Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть вторая Страница 16

Смотреть на преступницу и то было холодно. Арно сгреб дурацкие тряпки к середине окна и понял, что с замазкой так быстро не справиться. Рамы можно высадить, пустив в ход тяжеленный резной стул, но на грохот сбегутся не только Придд со слугами, но и уличная стража. Да и открывать окно таким способом, когда на карнизе стоят, нельзя, тут не впустишь, а пришибешь или столкнешь.

– Я сейчас выйду, – медленно, прижавшись губами к стеклу, произнес Арно. – Выйду и отвезу тебя к… в безопасное место. Поняла?

Гизелла смотрела широко раскрытыми глазами, так серьезно смотрят только дети. Тоже мне, убийца! Но кто же ее отпустил, не Райнштайнер же!

– Я. Сейчас. Приду, – повторил виконт. – Спускайся…

В ответ девушка провела ладошкой по окну и что-то сказала. Проклятье, если он не понял ее, как она поймет его?!

– Я! – Арно ткнул себя в грудь. – Иду. К тебе!

Указать на себя, поставить на открытую ладонь два пальца – так няньки по всему Талигу показывают, как зайчик идет за кашкой – указать на стекло, и снова…

– Я. Иду. К тебе. Я. Иду. К тебе.

Поняла, кляча твоя несусветная, поняла и даже улыбнулась! Виконт заговорщицки подмигнул воскресшей злодейке и, стараясь не шуметь, выскочил в узкий коридорчик. Дом спал, Арно и подумать не мог, что «спруты» уподобятся суркам, однако уподобились. Великан Тобиас, и тот клевал носом в жарко натопленной прихожей; конечно, наступи виконт на что-то скрипучее, сторож бы проснулся, но виконт не наступил, а лоскутные здешние коврики просто отлично глушили шаги. Арно ухватил два плаща, успешно проскользнул перед самым носом сони, взялся за засов и тут его осенило. Хорош он будет, если поволочет Гизеллу в Старую Придду, никому не сказавшись, да еще в первый же день пребывания в полку!

Валентин не стал помогать с похищением, но теперь-то все иначе! Акона удовлетворена, а Гизелла жива, причем ее нужно куда-то срочно девать. Расстреливать спасшуюся, верней, кем-то спасенную дурочку никто, разумеется, не станет, но убрать ее из города надо, а возьмется за это не всякий. Тот, кто отправил девицу фок Дахе к виконту Сэ, знал, что делает, так что, видимо, это все-таки Райнштайнер. К Спруту бергер благоволит, а субординацию уважает, с его точки зрения, теньент Савиньяк не может не поставить в известность своего полковника. И так оно и есть!

Валентин ночевал в комнате, смежной с «кабинетом». Слуги уже успели прибрать, то есть унесли остатки ужина и вернули на прежние места букетики, букеты и букетищи. Узнай об этом вдова, пустившая Придда на постой и перебравшаяся к брату, она бы от умиления прослезилась. Арно хмыкнул и постучал в запертую изнутри – спрут есть спрут – дверь. Валентин откликнулся почти сразу.

– Что-то случилось? – голос был сонным, но осмысленным.

– Ты мне нужен, и срочно! И как ты, и как мой полковник!

Дверь вежливо приоткрылась. Надо же, а в этой спальне тепло, даже жарко…

– В чем дело? – Помятая щека и взлохмаченные волосы делали однокорытника почти уютным.

– В том, что женщину так просто не убьешь, – весело сказал Арно. – Гизеллу кто-то тайно отпустил, но идти преступнице некуда, и она прибежала сюда. Я отвезу ее к матери, но я не дезертир. Считай это ходатайством об отпуске и, будь другом, уйми как-нибудь Ли. Ты кому хочешь голову заморочишь, устрой, чтобы мы спокойно добрались до Старой Придды.

– Интересная новость. – Валентин быстро взялся за гребень. – Говоришь, девица жива?

– Да, если только не замерзнет, пока ты причесываешься. И не сбежит. Тот, кто ей помог, уже рискнул, но дальше – мое дело!

– Наше, – поправил Валентин. – Я допускаю, что она пришла к тебе, однако хозяин дома сейчас я, и мой долг приветствовать даму. Ты, кстати говоря, одет с удручающей небрежностью. Повернись, я расправлю шейный платок.

– К кошкам этикет, не до того! Она бы вообще в окно влезла, только оно замазано.

– Окна мужчин семейства Савиньяк девиц влекут невероятно, но отпуск я тебе предоставлю лишь после личного знакомства. Знакомство же состоится, когда ты будешь выглядеть, как пристало офицеру моего полка. Будь добр, повернись.

Арно повернулся.

2

В самой беседке светильников опять не оказалось, но ногу никто не подвернул и нос не расквасил. Матильда тихонько села, Алва остался стоять у нее за спиной.

– Я бы предпочла льва, – проворчала алатка, вслушиваясь в ночь, ставшую чудовищно тихой. Подобная тишина рвется либо криком, либо неотвратимыми тяжелыми шагами.

