Анна Мистунина - Проклятый Страница 17

– Мальчик, я никогда не встречал колдовства. Прошу, покажи мне его. Сделай для меня что-то, непосильное простому человеку.

– Я… я не умею.

– Так почему ж ты решил, что ты колдун?

– Разве ты не видишь сам? – повторил Кар.

– Ты знаешь моих детей, Ранатора и Аррэтан, – ответил Дингхор. – Прабабушка их матери была твоего рода. Она пришла к нам юной, как ты, и прожила до глубокой старости. В наследство детям и внукам она оставила особую внешность, да и та стирается с поколениями. И ни капли колдовства. Я не знаю, что делает человека колдуном, мальчик, но точно не цвет волос.

В словах Дингхора была надежда, Кар и мечтать не смел о подобной. Но память, не умевшая лукавить, мгновенно разрушила ее. Через силу, зная, что лишает себя последнего утешения, Кар произнес:

– Не только волосы, Дингхор. Иногда я бываю… Ко мне приходит тьма.

Дингхор молчал, и Кару пришлось продолжать:

– Это случилось впервые, когда погиб император. Я услышал ту клевету… – горло сжало воспоминанием. – Тогда она пришла в первый раз, но потом было еще. Как темная фигура за плечом, и голос… Ты, верно, думаешь, что мне мерещится, но это не так. Когда я слушаюсь его… Чтобы выбраться из города, я угрожал смертью ребенку. Его родители вывели меня…

Сказал и замер, избегая взгляда вождя. Облегчение исповеди перемешалось с отчаянием. Теперь Дингхор отвернется, как отвернулся Эриан…

– Ты пережил большое потрясение, мальчик, – сказал вождь. – Это, а может быть, и впрямь твое родство, сделало тебя чувствительным. Никто из нас не видел тьму лицом к лицу. Но, как и свет, она всегда рядом. С каждым человеком. В этом ты не отличаешься от других. Люди каждый день выбирают меж тьмой и светом, и никакого проклятия в том нет. Проклятие – сделать неверный выбор.

– Жрецы говорят иное!

– Еще бы. Они пролили столько крови, что сами давно утратили свет.

– Ты говоришь это так просто, – Кар не хотел, но в голосе прозвучала обида. – А я должен с этим жить. Как?

Дингхор улыбнулся.

– Подумай сам. Если над твоей головой летают птицы, плохо ли это?

– Нет, – растерялся Кар.

– А если ты позволишь им свить у себя на голове гнездо?

Сердце колотилось так, что стало больно в груди. Кар медленно спросил:

– Ты хочешь сказать, только я сам могу отдаться тьме? Она не завладеет мной?

– Без твоего желания – нет.

Кар поднял голову. Огонь снова потух, остались только яркие, с редкими синими язычками, угли. В дымовое отверстие с любопытством заглядывала, сверкая, как бриллиант, крупная звезда. И тут, в полумраке, Кар понял. Он разглядел, на кого похож Дингхор, и удивился, что не замечал раньше. Сильно, как родич, вождь племени еретиков-аггаров напоминал императора Атуана.

Кар не заметил, как вскочил. Обошел очаг. Дингхор смотрел с теплотой, от которой к горлу подступили слезы. Опустившись на здоровое колено, Кар поцеловал руку вождя еретиков.

– Спасибо тебе.

Дингхор с улыбкой отнял руку. Потрепал Кара по мокрой щеке.

– У нашего племени не приняты такие знаки почтения, мы отдаем почести одному Богу. Человек не стоит их. Но я понимаю, что ты хотел сказать. Ты идешь с нами?

– Да.

Часть II. Кочевник

Ночь принесла заморозок, последний, как надеялся Кар. Озеро у берега стянула прозрачная корочка льда. Первые лучи солнца слепили глаза, отражаясь от ее поверхности. Дальний берег скрывала туманная дымка, ее клочья расплывались над озером и медленно таяли.

Утро только вступило в силу. В такое время хорошо раздувать едва тлеющие угли очага, доедать оставшиеся от ужина творог, сыр и куски холодной баранины. Но смутное беспокойство выгнало Кара из пахнущего дымом тепла наружу. Тяжелый полог, закрывавший вход в шатер, упал за спиной. Почти все в племени Круглого Озера по возвращении первым делом принялись строить новые хижины взамен разрушенных, но Кару, бессемейному одиночке, ни к чему даже такой, сооруженный из обмазанных глиной прутьев, дом. Потрепанного маленького шатра вполне достаточно, а вводить в дом невесту Кару все равно не придется.

