Холодные берега - Лукьяненко Сергей Васильевич Страница 5

Но следить не стал, пошел вперед, где по улице толпа скопилась. Арбалетом помахал – расходитесь, мол… Толпа, конечно, только на метр и сдвинулась. Не боялась его толпа, стражнику тут еще жить, вечерами по улицам ходить. Своего развлечения островитяне не упустят.

– Душегубцы! – тоненько взвизгнула в толпе девчонка. Знаю я таких, истеричек с горящими глазами, сама небось каждый год в чреве плод травит, потому и других обвинить всегда готова. – Убийцы! Насильники! Чтоб ваши руки-ноги отсохли! Чтоб у вас…

Это ничего. Эта толпа мирная была. Даже девица – покричала, покричала, да и пошла по своим делам, корзинкой плетеной покачивая. Видно, на базар собралась. Шла бы с базара – не пожалела бы мятой помидорины или яйца давленого…

– Замок тебе не открыть, – сказал я. – Слышь, Марк? Тут умение нужно.

Молчал он. Сам все понимает, сопляк.

– Чуть вперед подайся, – велел я, – чтобы брус тебе на плечи лег.

– Поймут…

– Что плетешься как вошь! – завопил я в полный голос. И пнул мальчишку по заду. Марк дернулся, рванулся вдоль каната, прижался к деревяшке, что его канат щемила.

Стражники захохотали. Ясное дело, у каторжников нервы не выдерживают. Все развлечение.

Я продвинулся вслед за мальчишкой, впился взглядом в замок. Эх, не везет, германская работа, с таким всегда трудно справиться…

– Не усердствуй! – бросил мне возвращающийся стражник. – Задохнется пацан…

Отмычку бы мне, тонкую отмычку, да с двойным изгибом, тогда бы справился…

А мы уже к площади Кнута приближались. Самое место бежать. Дальше по холмам потянемся, там места голые да безлюдные, не укрыться…

Эх, германская работа, хорошая сталь, тугая пружина, ключ в три прорези…

Никогда мне такой замок ножом не открыть!

И когда я понял это, так сразу и начал действовать. Нельзя панике поддаваться.

– Нож! – прошипел я в спину Марку.

Хоть сейчас не ослушался.

Повел рукой – будто потянулся куда-то, далеко-далеко… Даже на меня холодом дохнуло, когда в руке у пацана кинжал сверкнул.

Хороший клинок.

За такой клинок домик в пригороде отдают без торга.

Протянул я руку Марку через плечо, нож взял – у парня пальцы задрожали, но отдал, смирился. И даже, хоть я и не просил, придержал брус, приподнял, чтобы мне орудовать было легче.

Одно хорошо – стражники сейчас на нас не смотрели, в хвосте колонны порядок наводили. И впереди толпы не было. Только маленькая девочка-замарашка на углу стояла, сосала грязный палец да на нас смотрела. Будь постарше – сразу бы крик подняла. А так только глазенки вспыхнули, уставилась на нож, руки опустила, рот закрыть забыла…

Смотри, смотри, маленькая, только не кричи, прошу тебя! Сестра-Покровительница не велит беглецов выдавать! Не кричи, прошу, пошлет тебе Сестра куклу фарфоровую, платье новое, как вырастешь – мужа богатого и дом – полную чашу. Только не кричи!

Так я про себя девочку заклинал, а сам в замке орудовал и вроде нащупал что-то, только вот сталь скрипела, и нож блестел на солнце, значит, времени у меня – до пяти сосчитать, не больше…

За спиной уже поняли. Славко-дубина рык издал – приготовился. Вот такие всегда из чужого умения пользу получают! Кузнец крякнул, с шага сбился, видно, решил что-то сказать, да никак с языком управиться не мог…

– Эй, чего творите? – крикнул кто-то из конвоя. Еще не увидел, но почувствовал – все, пропадаю, что же ты, Сестра, за что так надсмеялась…

И стоило мне Сестре взмолиться, как замок проклятый щелкнул, дужка раскрылась, из прорезей вылетела, деревяшка разошлась и под ноги упала. Марк запнулся, я подпихнул его – он мигом с каната слетел, – и сам следом рванулся. А дальше уже напирали – и Славко, и кузнец, и все остальные. Кто и впрямь бежать решил, кого напором понесло.

На это я и рассчитывал.

Как рыбешки с порвавшегося кукана, рассыпались каторжники по улице. Те, кто подурнее, вперед кинулись бежать. Ага, на площадь, прямо толпе в лапы. За поимку беглого – три монеты плата. А если голову, руку или ногу беглого принесешь – две. Ох, не дура же толпа, умеет складывать. Умеет и отнимать. Толпа, она чудовище, но никак не дура.

