Владимир Стрельников - Приключения Василия Ромашкина, бортстрелка и некроманта Страница 10

Развалины старой церкви

Василий Ромашкин

– Подъем, мужики. Тревога! – Не получилось спокойно переночевать, не повезло. Еще бы чуть-чуть, и дождались утра. – Идут сзади к церкви, поверху. Нежить некоторая и летать умеет. – Я «слушал» пространство, и мне очень не нравилась как раз эта сторона. – Похоже, расквыры. Джек их над старым интернатом видел. И их много, мужики. Очень много.

– Хреново! – Зевнув и переломив свой короткий дробовик, Сергеич вставил в него два патрона. Поглядел на меня, проверяющего левер, посмотрел на винтовку Рудольфа. Подумал и скомандовал: – Рудольф, отдай свой автомат Василию, тебе и пистолета хватит. Он и как стрелок намного лучше, и видит нежить как инквизитор. А ты, Вась, как отстреляешь магазин, не перезаряжайся, хватай ФН и бей из него. Рудольф перезарядит тебе винтовку. Все равно, если не управитесь с Климом и Семеном, расстреляв пару магазинов, дадите прорваться расквырам в окна – за ножи браться придется. Из пистолетов здесь – друг друга перестреляем. Готовьтесь, мужики.

– Минут пять осталось, не больше. – Я забрал от Рудольфа автомат, пару раз кинул его к плечу. Блин, вроде все одинаковые, но мой родной лучше – я практически знаю, куда он положит пулю. А у Рудольфа чужой, даже рукоять по-другому в руке лежит. И хорошо, что из ФН пару магазинов обычных патронов высадил по развалинам какого-то супермаркета. Неплохой винтарь, хорошо в плечо лег. Отдача, правда, посуровее, чем у нашей «шестерки».

– Блин, в глазах двоится! – Семен потряс головой, его ощутимо повело. Да так, что он за стенку рукой ухватился, чтобы не упасть. – Гадский банкир, неужели сотрясение мозга?

– Так. – Старший подскочил к Сене и отобрал у него винтовку. – Садись, готовь наган. Но стреляй вверх. Мужики, не вздумайте стрелять горизонтально. Если расквыра нападет, бейте ножом или прикладом, ее можно убить, если разбить голову. В храме не стреляйте, иначе поубиваем друг друга.

Из ночного города послышался вороний грай, пробирающий морозом по шкуре. У расквыр другой тембр карканья, в нем прилично инфразвука.

– Минута.

Я и Клим бросили в костер по охапке сухого хвороста, Рудольф плеснул солярки, которая оказалась в паре канистр. Высоко взлетело дымное пламя, ярко осветив старую церковь. Лики святых на древних иконах были суровы и беспристрастны.

– Добавишь по команде, Рудольф. Сорок секунд. Тридцать. Двадцать. Лей еще!

Пыхнув, снова взметнулось пламя. В сверкающее обломками цветного стекла окно влетела первая расквыра, и тут же разлетелась в клочья, в тусклый дым, от попадания тяжелой автоматной серебряной пули. Только перья полетели вверх, увлекаемые горячим дымом нашего костра. Гулко хлобыстнул выстрел, здорово ударил по ушам, все-таки в помещении стрелял.

Но это было только начало. Дальше сразу в три окна рванул десяток черных птиц, и я с ужасом понял, что мы не справимся.

Клим и Сергеич мазали, попадали в цель только каждым пятым выстрелом, летели штукатурка и куски изразцов, визжали рикошеты, а толку от этого было чуть, я просто не успевал выбивать расквыр. Одна спустилась почти до высокого семисвечника и была сбита выстрелом из пистолета.

Это я заметил, хватая трофейную ФН. Мне удалось сбить трех из пяти пикирующих расквыр, одну принял на клинок Сергеич, еще одну разнес дуплетом из дробовика Рудольф. Сержант пока не вступал в дело, хладнокровно приберегал выстрелы.

Стреляя в новую партию нежити, рвущуюся в окошко, услышал грохот дробовика сержанта и хлопки пистолетных выстрелов остальных эмчеэсников. Все, «шестерка» в серебряной оболочке закончилась, остальные пули в барабанах служебных наганов, в запасных магазинах для ФН (идиоты, у нас еще две таких винтовки!!!), в моем пистолете и револьвере, который я засунул сзади за пояс.

Впрочем, у меня его кто-то из-за пояса вытащил. И «сорок пятый» тоже, из кобуры.

Я, уже ничего не слыша, сменил очередной магазин. Оглох от стрельбы. А сверху пикировали черные птицы.

Одну из них, схватив винтовку за горячий ствол, как заправский бейсболист, отправил в полет на стену Клим, еще одну схватил за тулово и отстрелил ей голову из моего пистолета уже обычной пулей Сергеич. Наплевавший, кстати, на свой собственный запрет и стрелявший горизонтально.

