасибо, Владимир Александрович! — Искренне благодарю собеседника, прилаживая на запястье браслет и судорожно пытаясь вспомнить принципы управления здешним аналогом планшета и мобильника в одном флаконе.

— Да не за что, Кирилл. Я, кстати говоря, скинул тебе на браслет восстановительную программу. Пока окончательно не придешь в норму, будешь заниматься по ней. — Поднимаясь с лавочки, улыбнулся тренер. — Не скучай. Иннокентий Львович обещался выписать тебя уже через пару дней… А мне, извини, пора. Дела-дела, заботы.