Те, кто позлее да поотчаяннее, на стражников бросились. Того, что с пулевиком, сразу с ног сбили. Может, и остальных задавят толпой. Все бывает. Может, и корабль потом в порту отобьют.

Только поднимут с гарнизона пару планёров, да и сожгут их вместе с кораблем…

А я, как последний идиот, с мальчишкой боролся. Марк у меня нож выдирал, уже пальцы изрезал, но не отпускал.

Нет, парень, мне с тобой умирать не с руки!

Я выпустил нож – пусть натешится, может, зарезаться успеет, – и бросился в узкую боковую улочку, на ходу петлю с шеи сдирая. Рядом бежали кузнец и Славко – это ж надо, кто умнее всех оказался!

И тут Славко, по своей злобе и общей тупости, ошибку совершил. Прямо на пути оказалась та девчонка, по малолетству не додумавшаяся убежать.

– С дороги! – завопил Славко и отшвырнул девочку. Ну зачем, спрашивается? Времени больше потратил, чем если бы обежал ее!

– Женщин обижаешь! – взвыл кузнец. В голосе не только ярость была, еще и восторг. Наконец-то он убедился, что Славко – мерзавец.

Через миг здоровяк уже прижал душегубца к стене какой-то лавки и молотил головой о стену, выкликая:

– Нельзя женщин трогать! Грех! Нельзя женщин трогать! Винись перед малышкой! Нельзя…

Я пробежал мимо вопящего Славко, гневающегося кузнеца и ревущей девочки. Ничего с ней и не случилось страшного…

Ах, Сестра, спасибо, Сестра! Не оставь и кузнеца в заботах своих, хороший он человек, просто темный. Сейчас народ набежит, стражники из порта подтянутся – может, и не убьют его? Бежать вроде не пытается, стоит, душегубца колотит. Может, и уцелеет. В рудниках нужны работники.

Ах, Сестра, дай мне уйти…

– Ильмар!

Я обернулся на бегу. Надо же, Марк тоже сообразил, куда бежать. И бежал хорошо, догнал. Ножа у него в руках уже не было, конечно, и от петли он тоже избавился.

– Щенок сопливый! – выдохнул я. – Чуть все не попортил…

– Не бросайте меня!

Хотел было я огрызнуться, но передумал. Нельзя, после того как судьба смилостивилась, в помощи другим отказывать. Вмиг все переменится.

Я просто продолжил бежать, с легкой надеждой, что пацан сам отстанет. Но мальчик явно был не из слабаков.

Дважды навстречу попадались люди. Однако первый, крепкий, но умный мужик, не рискнул нас останавливать, а не в меру воинственного старика с клюкой я скрепя сердце уложил на мостовую одним ударом.

Не дело тебе, дедуля, чужой крови жаждать. Не по возрасту.

– Ильмар…

Мальчишка начал отставать. Ноги у него, может, и быстрые, молодые, зато я всю жизнь в бегах провел.

– Ильмар…

Направление я правильно выбрал. Дома вокруг тянулись все плоше и плоше, а потом и вовсе пошли развалины, давним пожаром оставленные. Под ногами уже не мостовая, а просто земля утрамбованная, трава кое-где лезет. Полгорода такие вот, заброшенные. Даже на Печальных Островах шахты пустеют, вот народец и разъезжается.

И когда я совсем уж было поверил, что ушли мы, Марк сзади вскрикнул.

Остановившись, я посмотрел на него. Марк пытался встать, хватаясь за левую ногу. Сломал, что ли?

Никого вокруг не было, и, проклиная себя за глупость, я все же вернулся к мальчишке.

Марк жадно ловил ртом воздух.

– Больно?

– Да…

Штанина вся в крови была – неужели кость наружу вышла? Тогда все, тогда конец ему. Потом я сообразил, что у мальчишки ладони изрезаны, вот сам себя и замарал. Засучив брючину, прощупал кости. Да, вроде целы. Мышцу потянул сильно.

Только какая разница – сломал, потянул, – если погоня следом, и медлить нельзя?

– Попробуй встать.

Он встал. И даже шаг сделал, перед тем как рухнуть.

Мы оба молчали.

– Судьба твоя такая, Марк, – сказал я. – Понимаешь?

Он кивнул. На глазах уже слезы блеснули – не от боли, от страха.

– Может, и обойдется, – утешил я. – Вон, в развалины отползи и укройся. К вечеру нога отойдет, дальше сам думай…