Ник Перумов - Эльфийская стража Страница 11

Лемех постоял возле большой – в полный рост – фигуры девушкиэльфийки в плотной, облегающей охотничьей одежде. Срамота одна! Портки, как на мужике, да ещё и в облипку, такие невесть как натянуть. Да и девка сама не фигуриста ничуть, ни обнять, ни пощупать. Ни груди, ни кормы. Хотя, конечно, из лука наверняка стрелу в птичий глаз вгонит за две сотни шагов и в полной темноте. Когда так стрелять умеешь, грудь со всем остальным иметь не обязательно.

Теперь можно было не просто пробираться, а «шествовать со всею приятностию», как говаривал ротный начальник «Весельчаков Арпаго», когда рота, получив султанское жалованье, направлялась в весёлый квартал Арраса.

И Лемех шествовал. Ни от кого не скрываясь, спокойно и действительно «с приятностью». Лес вокруг него жил, напевал чтото себе под нос, словно гигант, которому нет дела до карликов, копошащихся у его ног.

Разумеется, ровно до той поры, пока карлики не решат чемто у него поживиться.

Зачарованный Лес не обращал внимания на путника. Никто не попадался навстречу, никто не спешил остановить дерзкого, никто не целился в него из сгущающегося сумрака. Лошади хоть и беспокоились, но умеренно; Найда, шнырявшая в зарослях по обе стороны от украшенной фигурами тропы, ни о чём не предупреждала.

На мягких крыльях неслышно пронеслась крупная птица, с перьев срывались крошечные капельки светящейся росы. Лемех вёл коня в поводу, пальцы правой руки плотно сомкнулись на топорище. Равнодушие эльфийских владений тревожило; не так, совсем не так представлял он себе своё появление здесь, и это было плохо: ошибся в одном предположении – ошибёшься и в другом.

И потому они просто шли. Шли, вбирая звуки, запахи, медленно гаснущие вместе с днём цвета Зачарованного Леса. Сперва Лемех недоверчиво хмурился да вертел головой – мол, листочкицветики тут и впрямь не такие, как везде, но где «зачарованность» то?

С приближением сумерек, с медленно гаснущим закатным заревом наступала и магия. И нет, дело было не во вспыхивающих тут и там крошечных многоцветных огоньках, не в порхающих ночных бабочках, переливающихся всеми цветами радуги, не в тихой даже песне Леса, что катилась следом за путниками, – чтото пряталось за самой гранью, на меже света и тени, кралось следом, заставляло шевелиться причудливые тени, колыхало ветви безо всякого ветра, дышало в затылок, заставляя коней тревожно прядать ушами. Найда перестала метаться из стороны в сторону, трусила рядом, полузакрыв глаза; но Лемех знал, что верная его спутница сейчас чует и ощущает куда больше, чем он сам.

– Что скажешь, старушка? – наконец не выдержал он. – Кто тут ходил?

«Эльфы, хозяин, – мигом отозвалась Найда. – Недавно. Сегодня».

– Знать бы ещё, куда они все подевались…

Найда чуть виновато подала голос, короткий скулящий звук. Мол, не гневись, хозяин, не смогла.

– Людей, как мы, чуешь?

«Да, хозяин, с эльфами шли и люди. Новые».

– То есть раньше ты их не чуяла… лады, старушка, останавливаемся. Красиво тут, огонёчки летучие так и прыскают во все стороны, однако ни зги скоро на тропе будет не видать.

Он ошибся. Становилось всё темнее, и молочнобелый мягкий свет полился из глубины резных фигур, выстроившихся вдоль лесной тропы.

– Эвон оно как! – присвистнул Лемех. – Ну, тогда пройдёмся ещё чуток…

Пока длился этот самый «чуток», они миновали говорливую речушку, звонко болтавшую в темноте, плеща и брызгаясь на валунах; через речушку вёл мост, сделанный, как оказалось, не из брёвен или там камней; нет, эльфы заставили огромное дерево покорно изогнуться, протянуть ствол с одного берега на другой, сделать повёрнутую вверх сторону совершенно плоской, а ветки с обеих сторон служили живым ограждением.

– Сильны, бродяги, – с невольным уважением буркнул Лемех. – Вас бы к нам в роту, когда по Змеиным джунглям в Кинте лазали…

Огня он разводить не стал. Да и не из чего было даже сложить и самый меленький костерок – ничего сухого под рукой. В лесу – и ни единой сухой ветки.

– Так только у эльфов и бывает…

Лемех едва успел развязать тюк с одеялами, как…

«Хозяин! Они здесь!»

– Само собой, – невозмутимо и как бы себе под нос пробормотал тот. Оружие он нарочито отложил в сторону, то, что оставалось на виду. И топор, и лук, и добрый самострел, из которого прошибал насквозь толстенные грудные чешуи панцирных змей.

«Двое. Здесь и здесь», – одними мыслями показывала Найда.

– Главное – не суетиться… – попрежнему словно говоря сам с собой, проворчал Лемех.

– Rado! – резко, зло и требовательно раздалось над самым ухом. – Rado! – и тут же перешли на понятный человеку язык. – Стой где стоишь!

– Стою, стою, – усмехнулся Лемех. Пустые руки он напоказ заложил за голову.

