Дебора Блейк - Безумно опасна (ЛП) Страница 55

— Делайте что хотите, — сказала Баба, вставая со стола, — я собираюсь пройтись. Нужно проветрить голову.

Именно тогда, когда у нее появились безумные мысли, что она может быть не будет одинока до конца своей жизни… теперь она ощущала себя еще более одинокой, чем когда-либо. Кто бы мог подумать, что будет так больно?

Она направилась к двери шкафа и уже положила было руку на расшатанную задвижку, но потом с пронзающей болью вспомнила, что Иноземье больше не является ее убежищем. Ей понадобился весь ее самоконтроль, чтобы не начать биться головой об дверь. И неоднократно.

Вместо этого она схватила ботинки, найдя их там, где они приземлились, когда она швырнула их, подхватила мотошлем и захлопнула за собой дверь. Минуту спустя, раздался рев отъезжающего мотоцикла, проникающий через окно Эйрстрима, который до сих пор вибрировал из-за ее яростного ухода.

Все трое Всадников безмолвно таращились ей в след. Через какое-то время Михаил спросил у Чуда-Юда:

— Что, черт возьми, это было?

Драконопес издал кашляющий смешок и, улегшись, положил большую белую голову на лапы.

— Думаю, наша Баба наконец-то влюбилась.

— А-а, — сказал Грегори. Мгновение поразмышляв, он добавил: — Не думаю, что все идет как надо.

Чудо-Юдо закатил глаза.

— Это, друг мой, еще очень слабо сказано, — минуту спустя он слегка оживился и добавил: — Хотя в этой ситуации есть и плюсы, я вполне уверен, что, в конце концов, кого-нибудь съем.

***

— Я нашла тебя, блуждающую на этой земле, когда ты проскользнула через дверь, пребывая в ступоре после приема наркотиков, — с отвращением сказала Майя Мелиссе, как только они оказались по ту сторону прохода, подальше от надоедливых шерифов и чересчур заботливых начальников. — Ты была сломлена, и я приняла тебя. Я дала тебе новое дитя, взамен тому, что ты потеряла. Кормила и заботилась о тебе. Все чего я просила взамен, это местоположение прохода и немного неважной информации о месте, из которого ты пришла, и людях, которые там живут. И теперь еще одна мелочь — обвинить твоего мужа, человека, которого ты уже предала миллионом разных способов. И чего ты теперь ноешь?

Мелисса плакала, и ярко-красный цвет самой большой луны отражался в ее слезах, похожих на кровь.

— Я сделала то, что ты просила, — сказала она так тихо, что, ее слова лишь слегка потревожили эфир. — Но я не знала, что это будет так тяжело, увидеть его снова. Увидеть его лицо, когда я сказала, что он убил нашего ребенка.

Она зарыдала еще сильней, заставляя пальцы Майи непроизвольно сжиматься. Она не может пока свернуть шею этой глупой курице, она ведь может еще понадобиться. И не то чтобы эта рыжеволосая женщина не сыграла превосходно свою роль. Но все эти слезы-сопли сводят ее с ума. Люди. Да еще и в такое неудачное время.

— Я не могу вернуться туда снова. Я не могу. Не могу.

Мелисса впивалась длинными ногтями в ладони пока не потекла кровь, била себя по лицу, дергала себя за длинные рыжие волосы, плакала, кричала, смеялась, и все это одновременно.

Майя вздохнула и дала ей пощечину.

Рыдания Мелиссы только усилились.

Майя снова вздохнула.

— Ну что ж, тогда будем считать, что это конец, — сказала она с безысходностью. — Чертовы Людишки. Ты явно слишком нестабильна, чтобы полагаться на тебя. Похоже, время моего маленького плана истекло, — она и так уже пришла к этому заключению. — Но напоследок нужен еще один ребенок. И у меня как раз есть прекрасный вариант на примете.

Мелисса, спрятав лицо в руках, раскачивалась взад-вперед, пока серебристый смех Майи наполнял мрачное небо Иноземья.

Глава 26

Музыкальное урчание мотора мотоцикла постепенно сняло спазм в желудке Бабы и успокоило расшатанные нервы. Она немного снизила скорость с первой космической, на которой мчалась, до более умеренной, что позволило ей увидеть окружающий ландшафт и понять, где на вообще находится.

Высокие деревья стояли с обеих сторон проселочной дороги, периодически попадались белые фермерские домики и красные амбары, расположенные также с двух сторон. Черно-белые коровы поднимали головы, чтобы посмотреть, как Баба проносится мимо, а затем возвращались к своему занятию — пережевыванию, явно не впечатленные странным и шумным животным. Краснохвостый сарыч лениво кружил над головой, как будто направляя ее, и это было скорее смирение, чем удивление, когда она увидела патрульную машину Лиама, припаркованную прямо возле ворот того, что больше всего походило на маленькое, старое кладбище.

