Антон Корнилов - Урожденный дворянин. Мерило истины Страница 11

Саня Гусев молчал. Ему вдруг пришло в голову, что над ним банально издеваются.

– Я владею методом масштабного чтения, – пояснил Гуманоид. – Это весьма несложно…

– Да чего вы мне парите-то?! – рявкнул выведенный из терпения Саня Гусь.

– Чистая правда. Вот такой он, наш Гуманоид, – хмыкнул белозубый. И, потянувшись за спиной «пацана», хлопнул длинной рукой Гуманоида по плечу. – Ребенок индиго.

«Пасть беленая… Мажор, наверно, сука», – подумал Саня по адресу белозубого, потому что здравых мыслей о «ребенке индиго» в его голове на тот момент не оказалось.

– Понимаешь, амиго, – проникновенно продолжал белозубый, – вот если бы ты мне другом был или приятелем каким, тогда понятно, тогда твоя просьба считалась бы законной. А я тебя в первый… ну, скажем, во второй раз в жизни вижу. Поэтому – извини. И еще тебе кое-что скажу, – голос белозубого утратил проникновенность и зазвучал жестче, – может, вы тут терпил каких-нибудь и привыкли гнуть, но с нами такое не пройдет. Серьезно говорю, без обид. Если кто здесь на меня или братанов моих кисло дохнет… Я командирам или в прокуратуру стучать не буду. Я один звоночек сделаю… на гражданку. А уже оттуда прямо в командование округа звонок пойдет. И всю эту часть мигом раком поставят, всю целиком. И пойдете вы, господа старослужащие, всем лихим составом на дизель… – он сделал паузу, чтобы заглянуть в глаза Гусю. И договорил, уже мягко и с прежней улыбкой:

– Рекомендую принять к сведению, амиго. И, так сказать, проникнуться.

«Точно – мажор», – убедился в своем первоначальном предположении ошарашенный наглостью белозубого Саня Гусев. Гуманоид уже полностью вылетел из его головы. Теперь Гусь видел перед собой только этого нахально ухмыляющегося детину, до сих пор, очевидно, полагающего, что армейская и гражданская жизнь не очень различаются.

«Ну и упырей прислали… Вот борзота! Первый день как из карантина, а смотри-ка, – подумал, чуть оправившись от приступа изумления Гусь, – один впрямую связями угрожает, другой скалится, как псина голодная, третий… вообще Гуманоид…»

Рыхлого парня, в разговоре никак себя не проявившего, он в расчет не взял.

– У тебя все? – спросил «мажор».

Гусь неимоверным усилием воли заставил себя встряхнуться и начать соображать. Ему уже было ясно, что сейчас ловить тут нечего. Оставалось только удалиться, не потеряв достоинства. Но… до этого сделать еще кое-что. Так сказать, оставить финал разговора открытым…

– Тебя как звать, боец? – спросил «мажора» Саня.

– Александр Вениаминович Каверин, – внушительно выговорил «мажор», особенно упирая на отчество и фамилию, точно произнесение всего этого вслух должно было произвести какой-то определенный эффект.

– Тезки, значит, с тобой… Так вот, Александр Вениаминович, непросто тебе и твоим друзьям служить будет, – Гусь покачал головой и поцокал. – Ой, непросто…

– А ты не пугай, слышь! – гавкнул «пацан».

– А я и не пугаю. Говорю, как есть. В карантине – это одно было, а здесь – совсем другое. Со-овсем другое. Разговор этот мы не закончили. Договорим еще. В другом месте…

«Мажор» пожал плечами.

– Как скажешь… – проговорил он.

– Про Мансура слыхали? – понизив голос, спросил Гусь. – А, может, и видели его уже? Так вот, если я говорю: «моя личная просьба», то это все равно что «личная просьба Мансура». А что, я разве этого в самом начале не сказал? Ой, извиняюся, забыл…

«Пацан с окраины» заметно вздрогнул. «Мажор» Александр Вениаминович Каверин слегка втянул голову в плечи. Рыхлый так вообще раскрыл рот и присел. Только Гуманоид продолжал смотреть на Гуся со спокойным интересом. Так, наверно, умудренный опытом многолетних исследований ученый-зоолог смотрит на резвящуюся под прицелом его бинокля зверушку – такое сравнение пришло на ум Гусю. Ну да что с него взять, с Гуманоида…

– Придется Мансуру передать, что просьбу его вы не уважили, – добавил Саня, – а Мансур парень обидчивый…

Произнеся это, Саня Гусь повернулся и вразвалочку пошел прочь.

Они вышли из казармы, остановились у крыльца.

– Мансу-ур… – тоскливо проскрипел Сомик. – Капец нам…

– Попадос, однако, – высказался Двуха. – Тут ты, Сомик, прав…

– Не ссы, – не вполне твердо проговорил Командор, – прорвемся. А, Гуманоид? Как считаешь? Прорвемся?

