Олег Говда - Рыцарь Страница 11

– Погодите, господин барон, дослушайте сперва, – не дал сбить себя шельмец. – Есть у девицы дружок, с которым Аннет встречается каждый вечер, как только ее госпожа заснет. И возвращается лишь под утро. Причем лазит через окно. Так что никто ее отсутствия не замечает.

– А если именно этой ночью она не уйдет? Или хахаль на свидание не позовет?

– Не сомневайся, господин барон, обязательно позовет. Карл не из тех парней, кто любит коротать ночь в одиночку. Да и Аннет вместе ноги долго держать не умеет.

– Похоже, ты все обдумал, – хмыкнул Владивой. – Когда успел?

– Все не все, но думал, – не стал отрицать очевидное хитрец и продолжил выкладывать свой замысел: – Когда слуги улягутся, вы войдете к дочери. Стража это увидит, но не будет знать, что баронета в комнате одна. А войти и побеспокоить вас не осмелятся. Тем более что я с Кривицей за этим прослежу.

– Но ты выпустил из внимания самое важное… Зайдя в комнату Анжелины и увидев, что с ней случилось, я должен буду ее развязать. Иначе суд, когда баронета расскажет обстоятельства дела, признает мои действия пособничеством разбойникам и обвинит в надругательстве.

– Обязательно должны развязать! Вы, господин барон, ни в коем случае не имеете права поступить иначе. Еще и клятвенно пообещаете найти и достойно проучить негодяев! Но… – Шельма хитро улыбнулся и вкрадчиво продолжил: – Чья вина, если избыток выпитого вина не позволит вам исполнить свой долг?

Есаул довольно засмеялся, видя, как выражение непонимания на лице барона сменяется догадкой.

– Пьянство – порок простительный. И хоть подлежит осуждению, но не наказуем. Тем более, когда муж оплакивает преждевременную кончину жены… От избытка выпитого вина вы упадете посреди комнаты и уснете, не дойдя пару шагов до ложа баронеты. Мы же с Кривицей постоим до утра за порогом, чтобы вас не побеспокоили даже случайно. Утром, конечно, когда Аннет вернется к госпоже, все прояснится. И вы, господин барон, коленопреклоненно попросите прощения у падчерицы… Объясните, что с горя выпили лишку. Будете огорчены и не менее ее озабочены, но случившегося – не воротишь! Девушке, которая провела ночь наедине с мужчиной, не избавиться от дурной славы. И никто не возьмет ее брачный венец. Даже за право стать бароном. Особенно из тех надменных столичных щеголей, которые могли бы понравиться юной княжне.

– Она меня возненавидит и будет пытаться рассказать правду, – не слишком уверенно протянул Владивой.

– Кому? – фыркнул одноглазый проходимец. – Кто станет слушать, как благородная девица соблюла свою честь, привязанная к кровати рядом с пьяным мужчиной? Кроме того, вы и не будете отрицать, что видели девушку в постели, но подробностей не помните. И даже, если баронета каким-то чудом докажет, что все сказанное ею правда, в законе Общей Ночи не оговариваются обстоятельства, которые отменяют его действие. А что до девичьей ненависти, то если б все девки, которых только нам с Кривицей довелось испортить в набегах, убили хоть по одному харцызу, степь давно б обезлюдела. Настроение у них, что погода в начале весны: то морозцем ущипнет, то солнышком улыбнется.

– Вообще-то… – задумчиво произнес Владивой. – Шанс на успех есть. Молодец, не зря носишь голову на плечах, есаул. Надолго ли? Га-га-га! – рассмеялся неожиданно зло и серьезно прибавил: – Вот только сделаем мы все иначе.

– Как велишь, господин… – Калита хоть и не ожидал подобного поворота, но согласился сразу. Главного он добился: барон поборол растерянность и начал думать в нужном ключе.

– Увы, привести силой строптивую барышню к свадебному столу, это самое глупое из решений. Даже если все королевство поверит в случайность произошедшего, жить с ней мне, а не им… Ведь выждет момент и зарежет, стервочка, сонного или пьяного… И глазом не моргнет. Еще тот характер у девицы. И убить нельзя.

– Почему?

– Не чужая мне Анжелина, все же дочь старшего брата. А во-вторых, подряд две смерти переполошат весь Зелен-Лог.

– Что же предпринять? – есаул растерялся. Так хорошо обмозгованный план рушился на глазах.

– Поступить умнее. Начать, как ты предлагал, а потом повернуть дело так, чтобы напуганная девчонка успела сбежать, прежде чем свершится злодейство. Понимаешь? Для Анжелины все будет происходить взаправду, а остальные и не заметят ничего. После только удивляться будут: «Что с баронетой случилось? То ли разум у бедняжки с горя помутился, то ли другая какая причина подтолкнула ее на безумный шаг»? Но сбежать она должна обязательно! И искать мы ее будем со всем тщанием! Землю на сажень в глубину всех рыть заставлю!

