Юрий Погуляй - Компас черного капитана Страница 17

Глава седьмая

Смерть во льдах

Впервые я увидел ту черную тень совершенно случайно. Весь вечер мы ворочали выпиленные ледяные блоки, сооружая укрытие на ночь. Фарри, уставший за день больше всех, топил на горелке снег, и мы то и дело подходили к парящему котелку, чтобы уловить озябшим телом хотя бы толику тепла. Мальчишка, у которого из мохнатого капюшона торчал лишь побелевший нос, изучал, как тают кристаллики льда, превращаясь в воду. Лед, политый энгу, шипел и горел синим пламенем.

Эльм работал молча, иногда прерываясь, чтобы попрыгать и помахать руками, согреваясь. Ледовый домик, честно говоря, он мог построить и один, но я все равно старался ему помочь, тем более что никогда раньше мне не приходилось сооружать убежище в таких местах. Вокруг, куда хватало глаз, катились замерзшие волны заструг, а там, откуда мы пришли, бугрились их особенно крупные карнизы.

Вместе с силачом мы составили блоки так, чтобы злой пронизывающий ветер не задувал внутрь. Затем Эльм полил стыки талой водой из котелка Фарри, и она почти сразу замерзла. Дольше всего пришлось возиться с узким входом, который на ночь предполагалось засыпать снегом. Лаз мы продолбили прямо во льду, так чтобы он был ниже уровня пола нашего пристанища. Признаться честно, я промок насквозь, пока махал ледорубом. Мышцы гудели от усталости, но неровная канавка, скрывающаяся под снежным куполом, радовала глаз, и я почти не обращал внимания на то, что потихоньку замерзаю.

Последним штрихом стала плошка с оленьим жиром, которую Эльм достал из рюкзака. Окинув нас взглядом, жалких и бессильных, здоровяк сказал:

– Скоро можно будет отдохнуть, потерпите. Фарри, не спи!

Мальчик сонно вскинул голову, а Эльм спрыгнул в желоб и полез внутрь.

Я посмотрел назад.

Тогда мне подумалось, что это морок. Зимний мираж. Черная фигурка мелькнула среди далеких холмов-карнизов и исчезла. После трудного перехода и постройки укрытия могло почудиться и не такое. Глаза слипались сами собой, но я держался, а тут и вовсе очнулся от дурной слабости.

Зверь ли это был? Или мне просто показалось?

Несколько долгих минут я буравил горизонт усталым взглядом, но движение не повторилось.

– Залезайте! – выбрался наружу Эльм.

Внутри ледового убежища оказалось неожиданно уютно. На вырубленной в блоке полочке стояла плошка, и в ней горел жир, даря тепло и свет. Я заполз внутрь и достал из мешка изумительно сухое одеяло. Следом за мной появился Фарри, похожий на диковинное и пушистое животное.

Последним залез Эльм.

– Ну что, мальцы, скоро надышим, нагреем – и будет совсем хорошо, – улыбался он.

Оборудовав спальные места, мы разлеглись, положив замерзшего Фарри между собой. Он ощутимо дрожал, но вскоре подуспокоился, пригревшись. Холод от пропитавшейся потом одежды какое-то время не давал мне покоя, но вскоре я надышал под одеялом так, что постепенно начал отключаться. Компас больно тыкался в ребра, и потому пришлось выложить его и запихнуть под скомканную одежду, превращенную в подушку.

– А ведь я не хотел сюда ехать, – вдруг сказал Эльм. – Помнишь, Фарри? Я же говорил, что здесь, собачья плешь, гиблое место!

Фарри молчал и лишь сопел носом. Снаружи царила мертвая тишина, даже ветер, вымотавшись за день, утих.

– Но ничего, мелюзга, – продолжил здоровяк. Он лежал на спине, и я видел его закрытые глаза. – Ничего. Пару деньков померзнем…

Меня передернуло от воспоминаний перехода. Пронизывающий ветер и холод, от которого не укрыться. Бескрайние равнины ослепительной белизны, режущей глаза даже в очках. Если бы не путевики, оказавшиеся единственным ориентиром для нашего путешествия, – я бы сошел с ума, клянусь. Ледяная пустота давит одиночеством, цепляет к ногам тяжелые кандалы и забирается в голову дурными мыслями. Она убивает, поверьте. Ты идешь и стоишь одновременно.

– А там и тепло… – сонно пробормотал Эльм и уснул.

Мы лежали под сводами ледовых блоков, в свете дрожащего огонька. Фарри спал, рядом с ним сопел Эльм, а я смотрел в черный потолок, глядя на игру тени от плошки, и наслаждался покоем. Мышцы ныли, но сейчас это казалось мелочью – стены вокруг нас успокаивали. Никогда раньше я не ночевал в таком месте. И удивительно – здесь было значительно теплее, чем на улице. Если бы еще не мерзость сырой одежды, то…

Я проваливался в сон, когда снаружи под чьими-то ногами захрустел снег. Совсем рядом с нашим убежищем!