– Вестимо, – спокойно пожал плечами Олег.

– «Вестимо»! – зло передразнил его разнервничавшийся Игорь. – Ты что, говорить нормально не можешь? Аж зло берет… Вечно барабанишь, будто по писаному. У вас в детдоме все такие были, как ты?..

– Нет, – ответил парень. – В детдоме все были такие, как ты. Поначалу.

– Ну, хватит! – развел их Командор. – Чего ты взъелся на Гуманоида? Может, он… – Командор усмехнулся, – и правда с другой планеты? Или там, из параллельной реальности?

Тот, кого называли Гуманоидом, эти предположения опровергать не стал.

– Офицеры ведь не позволят, чтобы… в части всякие неприятности случались? – робко предположил Сомик. – Если логически рассудить, это им просто невыгодно, они же сами нагоняй от начальства своего получат. Значит, они изо всех сил должны следить за порядком.

В ответ на столь наивное высказывание Двуха усмехнулся и густо сплюнул себе под ноги. Впрочем, в следующую секунду он, вздрогнув, наступил на плевок и вытянулся, приложив ладонь к виску. Встав по стойке «смирно», козырнули и прочие члены «банды».

Мимо них прошагал старшина, тот самый, который вел колонну вчерашних призывников от железнодорожного вокзала к части. Теперь, конечно, новобранцы накрепко затвердили его фамилию-имя-отчество: Нефедов Борис Федорович. Старшина Нефедов, поравнявшись с «бандой», кивнул солдатам, что-то невнятно пробурчав. Ответить на воинское приветствие по форме он не смог бы при всем желании – в обеих руках Нефедова покачивались большие целлофановые пакеты, из которых выпирали рулоны дешевой туалетной бумаги марки «Суздальское перышко». Выдающееся качество этого «перышка» новобранцы имели возможность оценить с первого же дня пребывания в части. Бумага была запредельно, до прозрачности тонкой, но, тем не менее, имела бесчисленные вкрапления в виде крохотных древесных осколочков, которые – при применении «перышка» по прямому назначению – немилосердно царапали не привыкшие еще к такому обращению задницы юных бойцов.

– Видали, амигос? – осведомился Командор. – Наше «пердышко» поволок. А нам целый месяц в сортире на все кабинки один рулон вешали… Наэкономил себе, значит.

Нефедов уже добрался до КПП, рядом с которым, возле стены, стоял его автомобиль: чистенькая, явно недавно приобретенная «семерка». Поставив пакеты под ноги, старшина принялся возиться с замком багажника.

– Не предполагал, что жалованье старшин столь мало, что они не могут позволить себе покупать туалетную бумагу в магазине, – медленно выговорил Олег.

Двуха счел эту фразу шуткой и захохотал. Командор тоже усмехнулся. А Женя пожал плечами:

– Да нормально им платят, дай бог каждому. Даже очень хорошо платят. Вот у нас в деревне, между прочим…

– Задрал ты уже со своей деревней, – перебил его Двуха. – При чем здесь «как платят»? Как бы ни платили, а приработок никогда не лишний…

В пределах видимости «банды» оказался старлей Бородин, держащий путь из столовой. Бородуля углядел старшину, неторопливо размещавшего в багажнике пакеты с «Суздальским перышком», остановился, напряженно и подозрительно присматриваясь – и заспешил к нефедовской «семерке».

– Запалился старшина! – с восторгом констатировал Двуха.

Между Бородиным и Нефедовым завязалась приглушенная перебранка. Причем, лейтенант явно следовал наступательной тактике, а старшина оборонялся, коротко и хмуро отбрехиваясь и заслоняя громоздким туловищем открытый багажник своей машины.

Бородин решительно отодвинул старшину, вытащил из багажника один пакет с туалетной бумагой. Провожаемый угрюмым взглядом Нефедова старлей победоносно прошествовал с трофеем в руках к припаркованной рядом «тойоте», сошедшей с чужеземного конвеера лет пятнадцать назад. Отключил брелоком сигнализацию автомобиля, открыл дверцу заднего сиденья и закинул в салон пакет.

– Давай, пацаны, дергаем отсюда, – сказал Двуха. – А то Нефедыч со зла сейчас припряжет нас куда-нибудь. Гуманоид, что застыл?

– Не будет так вскоре, – вдруг произнес Олег, внимательно проследивший сцену от начала до конца.

– Чего это? – поинтересовался Игорь. – Ты никак командованию накатить хочешь на этих упырей?

Трегрей покачал головой.

– Сюминут это не имеет смысла.

– То есть? – не понял и Командор. – А позже, ты считаешь, что-нибудь изменится, что ли?

– Несомненно, – ответил Олег. – Многое изменится.

– А в какую сторону-то изменится? Что будет? – полюбопытствовал Двуха.

– Будет так, что воровство и прочие гадости станут встречать не с безразличием, а с категорическим осуждением.