Кристи Голден - Варкрафт. Дуротан Страница 14

Дуротану тяжело было это слышать. Он думал о Гул’дане и обещанной им новой земле – плодородной, зеленой, полной жизни. Интересно, колдун и его Орда уже тронулись в путь к этому таинственному месту? Дуротан вспомнил пугающий цвет кожи Гул’дана, зеленый огонь его глаз, мертвые предметы, которыми тот предпочитал украшать свое тело.

Он встряхнулся. Молодой вождь был внутренне убежден, как и Гейя, и Гарад, и Дрек’Тар: что бы ни сулил колдун, за это придется заплатить. Взрыв смеха донесся со стороны только что обосновавшейся на новом месте семьи – свободной, веселой, довольной.

Их клан пока сильный и здоровый. И пока Дуротан будет считать, что этого достаточно.

Зима была жестокой. Она пришла сразу же вслед за засушливой осенью, которая принесла сморщенные плоды, и привела с собой обжигающие до костей морозы. Дрова, собранные с глухими жалобами летом, теперь согревали орков. Высушенное мясо, которое они не съели, а сберегли, когда из него сочились вкусные соки, теперь стало похожим на кожу, но служило утешением, когда снаружи бушевали метели, и нельзя было даже подумать об охоте.

Когда клан собирался вокруг дарящего жизнь костра, Дуротан рассказывал молодежи о своем отце и о своей первой охоте, во время которой он узнал, что в действительности означает быть Северным Волком. Он уговаривал Гейю рассказывать о Гараде в расцвете сил и о себе, когда он был ребенком. Он приглашал старых орков, которые уже не могли охотиться, посидеть у общинного костра и поделиться воспоминаниями о тех временах, когда они были молоды. Он лишь просил, чтобы эти рассказы подбадривали, вызывали смех или иным способом «делали наш клан лучше».

Клан Северного Волка пережил зиму, и никто из его членов не умер от холода или недостатка пищи. А когда весна наконец вернулась, орехи и семена, так старательно сохраненные, посадили и взрастили.

Никто больше не шептался о том, что Гарада «срубили». Никто не упоминал о Гул’дане, кроме тех случаев, когда его порицали за разжигание страха. И Гейя говорила сыну, что его отец гордился бы сыном.

Дуротан никому не рассказывал, – даже Оргриму, с которым делился многим, – как он лежит по ночам без сна и считает про себя бочонки с сухим зерном или гадает, хватит ли у них листьев кевака, чтобы вылечить кашель одного из малышей. Или как он постоянно борется с сомнением, не делает ли что-то неправильно.

Он достаточно знал об отношениях между родителями, знал, что Гарад обращался к своей спутнице за советом. Несомненно, что и он мог так же поведать свои страхи жене. Однако, хотя выбрать себе подругу было бы разумным, Дуротан не чувствовал никакого шевеления в своем сердце.

Возможно, на нем лежала слишком большая тяжесть.

9

– Клянусь, что именно один из танцоров, а не пьяниц будет последним орком, который сегодня ночью что-то бросит в костер Дня летнего солнцестояния, – сказал Оргрим. – Танцы только начинаются. А пьют уже давно.

Дуротан рассмеялся. Позднее он должен будет занять свое место на Каменном троне, но пока трон оказался слишком близко от костра, и сидеть там было неудобно. Они с Оргримом стояли на краю деревни, а танцующие орки улюлюкали, вопили и скакали по лугу, усыпанному цветами, как небо – звездами.

Они выживали весь этот год, очень трудный год, и оплакали только четырех членов клана. Двое погибли на охоте, один от несчастного случая, и один старик умер у костра, тихо погрузившись в бесконечный сон после рассказа о своей юности. Тем не менее народ Дуротана был доволен. Никто не жаловался на суровые распоряжения вождя. Они – Северные Волки, привыкшие к лишениям, и если сегодня ночью они веселятся, то Дуротана это радует.

– Я вижу, что сам ты рано начал, – ответил Дуротан Оргриму, махнув рукой в сторону бурдюка, который, как он точно знал, наполнен не водой. Оргрим рассмеялся и отдал бурдюк с сидром другу. Дуротан запрокинул голову, и обжигающая, но вкусная жидкость полилась в его горло. Впрочем, вождь почти сразу же вернул бурдюк Оргриму.

– Ты едва сделал глоток! – возмутился тот. – Подай добрый пример своему клану, вождь, и напейся!

– Я подам пример тем, что завтра утром у меня не будет болеть голова.

– У меня тоже не будет болеть голова.

– Это потому, что у тебя череп такой же прочный, как Молот Рока, и копытень мог бы сплясать на нем, не… – Голос Дуротана замер: он уловил на лугу какое-то движение, маленькую точку вдалеке. Пока ни один из танцующих ее не заметил. Точка двигалась не так, как зверь, и ни один Северный Волк в одиночку не забрел бы так далеко. Дуротан понял, что это орк, и он направляется прямо к селению.

Красный Ходок!

