Алый флаг Аквилонии. Спасите наши души - Михайловский Александр Страница 7

– Ну вот, – сказал он, когда вокруг него собрался тесный кружок, – нашего полку прибыло, что определенно радует. Теперь надо думать, как правильно ответить товарищам подводникам, чтобы они с перепугу не разорвали связь, забившись в какой-нибудь глухой угол. Разыскивать их у нас не будет никакой возможности.

– Наши предки были не из пугливых, – проворчал Антон Игоревич. – Те, что выходили на подводных лодках в боевой поход, в любой момент были готовы и к смерти, и к бессмертной славе. Да и мы не такие страшные. Думаю, если мы не будем врать и выкручиваться, то на контакт они пойдут. Да и выбора у них никакого нет, если не считать таковым переход к жизни первобытнообщинным строем. Но Черное море, во-первых, для нас чертовски далеко, а во-вторых, из него есть только один выход – через Босфор и Дарднеллы. Проходимость этих проливов, сейчас превратившихся в реки, насколько я понимаю, под вопросом. Фрегат вверх по течению уж точно подняться не сможет.

– То, как мы будем подбирать наших будущих сограждан, вопрос чисто технический, – хмыкнул председатель совета вождей Аквилонии. – В любом случае, фрегат не сможет выйти в рейс еще в течение полутора месяцев, да и плавание до устья Дарданелл займет не менее трех-четырех недель. Сейчас мы должны думать о том, что сообщить потерявшимся товарищам в ответной радиограмме, чтобы не создать у них о себе превратного впечатления.

– Сообщай все как есть, – сказал главный охотник, – мол, мы – Народная Республика Аквилония, составленная из равноправных представителей разных времен и народов, объединившихся для совместного устремления к лучшей жизни, приглашаем команду советской подводной лодки присоединиться к нашему интернациональному коллективу. Ну и объясни им дату, в которой они оказались: сорок тысяч лет до нашей эры плюс-минус лапоть, и дороги назад нет. Точка. Пусть делают выводы. Все остальное, как ты правильно сказал, это технические детали.

– Андрей прав, – кивнула Марина Витальевна, – со своими мы должны разговаривать честно. И еще. Если их подлодка не сможет пройти Босфор и Дарданеллы, то пусть бросают ее к чертовой матери и идут к назначенному нами месту встречи пешком. Люди для нас гораздо важнее железа.

– Надо понимать, что это ваш товарищ – тоже часть Замысла, – произнес отец Бонифаций. – Никто не попал сюда просто так, а только по Воле Божьей, неважно, верил в нее этот человек или нет. Я думал, что Творец это без разница – главное, чтобы его дети делал так, как Он сказал.

– Сказать честно, товарищи, иного я от вас и не ждал, – подвел итог сержант Седов. – Товарищам надо помочь, и это однозначно. Но тут товарищ Бонифаций сказал одну очень важную вещь. Если все мы здесь оказались неслучайно, то сейчас следует ждать еще нескольких забросов на усиление русским и советским контингентом, а потом тяжелого удара, который испытает нас на прочность.

– Да, Иван Федорович, я тоже так думаю, – кивнул верховный шаман. – А посему сейчас необходимо найти Джонни, нашего единственного квалифицированного радиста, и составить первую ответную радиограмму. Своих не бросаем.

1 апреля 3-го года Миссии. Понедельник. Час пополудни. Западное побережье Черного моря, устье реки Мангалия, советская подводная лодка М-34.

Когда лодка приблизилась к берегу и немного продвинулась к югу от своей первоначальной позиции, ее команде удалось обнаружить устье небольшой реки, заканчивающейся длинным и узким лиманом. В лиман входили осторожно, промеряя глубины лотом, и бросили якорь там, где глубина под килем уменьшилась до одного метра. Из сухих прошлогодних камышей, которые густо покрывали оба берега, при приближении подводной лодки в небо взвились стаи диких уток, куликов и прочих водяных птиц, которые уже прилетели из теплых краев и теперь обустраивались, чтобы начать решать извечный вопрос продолжения рода.

– Ничего себе! – произнес краснофлотец Тулаев, окидывая взглядом тучу птиц, затмевающую солнце. – Зря беспокоился товарищ Карелин. Тут провианту хватит на тысячу лет или поболее!

