Ярослав Денисенко - Пепелище славы Страница 61

Когда разведчик провел их тропой по высоким скалам к месту, откуда открывался хороший обзор на эльфийскую стоянку, Ривендор не увидел там ни одного чужого лица. На поиски пропавшей экспедиции в Лесистые горы явился отряд из трех десятков настоящих воинов.

Харлак и Ривендор остались наблюдать, а провожатый исчез так же мастерски, как появился. Им предстояло дождаться темноты, чтобы спуститься вниз и, по возможности, послушать, о чем толкуют в лагере.

План был донельзя прост. Ночное зрение эльфов заметно уступало орочьему, тонким обонянием они тоже не обладали. Ривендору не было нужды маскироваться - только молчать по возможности и не показывать лица. С Харлаком было чуть сложнее - но позаимствованный у Алангора плащ с плотно надвинутым капюшоном позволял и ему сойти в темноте за своего. Ривендор крепко подозревал, что, помимо предвзятого отношения к его ненадежной персоне, это было дополнительным фактором в пользу Харлака в качестве второго лазутчика. Ни на какого другого урук-хая эльфийская одежда попросту не налезала.

К вечеру в лагерь принялись возвращаться разведчики, прочесывающие местность в поисках следов пропавшей экспедиции.

"У меня руки так и чешутся посворачивать им головы", - признался орочий наблюдатель с кровожадной ухмылкой. Долгое ли время еще ему и другим урук-хаям удастся сдерживать себя? Точнее, Шенгару удастся их сдержать. Пока они, вроде бы, согласны с тем, что скрытность - лучшее оружие, но надолго ли хватит терпения воинственных северян?

Его размышления прервал Харлак.

- Пора, - заявил полуорк, с отвращением накидывая на плечи "тряпки ушастиков".

С горечью Ривендор отметил, что все его попытки научить Харлака держаться и двигаться так, как это делают эльфы, пропали впустую. Похоже, неприязнь сидела так глубоко, что урук-хай, даже понимая умом прямую зависимость между удачностью маскировки и сохранностью собственной жизни, не мог заставить себя внимать рекомендациям "длинноухого".

Может быть, человека (не орка с их великолепным нюхом), Харлаку удалось бы ввести в заблуждение. Но Ривендор ясно видел перед собой чужака в эльфийском плаще. Конечно, он сам знает, что это чужак, к тому же, специально ищет изъяны в получившемся образе, но… Нет, урук-хаю определенно не стоит лезть на глаза. Оставалось уповать на темноту и маскировочные свойства самого плаща, несущего в себе частичку природной эльфийской магии. Ривендору вдруг пришло на ум, как мало подобных вещей осталось у его народа. Вплоть до последней войны, благодаря искусству эльфийских мастеров являлись на свет магические артефакты самого разного свойства. А что теперь? Рассеять тучи, заставить расти дерево, ускорить заживление ран - чародеи прошлого сочли бы подобные действия пустяком, недостойным упоминания. Простейшая магия, некогда доступная каждому второму эльфу, превратилась в удел избранных. Способных сотворить хотя бы легкое облачко едва насчитывался один на сотню. Что до "одареннейших" чародеев, умеющих вызвать дождь или сменить направление ветра, такие и вовсе были наперечет.

Означает ли это, что эльфы вырождаются? А может, перемены, наступившие в мире с гибелью Темного Владыки не ограничились подвластными ему расами и народами?

В конце концов, он не маг, чтобы разбираться в подобных вещах, но… Они ведь так очевидны! Когда Ривендор это осознал, то страшно удивился, как до сих пор мог не обращать на них внимания. И как до сих пор не обращают внимание все остальные!

А, может быть, не все. К примеру, Роэтур, прослывший редким чудаком… До похода их пути почти не пересекались, а теперь уже слишком поздно. Но Ривендор страшно жалел, что уделял странноватому философу и его идеям слишком мало внимания.

В темноте передвигаться было трудно. Ривендор старался не упускать из вида спины Харлака. Эльфийская походка, легкая и бесшумная, помогала ему не слишком заботиться о том, что попадалось под ногами. Ступни эльфа сами находили нужные точки опоры. То, что орку принесли годы охотничьей практики, получалось у эльфа естественно и непринужденно.

Вдруг Харлак замер и подал знак остановиться. Ривендор взглянул в указанном направлении и уловил в темноте едва заметное движение. Часовой?

Некоторое время они молча ждали. Замеченный эльф и не думал уходить. С луком наизготовку он неспешно расхаживал из стороны в сторону, вглядываясь в окружающий мрак. Наконец, Харлак махнул рукой за спину эльфа. Прижимаясь к деревьям, лазутчики продолжили путь с удвоенной осторожностью.