Из зарослей неслышно выступили двое эльфов – высокие, тонкие, в обтягивающих тело одеждах с коричневозелёными разводами. Лица тоже покрыты краской; в руках луки, у пояса – длинные узкие клинки.

Мужчина и женщина.

– Кто такой ты есть, marmo? – резко бросила эльфийка. На человеческом языке она изъяснялась с явным трудом. Мужчина с подозрением глядел на рычащую Найду, однако та даже не пыталась напасть или хоть както защитить хозяина.

– Лемех меня звать. Пришёл вот в Эльфийскую Стражу наняться. Говорят, вы добрые деньги платите, да и вообще у вас тут служба славная.

Эльфы переглянулись.

– Что говорить ты есть, marmo? – раздражённо бросила эльфийка. Она, похоже, в этом дозоре оказалась старшей. – Стража?

– Brissiger, – вполголоса подсказал её спутник. – Marmod brissiger.

– Brissiger… – кивнула эльфка. – Зачем тайно идти? Зачем весть не подать?

– А кто ж вас знает, кому и как эту весть подавать? – пожал плечами Лемех. – Да и человек я уж такой – пока своими глазами не увижу, пальцами не пощупаю, ни за что не поверю. Баек да россказней про Стражу немало ходит, а мне кривду от правды отделять недосуг. Можете про меня у Полночи спросить или там у Месяца. Не знаю, как их на вашем наречии зватьвеличать.

Эльфыдозорные вновь переглянулись. Мужчина чтото быстро произнёс на своём языке, слитно, журчаще. Мыслеречью, похоже, эти стражи Зачарованного Леса не пользовались.

– Я провожу, – эльфмужчина изъяснялся полюдски куда лучше спутницы. – Иди за мной, человек Лемех.

Откуда они тут такие взялись? Месяц, Полночь, та же Борозда – говорили речью умелой и понятной. А эти двое едва слова подбирают. На человека глядят, как на диковинку. И это стражники, порубежники! Да они должны его, Лемеха, в лицо знать!

Чтото здесь не то. О том, что у Княжгорода давняя распря с Зачарованным Лесом, что на Царственных Эльфов косо смотрит Святая Инквизиция, – на границе не знал только ленивый. Но распря распрей, а княжеское войско оставалось на юге, инквизиторы занимались чем угодно, только не сбором рати для «священного похода», простые разбойники, конечно, бывало, подбирались к окраинам эльфийских владений, да только там почти все и оставались. Нечисть же, с другой стороны, Зачарованный Лес в покое не оставляла.

Враждовали с эльфами как раз сородичи Лемеха, такие же поселенцы, как он сам. Именно они напирали на Лес своими полями и выпасами, именно они косились на тёмные глубины, прикидывая, сколько ж там всего ценного, что в дело можно было б пустить!..

Эльфы отвечали. Нет, не всеобщей войной. Её, как разумел Лемех, эльфы побаивались, несмотря на всю свою магию. Потому что чародеи найдутся и в Княжгороде, и нет ничего страшнее человека, что сражается за правое дело. Потому и отвечали они как бы случайными, редкими набегами, «гостями», чей визит незнаемо чем обернётся. Может, только сгоревшим овином, а может, и всеобщей резнёй. А может, и прибыльной менойторговлей.

А потом глянькось, Эльфийская Стража. Давайте дружить, мол, поступайте к нам на службу.

Дурная это служба, думал Лемех, шагая по тропе впереди эльфасопровождающего, как есть дурная, если изза неё парни с разума спрыгивают, а девки родной дом подпаливают.

Тропа чем дальше, тем становилась шире, светящиеся фигуры по сторонам – выше, крупнее, причудливее. Всё отчётливее ощущалась свежесть, как после грозы, всё крупнее и многочисленнее – ночные бабочки, подмигивающие разноцветьем огоньков. Выше становились и деревья, насколько мог судить Лемех, и там, высоко в кронах, тоже поблёскивали вспышки. Плечи Лемеха разворачивались словно сами собой, он забыл об усталости, взбодрилась и Найда, метавшаяся тудасюда, словно совсем юный щенок.

Эльфпровожатый оказался неразговорчив.

– Ээ, приятель, тут такое дело… – начинал было Лемех, искоса поглядывая на лесного воина.

– Дорога дальняя, а путь одолевают в молчании, – перебивал дозорный.

Лемех всякий раз лишь пожимал плечами. Конечно, он нашёл бы, чем и как разговорить упрямца, но всему своё время. Пока же он смотрел и слушал, даже не столько Лес, сколько себя самого.

Здесь сам воздух был пропитан, пронизан магией. Магия текла по водным жилам земли, жадно всасывалась корнями, поднималась вверх к ветвям и листьям. У Лемеха аж покалывало в кончиках пальцев, короткие, холодные искорки боли проскакивали от кистей к локтям. Он хорошо помнил эти ощущения, памятные по Кинту, Ближнему и Дальнему, по Змеиным Лесам и прочим местам, где «Весельчакам Арпаго» доводилось сталкиваться с чародейством. Нет, у самого Лемеха никогда никакой «силы» не открывалось, никакими «чарами» он не владел и не сумел бы сотворить даже самого простенького огнешара; однако он не мог ошибиться – Зачарованный Лес являл собой одно огромное облако магии, и тут сомнений не было.