– Какого льва? – со знанием дела уточнил кэналлиец. – Черного?

– Каменного, – бездумно брякнула принцесса. – Почему так тихо?!

– Вам не нравится? Давайте петь и смеяться.

– Смешного мало, и я, если вы вдруг не заметили, не девочка.

– Ну тогда жить и любить. Возьмите персик, здесь должны быть персики, – черный силуэт заслонил звезды, но это был всего лишь Ворон, вставший у предательской решетки. – Что-то здесь, несомненно, бродит, но подойдет ли?

– Так мы, – осенило Матильду, – приманка?!

– Это прояснится после встречи.

– Я хочу уйти.

– Неужели вам совсем не интересно?

– Нет! – отрезала алатка, уже понимая, что врет. Кладбищенский страх остался на лестнице, зато любопытство вылезло и теперь вовсю принюхивалось. – Оно ушло?

– Скорее, не вышло. Оставайтесь на месте.

– Делать мне нечего, вставать.

Кэналлиец что-то затеял, и пусть его, главное, что с Лараком Ворон прав. В Черной Алати не зря поют о влюбленных, которые не могут соединиться. Потом один умирает и приходит за другим. Они будут вместе, пока их не разлучит законный супруг, тогда лишний уйдет в полное небытие…

– Сударь, – окликнула Матильда спутника, – а выходцы… не алатские выходцы знают, что будет, если живая жена умрет?

– Скорее всего. Вы не возражаете, если я опущу решетку?

– Зачем? – хрюкнул пережитый в зловредной беседке страх, хотя проще было бы сказать «нет». Старые дуры вправе иметь любые причуды, а уж кардинальские жены…

– В самом деле, зачем? – переспросил Алва, и тут же раздался щелчок. Тот самый. – Ну, скажем, чтоб слегка приблизить вечность.

Ворон не сказал ничего особенного, но Матильда поняла, что сейчас что-нибудь натворит. Или хотя бы ляпнет. Безотчетная, глупая несвоевременная ярость вырвалась откуда-то из юности, и унять ее не вышло.

– Я вас ненавижу! – чуть ли не с радостью объявила алатка. – А вы на краю вечности, могу и толкнуть.

– К вам я стою лицом, так что врасплох меня не застать, а вечность в спину не бьет. Что до ненависти, то вы бы смогли ненавидеть разве что агарийцев, сумей они вернуть Алат.

– Мой внук сумел вернуть Талиг.

– Не вернуть и не Талиг.

– Ах, да! – злое веселье не отпускало и требовало громкой чуши. – Марагонского бастарда признали, так долой прошлое величие!

– Величие не бывает прошлым. Если это величие страны или человека, который что-то сделал. Эсперадор Адриан, как я недавно узнал, был велик, а ваш первый супруг?

– Да! – рявкнула Матильда. – Да, я была дурой, а Анэсти – слизняком. Но ваши Оллары – разбойники с большой дороги.

– Не больше, чем Мекчеи или Зильбершванфлоссе, правда, «гуси» начали раньше.

– Раканы правили уже тогда. – Твою кавалерию, ну и бред же она несет! Жила с Анэсти – не несла, а тут прорвало!

– О да, – внезапно согласился Алва. – Раканы на дорогах, насколько мне известно, лично не буянили. Собственно говоря, непонятно, откуда они вообще взялись. Поскольку династия правила не одну тысячу лет, предполагалось нечто красивое и божественное, но бог богу рознь, вспомните наших друзей бакранов. Вдруг Раканов возвел на престол бог-ызарг или бог-ежан? Или боги были приличными, но решили пошутить. Поймали в степи все того ж ызарга, слегка подправили и поставили над четырьмя царствами?

3

Граф Савиньяк не спал, не собирался и не хотел, он никогда не хотел спать, когда искал ответ и чувствовал: до искомого остается шаг или два. Мешало, что ставка на сей раз взлетела запредельно высоко. Дворцовые и военные победы в сравнении с пресловутым Изломом были что вальдшнеп в сравнении с медведем, и с этим медведем, в отличие от Хайнриха, поладить не выходило, только обойти или прикончить. Правда, сперва следовало стать кем-то вроде Кабиоха.

Прикидывая военные кампании, Савиньяк всегда смотрел на карту. Карта лежала перед ним и теперь, пользы от нее было мало, но когда перед глазами что-то осмысленное, думается чуть легче. Маршал взял грифель и заштриховал Багряные Земли, Черную Алати, Кэналлоа и Марикьяру. Этой ночью ему не давали покоя Закат, мориски, огнеглазый Флох, святой Адриан с Леворуким и собственное отражение. Леворукий, как водится, все портил – если он в самом деле был зеленоглаз…

Будь у Ли твердая уверенность, что он проживет еще лет десять, он, как сказочный балбес, отдал бы четверть за немедленный разговор с Бертрамом и Коко. Похоже, два Проэмперадора с разных концов схватили одну змею, а гадина извивается, норовя то юркнуть в прошлое, то искусать.