"Я слышу его шаги, - мрачно думал Ривендор. - Тихие, но я их слышу". Может быть, ночным зрением орки и превосходили эльфов. Но тягаться с эльфийским слухом не могли представители ни одной разумной расы.

"Если это слышу я, значит он тоже может услышать. Плохо".

Однако, делиться наблюдениями с Харлаком было уже поздно. Часовой отошел довольно далеко, и шансы у них…

Хрусть!

Нет у них никаких шансов. Не надо быть эльфом, чтобы услышать оглушительный треск ветки под ногой урук-хая.

- Кто здесь?! - вскричал часовой, натягивая тетиву.

На подмогу ему уже спешили двое.

И Ривендор сделал то единственное, что мог предпринять для спасения ситуации.

"Пробивной силы эльфийского лука в упор хватит, чтобы прошить насквозь коня вместе со всадником… А в упор не мажут даже знатные стрелки навроде Алангора, - проносилось в его голове, но пути назад не было, и панические вопли сознания безнадежно опоздали в попытках остановить шаг, достойный безумного самоубийцы. - Матерь Звезд, подари моим противникам скорость разума и быстроту движений!"

Харлак не успел и руки протянуть к своим топорам, а Ривендор уже оказался в нескольких шагах впереди, на ходу сбрасывая с золотистых волос капюшон.

- Светлый Творец да пребудет с вами! - прозвучал его звенящий эльфийский голос.

- Светлый Творец… - воскликнул часовой, опуская лук, и вряд ли он имел в виду продолжение стандартного приветствия. Лишь врожденная вежливость помешала эльфу помянуть прямо противоположного персонажа. Менее воспитанные сторонники Света говорили таким тоном "Черный Враг!", а то и вовсе ударялись в подробности анатомии и физиологии. - Я едва удержал тетиву!

Обосновавшись в яме у корней наполовину упавшего дерева, среди мха и перепрелых листьев, Харлак приводил в порядок смятенные мысли.

Он с детства привык не показывать другим своих переживаний, потому что знал: пощады и сочувствия такому, как он, не будет. Со временем он научился скрывать их даже от себя. Некогда показное, хладнокровие начинало врастать в его истинную натуру, заполняя собой пустоты души, возникшие на месте умирающих чувств и устремлений, не находящих отклика в окружающих. Стремление к дружбе, любви, пониманию… Пожалуй, единственным, что не скрылось леденящей коркой равнодушия, оставалось неуемное честолюбие полуорка.

Затаившись, подобно хищнику в засаде, Харлак терпеливо ждал своего шанса смешать с грязью былых обидчиков, раз и навсегда доказав им собственное неоспоримое превосходство. Лишь изредка, как язычки пламени, прорывающиеся над углями прогорающего костра, вспыхивали болью раны старых переживаний.

Но все же Харлак ни на миг не забывал, через какие унижения пришлось пройти ему прежде, чем получить признание Кланов.

И вот является длинноухий - выскочка, иноплеменник. Нелепое творение светлого бога, куда более уродливое и жалкое, чем он, орк по крови и духу… А метит все туда же! Цепкий глаз Харлака вычислял возможных конкурентов так же безошибочно, как чует ревнивая жена интерес мужа к другим женщинам. И, надо сказать, ушастый преуспел в снискании к себе симпатий. Некоторые, и Шенгар в том числе, так вовсе перестали видеть в нем враждебного чужака… На то, что Харлак извел годы, длинноухому не понадобилось и месяца!

Как мечтал он разделать на куски это худосочное тело, но ушастик попросту издевался над ним на глазах всех орков, зарабатывал дармовой успех на его унижении!

Сказать, что Харлак ненавидел эльфа (а заодно и всю длинноухую компанию), означало ничего не сказать. Если бы ненависть умела источать жар, принадлежащая эльфам южная часть полуострова растеклась бы жидкой лавой по морскому дну, а на месте Ривендора и его спутников остались бы в камне оплавленные дыры. Харлак даже получал от этого особое, извращенное удовольствие, какое в силах испытать лишь глубоко уязвленное, израненное духом существо.

Казалось, сделать ненависть сильнее не могло уже ничто, поскольку она и так достигла предела возможностей. Но надо быть ушастым, чтобы управиться и с этой задачей. Харлак просто не знал, как называется чувство, клокочущее внутри.

По всему выходило, что длинноухий спас ему жизнь! Рискуя при этом своей собственной! Окажись часовой менее бдительным, стрела от своего же сородича ушастому была бы обеспечена.

И как теперь прикажете к нему относиться?! Как и для прочих уроженцев северных Пустошей, слово "честь" не было для Харлака пустым звуком. Хоть представления о ней у сорвавшихся с цепи псов Темного Владыки и разнились с таковыми у эльфов или людей, жаждать скорой гибели своему спасителю среди орков считалось не менее зазорным, чем у других рас.