Сняв трех расквыр, ФН встал на затворную задержку, и я сунулся за очередным магазином, ясно понимая, что не успеваю. Остальные уже вовсю рубились с нежитью врукопашную, и вроде пока успешно, все-таки птички были чуть крупнее обычной вороны.

И вдруг сверху на пикирующую черную расквыру упала серебристая молния, и на пол обрушился клубок из дерущихся птиц. На двух следующих тоже напали. Снаружи слышалось не просто карканье, это были звуки натуральной драки.

– Не стрелять!!! – заорал я, все еще боясь поверить в спасение. – Грайвороны!!!

– Не стрелять!!! – изо всех сил гаркнул Сергеич, вытирая рукавом кровь, сочащуюся из рассеченной брови. Не веря своим глазам, поглядел на верещащий комок из нескольких птиц на полу и устало сел, практически упал на задницу. – Доложить о ранениях!

– Я цел. Практически. – Рудольф оглядел свою изодранную куртку и присел рядом с Сергеичем.

– Цел. Только ладони обжег. – Клим поглядел на лопнувшие кровавые полосы на руках. Нехило спалил.

– Цел. – Я вставил полный магазин в ФН и поставил винтовку на предохранитель. Вытащил из разгрузки полный магазин, перебросил его Сергеичу и кивнул на стоящие в углу полуавтоматы. – Надо зарядить. На всякий случай.

– Цел. – Семен, сидя на полу, осторожно потряс головой. – Но еще раз башкой приложился. Хорошо, мозгов нет, а то брызгами вылетели бы.

Скуля, из-под алтаря, припадая на прокушенную переднюю левую лапу, выполз Рафаль. Одно ухо у него висело лохмотьями. Но пес явно не сдался, морда вся в перьях и какой-то слизи, из-за чего он морщился и отплевывался.

– Сержант, доклад! – Сергеич оглянулся. – Сержант?

– Товарищ сержант? – Клим сунулся в ту сторону, откуда стрелял сержант. – Мартын Сергеевич, скорее!

Подбежав на заполошный вопль молодого урядника, я увидел, как опередивший меня Сергеич при помощи Рудольфа переворачивает лежащего ничком и схватившегося за горло пожилого полицейского. На полу под ним растеклась немалая, даже, скорее, огромная лужа крови. Рядышком лежала расквыра с разможженной головой.

Но стоило тронуть сержанта, как у него разжались руки и обмякло тело. Страшная рваная рана на горле явственно показывала, что именно стряслось. Расквыры все-таки размочили счет.

8 июня 2241 года, вторник

Развалины старой церкви

Василий Ромашкин

– Все, ушел. – Я стянул с головы кепи. – Царствие ему небесное.

– Я тоже это уловил. – Сергеич стянул с головы форменный котелок.

Остальные в наступившей тишине тоже сняли головные уборы, спасатели – котелки, а урядник – фуражку.

Хлопая крыльями, взлетели победившие грайвороны и исчезли в окнах.

– Сорок минут до рассвета. Чуть-чуть не дотянули. – Сергеич поглядел на наручные часы и надел свою шляпу. – Чуть-чуть не продержались. Эх, Господи, за что же нас так? – поглядел на иконы и все-таки перекрестился.

Мы перенесли погибшего и уложили тело на расстеленную тяжелую шелковую ткань, к удивлению отлично сохранившуюся. Впрочем, я слышал, что шелк хранится веками, если лежит в темноте.

– Клим, разворачивай рацию, вызывай самолет. Надо сержанта отправить. Как его звали-то? А то «сержант», «сержант»…

Сергеич устало сел и стал смотреть на меня, собирающего лопатой убитых расквыр. Надо их срочно в одну кучу собрать и сжечь, а то вони не оберешься. Как в книжке написано, расквыры разлагаются в течение пары часов в темноте и практически мгновенно при солнечном свете. Убитые, разумеется, живые спокойно могут дневать в кронах и даже понемногу летать, если на небе облачка-тучки.

– Его Евгений Федорович звали, Остаповцев. Но ему нравилось, когда его сержантом называли, потому и имени его практически никто не знал. А рация? Нет рации. – Клим потряс дорогущую аппарутуру, которая явственно забренчала. – Кто-то пулю всадил, да не одну. Похоже, сорок пятый калибр. Мартын Сергеевич, вы же сами запрещали стрелять горизонтально!

– Запрещал… – понуро опустил голову старший спасатель. – Тогда похороним его здесь. Не факт, что мы сумеем выйти с такой ношей из города.

Это да. Старые города не любят выпускать своих погибших. Не нами это замечено, не при нас закончится. И если попытаемся вынести сержанта отсюда, то, вполне вероятно, потерь станет больше. А то и вообще все тут останемся.