Похоже, что даже когда она не хочет его видеть, прекрасный шериф уже так прочно запал в ее душу, что их как будто соединяют невидимой нитью. Предоставив полную свободу действий бездумному вождению, коварное подсознание привело Бабу прямиком к нему.

На данный момент она спускалась к остановке, находящейся возле пары каменных столбов, которые явно долгое время подвергались атмосферным влияниям и обозначали вход на безымянное кладбище; она опустила ногу с подножки БМВ и припарковала мотоцикл рядом с автомобилем. Под мрачным предзакатным небом, одинокая фигура Лиама стояла перед крошечной гранитной плитой: голова опущена, неаккуратный букет из желто-белых маргариток, розовых и фиолетовых полевых цветов, был смят и забыт в его больших руках.

Мгновение Баба колебалась, не желая нарушать его уединение, но через некоторое время начала пробираться в сторону Лиама, мимо покосившихся, покрытых мхом могильных плит, посреди которых периодически попадались более ухоженные, новые памятники в виде ангелов, крестов, а один раз ей встретился высокий черный обелиск из мрамора.

Там она остановилась и стала молча рассматривать простую могильную плиту, с вырезанным именем “Ханна Мари МакКлеллан”, и даты рождения и смерти, которые были слишком близки друг к другу. Под датами было одно единственное слово: “Любимой”.

Ханна не дожила даже до четырех месяцев. Баба прикрыла глаза, сочувствуя его боли и выражая молчаливое почтение. Вновь открыв глаза, она увидела, что Лиам смотрит на нее в упор, одна бровь изогнута, выражая не заданный вопрос.

Ветер задувал его сильно отросшие волосы прямо в глаза. Он не обращал на это внимания, его сейчас совершенно не заботили мелкие людские раздражители.

— Привет, — тихо сказала Баба, что очень соответствовало обстановке. Не смотря на то, что их окружала скорбь, там также была и спокойная красота, в этом тихом месте, вдалеке от суеты. Одинокий ворон каркнул, пролетая над головой и направляясь в более жизнерадостное место.

— Привет, — повторил он. — Что ты здесь делаешь? — он посмотрел на дорогу, а потом перевел взгляд обратно на нее. — Да, и кстати, как ты меня нашла? Опять магия?

Она пожала плечами, кожаная куртка, которая была на ней, тихо заскрипела, заскользив по ее плечам.

— Возможно, магия сердца. Это было не специально.

Ироничная улыбка задела уголки ее губ.

— По правде говоря, для меня это был такой же сюрприз, как и для тебя, когда я оказалась тут.

Его бровь поднялась еще выше, но он так ничего и не сказал. Они еще немного постояли в дружественной тишине, глядя на место, которое было единственным, что осталось от его дочери, за исключением воспоминаний с горьковато-сладким привкусом.

— Хорошее кладбище, — произнесла Баба, наконец. — Тихое. Спокойное.

— Да.

Лиам наклонился и положил немного помятые цветы на надгробие своей дочери.

— У нас с Мелиссой была первая большая ссора по поводу этого места. Она хотела похоронить Ханну в городе, чтобы она могла приходить и смотреть на нее каждый день по дороге на работу. Но вся моя семья похоронена здесь, еще с тех пор как здесь обосновалась первая кучка людей, руководствовавшиеся больше ощущениями, чем здравым смыслом, — он криво улыбнулся, будто причисляя и себя к ним. — После этого, казалось, что мы ругаемся по поводу всего: убирать или нет одежду и игрушки Ханны, переделывать ли детскую в какую-то другую комнату. Пытаться ли завести еще одного ребенка прямо сейчас. Или вообще. А затем она начала пить и принимать любые наркотики, которые могла достать, так как они притупляли боль. К тому времени, когда у нее начались беспорядочные половые связи, я уже сдался, — его ореховые глаза были омрачены виной и воскресшей в памяти мукой. — Поэтому, возможно, что часть новых неприятностей появилась благодаря мне; она просто пытается мне отомстить за то, что я сдался и махнул на нее рукой.

— Больше похоже, что это она махнула на себя рукой, — прямо сказала Баба. — Я подозреваю, что ты пытался гораздо дольше, чем сделали бы остальные мужики, прежде чем сдаться и полностью вычеркнуть ее из своей жизни.

Она была вознаграждена слабой полуулыбкой.

— Может быть, — сказал он. — Но все равно я сделал недостаточно.

Он посмотрел вниз на маленькую могилку.