– Ту, Сашко, туды побачь! – сказал промеряющий глубину лотом старшина второй статьи Бондарь, указывая на неторопливо проплывающего мимо лодки осетра размером почти в треть ее длины. – Вот это обед уплывает!

Командир с комиссаром при этом стояли на рубке и тоже обозревали окрестности.

– Действительно, – сказал капитан-лейтенант Голованов, – при достаточной ловкости рук с голоду мы тут не умрем. Да только если наши попытки выйти на связь хоть с кем-нибудь потерпят неудачу, то это будет совсем другая сказка, уже не про янки при дворе короля Артура, а про Робинзона Крузо. Никогда не думал, что закончу свою жизнь так, на пустом чужом берегу, без всякой цели и смысла… – Он подавил тягостный вздох.

– Так вы, товарищ Голованов, думаете, что мы никогда не сможем вернуться назад на нашу войну? – спросил комиссар Якимчук, искоса посмотрев на собеседника.

– Для наших, там, дома, мы погибли на боевой позиции как герои, – ответил командир, – и задача по возращению нашей лодки назад вряд ли имеет решение. Даже если проглотившая нас дыра устроена не по типу верши и способна пропустить нас обратно, найти ее на глубине едва ли возможно… Это будет, как сказал воентехник Наумов, напрасная трата ресурса.

– Не знаю, не знаю, товарищ Голованов… – вздохнул комиссар, – возможно, вы и правы. Только вот как-то неуютно чувствовать себя дезертиром, пусть даже это и произошло с нами против воли. Там вся страна бьется с врагом из последних сил, а мы тут прохлаждаемся как на курорте…

– Я не меньше вашего хочу вернуться назад, – ответил Голованов, – но, увы и ах, понимаю, что это невозможно. Таковы объективные обстоятельства. И еще хочу сказать, что мы с вами тут не одни. Кроме нас, тут еще имеется команда, за которую мы несем ответственность – если не перед товарищем Сталиным, то перед своей совестью. Понимаете?

– Понимаю, – кивнул комиссар, – но при этом остаюсь при своем мнении. Впрочем, мешать вам не буду, ибо однозначных рецептов тут нет. Ни с чем подобным еще никто не сталкивался.

– А если кто и сталкивался, – хмыкнул командир, – то не смог вернуться и рассказать, как было дело, а это опять же свидетельствует о том, что такие дырки между различными временами или, может быть, мирами, пропускают только в одну сторону.

На последнее замечание комиссар ничего не ответил. Тем временем старшина Давыдов и краснофлотец Магелат под руководством лейтенанта Чечкина надули от воздушной магистрали резиновую лодку и спустили ее на воду. До берега тут метров тридцать, до пролома в камышах, куда местное зверье ходит на водопой – чуть дальше. Впрочем, разведывательная партия по первому разу и не должна была углубляться на территорию суши – только глянуть, что там да как, да еще срезать с кустов прутовидной ивы несколько побегов на удилища, ибо боцман Карелин затеял рыбалку ради пополнения рациона команды. Он и в Севастополе так делал, пока лодка стояла в базе, в воду за борт – отходы с камбуза, а обратно из воды на камбуз – рыбу, которая собирается на этот прикорм. А тут и прикармливать не надо: рыба в этом лимане сама по себе ходит табунами. Уроженец деревни Ваеньга, что затерялась где-то в непролазных северных лесах между Архангельском и Котласом, в душе он так и остался хозяйственным русским крестьянином, у которого ничего не пропадет втуне, все пойдет в дело.

Первопроходцы, гребя короткими веслами, преодолели неширокую полосу чистой воды и по извилистому проходу углубились в камыши. Некоторое время было тихо, потом грохнул одиночный выстрел из винтовки. Все было встревожились, но минут через десять разведывательная партия выгребла на своей лодке из камышей, имея при себе упитанную тушу лесной косули.

– Простите, товарищ командир, не смог удержаться, – сказал лейтенант Чечкин и уже намного тише добавил: – там, на берегу, человеческая стоянка: кострище и несколько шалашей, крытых камышом. У нас такие ставят рыбаки, когда выходят на Волгу на несколько дней. И вот что я там нашел…