Или это мне приснилось?

– Собачья плешь! – разбудил меня глухой крик. – Проклятье!

Рядом со мной дернулся Фарри и сразу же подобрался, словно ждал удара. Я ошеломленно хлопал глазами, пытаясь очнуться от глубокого сна. В нашем укрытии по-прежнему горела плошка, но свет проникал и снаружи, сквозь ледовые стены. Скверно пахло немытым телом и сырой одеждой.

Но зато тут было тепло. Так тепло, что я смело вылез из-под одеяла.

Снаружи раздался удар по избе. Затем второй.

– Собачья жизнь! – Эльм ревел снежным львом. – Собачья жизнь!

– Что-то случилось, – тихо сказал Фарри. Он испуганно посмотрел на меня.

Когда я выбрался на свет, в носу засвербело от вцепившегося в меня холода. Глаза тотчас заслезились, а чуть позже от мороза запылали уши (шапка осталась в домике). Однако увиденная картина моментально вытеснила все неудобства.

Кто-то выпотрошил рюкзак Эльма. Обрывки одежды и различные обломки (кто знает, что тащил с собой здоровяк, но теперь это невозможно было как-то классифицировать) усыпали лед вокруг нашего убежища, будто здесь всю ночь топталась стая обозленных и ненавидящих нас нищих.

Я недоуменно уставился на погнутый бур, который валялся в конце желоба-входа.

Эльм стоял посреди остатков своего нехитрого скарба и злился. Лицо его побагровело, и он, плотно сжав зубы, цедил проклятья. Увидев меня, силач скривился:

– Чего уставился, а?

Я поспешно отвел взгляд, чувствуя ярость взрослого и смертельно опасного мужчины.

Фарри благоразумно вылезать не спешил, и теперь несложно было догадаться почему. Пару минут Эльм мерил меня взбешенным взором, но вскоре справился с собой и принялся бродить по обломкам, грустно ругаясь.

Тот, кто копался в вещах Эльма, явно что-то искал, и я не понимал, почему он не полез внутрь, когда не нашел искомого.

Когда не нашел компаса.

Замерзая на морозе, глядя на разруху вокруг нашего бивака, я понимал, что незнакомцу нужен именно компас. Проклятый дар Одноглазого. То самое, чего ледовая гончая требовала у старого шамана тогда, в рубке.

Но мы же убили ее! Эльм свернул шею поганой твари!

– Надо собираться, Эльм, – сказал я. – Надо идти. Солнце встало.

Душная волна ненависти толкнула меня назад. Здоровяк сделал шаг ко мне, но осекся.

– Да, – резко сказал он и отвел взгляд. – Да, надо идти…

Эльм склонился и принялся выискивать среди обрывков и обломков то, что могло нам пригодиться. Выглядел он подавленным. А я старался не смотреть на превратившиеся в щепки лыжи. Незнакомец не хотел, чтобы мы уходили быстро.

– Ума не приложу, кто это был, собачья жизнь, – с досадой крикнул Эльм.

Его рюкзак стал значительно легче. Кое-что из вещей удалось спасти. Слава Светлому Богу, плошка, котелок и горелка хранились в домике и не пострадали. Канистру с энгу ночной гость хорошо погнул, но драгоценное для нас топливо не пролилось. Нашего провианта тварь тоже не тронула, лишь раскидала вокруг домика.

– Кто это был и что он искал, а?

Мне не хотелось говорить ему о возможной причине. Страшно представить, что бы со мной сделал Эльм, если бы узнал, что это я повинен в визите ночного крушителя. Поэтому вопрос силача канул в стенания ветра.

Мы опять шли вдоль путевых столбов. Основания старых, покрытых ржавым налетом, но по-прежнему могучих столпов прятались в пирамидах смерзшегося снега. Кое-где виднелись следы путейщиков, иногда проезжающих по дороге и сбивающих намерзший лед с исполинских дорожных указателей, чтобы те не терялись в метели. Эти столбы стояли тут еще тогда, когда меня и вовсе не было на свете. Их установили, наверное, в те времена, когда на месте Кассин-Онга остановилась первая платформа.

После полудня ветер взбесился. Он стонал, выл, ревел, его колючие лапы пытались сбить нас с ног, но мы вгрызались снегоступами в занесенные следы траков и неуклонно шли вперед, останавливаясь у каждого столба, прячась за ним от ветра (благо в диаметре они были ярда два-три) и выискивая в мельтешении снежной крупы очертания следующего путевика.

Эльм вел нас в рыбацкий поселок. Он подолгу оглядывал каждого черного исполина в поисках дорожных меток, потом бормотал что-то себе под нос и, тяжело переступая, озирался по сторонам.

В это время мы с Фарри прятались от пронизывающего ветра, покорно ожидая решения нашего проводника. Так повторялось у каждого путевика, и ничто не менялось. Лишь холод пробирался все глубже под одежду да деревенели мысли.