Со времени нападения прошлой осенью Дуротан заставлял своих орков внимательно следить, не появится ли этот отвратительный клан, мажущий себя кровью. Но сегодня он не отправил в патруль никого. Сегодня он позволил клану расслабиться и радоваться жизни. Отдохнуть. Он выругал себя. Оргрим тихо сказал:

– Я схожу за волками.

Чувствуя нетерпение хозяина, Острозуб на бегу прижал уши к голове. Волк, метко названный Кусакой, и в самом деле щелкал челюстями под Оргримом. Они пока не стали поднимать тревогу и поскакали вдвоем. Красный Ходок двигался по открытой местности и явно был один, поэтому Дуротан и Оргрим легко должны были справиться с одиноким противником. Но, когда они скакали по открытому лугу у всех на виду, как и их противник, Дуротан обернулся и увидел, что танцующие остановились и наблюдают за ними с напряженными лицами.

На широкой спине Оргрима висел на ремне Молот Рока, а Дуротан сжимал в могучей руке Удар Грома. Он стиснул зубы в мрачной решимости. Друзья находились с подветренной стороны от чужака, и Дуротан втянул воздух, пытаясь уловить выдающий пришельца запах запекшейся крови. Уловив только мускусный запах другого орка, он нахмурился.

Оргрим, как обычно, не отстававший от него, тоже отметил:

– Никакой вони.

Маленькая точка росла по мере их приближения. Дуротан откинулся назад, и Острозуб сбавил скорость. Кусака сделал еще несколько прыжков, потом Оргрим вернулся назад, туда, где остановился Острозуб.

Сначала далекая фигура показалась массивной, и Дуротан решил, что это орк-мужчина. Но потом разглядел странные изгибы силуэта и постепенно понял, что перед ним женщина-орк, что-то несущая на плечах. Она шла ровным шагом. Теперь он разглядел синие и белые участки на ткани, покрывающей ее торс.

Напряжение спало так быстро, что Дуротан задрожал. Радость, мучительная и острая, как кинжал, пронзила его.

– Оргрим, мой старый друг, твой вождь – идиот, – еле выговорил он между приступами хохота.

– Я это подозревал – ответил Оргрим, – но почему ты так считаешь?

– Какой сегодня день?

– День летнего солнцестояния… разумеется… – Оргрим широко раскрыл глаза.

– Это не Красный Ходок. Это Северный Волк!

Оргрим завопил от изумления и восторга. Оба орка наклонились вперед, и их волки радостно бросились бежать опять, по направлению к женщине из клана Северного Волка. Она остановилась, ожидая их приближения, а на плечах у нее лежала туша самки талбука. Ветер подхватил развевающийся уголок знамени Северных Волков, и оно затрепетало вокруг женщины. Когда Дуротан и Оргрим остановились перед ней, ее темные глаза посмотрели в глаза Дуротана. Она со стоном сбросила с плеч талбука, и туша упала на землю. Ее обнаженный живот был плоским, сильные, мускулистые ноги обтягивали грубые штаны. Ее руки были стройными и мускулистыми, а кожа имела теплый темно-коричневый оттенок. Пурпурный кристалл свисал с ее шеи на веревке из жил. Свет отразился в нем, когда она запрокинула голову и рассмеялась, салютуя маленьким топориком.

– Приветствую тебя, Дуротан, сын Гарада, сына Дуркоша! – воскликнула она веселым, звонким голосом. – Я…

– Драка, дочь Келкара, сына Ракиша, – закончил за нее Дуротан и улыбнулся.

Дуротан шагал рядом с Дракой, как в тумане, когда они возвращались к празднующим у костра оркам. Мясо, которое она принесла в подарок, погрузили на спину Острозуба. Сердце вождя переполняла радость. Несомненно, это знак, посланный Духами, что вскоре все наладится. Он никогда не видел, чтобы изгнанники возвращались, и то, что вернулась именно Драка, казалось ему не совпадением, а подарком судьбы. Она была примером того, как слабость стала силой, и вернулась домой в тот момент, когда клан больше всего нуждался именно в силе.

Драку приветствовали, как вернувшуюся героиню, да Дуротан и считал ее героиней. Когда-то она была слабой, хрупкой и тощей, кожа да кости. Почти такой же, как та рабыня, что сопровождала Гул’дана. Теперь Драка стала мускулистой, сильной, энергичной. Дуротан помнил, что она ни перед кем не склонила головы, уходя – как считали все, и он, возможно, в том числе, – на верную смерть. И вернулась все такой же гордой.

За два года после ухода Драки ее родители умерли, но Гейя встретила ее теплыми объятиями. Драка сначала застыла, но затем неуверенно подняла руки и крепко прижала к себе пожилую женщину. Дрек’Тар широко улыбнулся, и голос его задрожал, когда он официально благословлял пришедшую от имени клана. Дуротан уступил ей Каменный трон, и она согласилась сесть на него, немного поколебавшись. Вождь лично отрезал ей сочный кусок жареного мяса, и женщина с жадностью съела его. Да, она была мускулистой, но худой, очень худой. Ни одной унции лишней плоти не было на ее костях. Дуротан проследил, чтобы Драка наелась досыта, и не позволил донимать ее вопросами, пока она ела.