– Напрасно вы, господин барон, столько времени потеряли, выслушивая бредни старого харцыза, – в глазах шельмы было восхищение. – Конечно же, девица должна сбежать. Как я сам не догадался… А за стенами Дуброва с баронетой может приключиться все что угодно! Намедни у Вишняков хуторяне опять мертвяка забили. Это уже третий за лето будет… Да и степным ватагам самое время показаться. Не хочу даже думать, что ожидает смазливую девку, попадись она им в руки.

– А вот этого я от тебя не слышал! – посуровел Владивой. – Даже и думать не смейте. Пока я окончательно не решил судьбу Анжелины, чтоб и пылинка на ее платье не упала! Ты меня понял, старый греховодник?! Головой отвечаешь!

– Все в вашей воле, господин барон, – кивнул есаул, пытаясь скрыть легкое разочарование.

– Хорошо… А то знаю я вас. Только оставь наедине с чужой невестой. Надеюсь, ты уже думаешь над тем, как убедить Анжелину тайно покинуть замок уже этой ночью?

Поняв, что разговор окончен, Калита встал из-за стола, уважительно поклонился и уверенно ответил:

– Пусть господин барон не тревожится. Еще не знаю, но к вечеру обязательно придумаю. Чтоб мне остаток жизни в хлеву за свиньями навоз убирать, если баронета в бега не кинется.

– Надеюсь, ты меня понял, – Владивой выговаривал каждое слово по отдельности, будто ворочал тяжелые камни. – Девчонка должна исчезнуть для всех, кроме меня!

– Не сомневайтесь, господин барон. Прикажете доставить ее в ведомое лишь вам место или действовать по своему разумению?

– Разрешаю и заранее одобряю любые твои действия. Только чтоб до утра Катаржина покинула этот мир навсегда, а Анжелина исчезла. Я после придумаю, как ее использовать.

– Но, осмелюсь спросить: а кому отойдет венец баронессы Дубров, если обе бабы будут мертвы?

– В том и вся прелесть, есаул… – улыбнулся Владивой. – Пока не доказана смерть баронеты, право распоряжаться ее землями принадлежит мне! Опекуну наследницы… – расправил плечи барон. – А ведь никто Анжелину мертвой не видел и не увидит… – Владивой поднялся, поощрительно похлопал отступника по плечу и как-то по-особому, слишком пристально взглянул ему в глаза. – Сделаешь как надо, до конца жизни ни в чем отказа знать не будешь. Слово дворянина.

– А куда ж я денусь? – вздохнул бывший харцыз, выходя за дверь. – Вот только долгой ли будет моя сытая жизнь? Хоть самому вслед за девицей убираться куда подальше. Только некуда, куда не кинь – кругом клин. Если б знать, что одно доброе дело остальные грехи перевесит, можно б попытаться судьбу изменить. А так, чего суетиться? Собственным горбом научен, что благодарность людская короче овечьего хвоста. Ну, а у барышень она и вовсе с комариный нос. Анжелина будет признательна своим спасителям, пока в безопасном месте не окажется. А потом дознаватели припомнят нам с побратимом Кривицей прежние похождения, и затанцуем мы свой последний гопак хоть и в разных петлях, да на одной ветке.

Старый отступник в растерянности поскреб затылок, привычно поглаживая кончиками пальцев чубук заткнутой за пояс трубки.

– И все ж пойду посоветуюсь с одноглазой оглоблей. Иногда и у него дельные мысли бывают. Тем более что хоть шея у каждого своя, да у обоих на той же веревке подвешена.

Кривица, как обычно, сидел в трактире «Жареная Гусыня» и неспешно потягивал что-то из глиняной кружки, лениво отгоняя зеленой веткой совершенно бесцеремонных мух.

Раньше веселый трактир назывался «Жареный Гусь» и принадлежал Беримясу, мужику мощному и никогда не терявшемуся, если подвыпившему клиенту надо было засветить между глаз. Но вот уже скоро год, как он в несколько дней умер от какой-то хвори, непрерывно жалуясь на невыносимое жжение в желудке и запивая эту боль ведрами вина и пива, пока не свалился замертво. Замковый лекарь Дрогопис и хранитель Повест, посовещавшись, решили, что всему виной случайно попавшая в пищу отрава для крыс, которую Беримяс сам же на прошлой седмице в аптеке у Дрогописа и купил.

Многие думали, что после смерти мужа Ядринка, бывшая втрое моложе не такого уж и старого Беримяса, быстро продаст заведение и исчезнет из Дуброва вместе с первым купеческим караваном, направляющимся в столицу, но случилось иначе. Уже на следующий после похорон день у двоих чересчур падких на дармовую сладость и заглядывавшихся на смазливую молодку еще при жизни Беримяса отцов семейств почему-то оказались до крови расцарапаны лица. На вывеске трактира сменилось и прибавилось несколько букв, а кутил, решивших, что в заведении, принадлежащем женщине, можно и побуянить, мигом образумил Кривица.