Холодный ветер тут же забрался под кожаную куртку, прогоняя остатки дурного сна. Кар застучал зубами. Огромный пес выбежал навстречу, изо всех сил размахивая хвостом. В бурой шерсти запутался мусор. Холодный нос ткнулся в ладонь, выпрашивая ласку. Кар наклонился погладить пса, тот сунулся лизнуть его в лицо.

– Дурень, – сказал Кар.

Постоял, выбирая из кудлатой шерсти репьи. Возвращаться в шатер не хотелось. Кар выпрямился, взгляд по-хозяйски обежал селение – все спокойно, причин для тревоги нет, и вернулся к озеру. Туман быстро рассеивался, лес на дальнем берегу пронизали солнечные лучи. С ветвей взмыл коршун, полетел, кружа на водой. Кар прищурился. Снова здесь…

Сюда четыре с половиной года назад привезли его, раненого, утратившего надежду, озлобленного. Здесь Дингхор вытащил его из пропасти отчаянья на свет, изгнавший мрачных призраков. Здесь бывший брат-принц Империи стал членом племени аггаров.

Было то решение поспешным или нет, Кар не пожалел о нем. Он научился строить хижины и разбивать шатры, свежевать убитого зверя и часами лежать неподвижно, подстерегая жалкое, полуголодное стадо тощих степных оленей. Научился пасти скот, доить коров и кобылиц, охранять их от волков и жадных до поживы людей – на скудной земле Ничейной Полосы набеги братьев-аггаров были обычным делом. Привык готовить пищу на огне, топливом которому вместо дров служил сухой навоз, объезжать коней, стрелять из лука и метать ножи.

Четыре года, проведенные вблизи Злых Земель, не были легкими. На засушливой, бедной растительностью земле еды не хватало ни скоту, ни людям. Дингхор правил племенем твердой рукой, стараясь, чтобы все, будь то добытое охотой мясо или овечья шерсть для изготовления шатров и одежды, делилось поровну. Не все вожди аггаров обладали подобной мудростью. Многих голод и лишения толкали на путь разбоя. Не раз и не два племя переживало набеги. В жестокой стычке погиб сын Дингхора, сам Дингхор был тяжело ранен, и только искусство Аррэтан – Кар так старался помочь, что девушке пришлось выгнать его вон – спасло жизнь вождя.

Разделив с племенем еду и кров, вместе проливая кровь и оплакивая друзей, Кар стал одним из них. Молчаливей и нелюдимее прочих, но друзья с готовностью прощали его: нрав у каждого свой, а случись беда – Кар первым придет на помощь. Никто словно и не помнил, да он и сам порой забывал, откуда пришел. Прошлое виделось как сквозь дымовую завесу. С каждым годом завеса густела, а разгонять ее не было ни желания, ни времени – хватало других забот.

Он вырос и раздался в плечах. От юношеской неловкости не осталось и следа, движения стали уверенны и неспешны. Меч сросся с его рукой, большой аггарский лук бил без промаха, и метательный нож всегда находил свою цель. В угрюмом, заросшем черной бородой смуглокожем воине едва ли кто-то узнал бы теперь наивного и мечтательного брата-принца.

Последней осенью вблизи Злых Земель Кару сравнялось девятнадцать. А весной племя Круглого Озера, как и многие другие племена аггаров, вернулось домой.

Здесь любая работа спорится быстрей, люди не скрывают улыбок, оголодавший скот вдоволь ест сочную траву, и торчащие ребра понемногу обрастают слоем жира. Ночами селение будят, взлаивая и огрызаясь, собачьи свадьбы. Но люди, против обыкновения, не выскакивают с хворостиной: не только для собак наступила пора любви.

Месяц дважды умер и родился вновь, и никто не видел даже следа присутствия императорских солдат. Радость и облегчение аггаров так велики, что едва ли кто заметил, как помрачнел Кар.

Хлопоты обустройства прошли мимо, как неясный сон, а ночные кошмары и тянущее беспокойство днем все реальней, все больнее. Спору нет, здесь хорошо. Кар и забыл, каким вкусным бывает воздух, не отравленный близостью проклятой земли, как радостно звенят по весне ручьи; забыл, как ярко зеленеет на солнце молодая трава, как вкусна свежепойманная рыба, когда жаришь ее, посыпая солью, на углях, как пахнет мясо молодого зайца, как обжигающе струится по жилам кровь, когда загоняешь быстрого, полного жизни оленя… Но, перечеркивая все, мешая дышать, рядом, так близко, что почти слышишь стук ее сердца, Империя. Эриан, некогда звавшийся братом. Верховный жрец, наместник Бога на земле, предатель и убийца. Мама… Если ей сохранили жизнь. И все, что казалось полузабытым, скрытым под толщей новых забот, воскресает, чтобы являться во снах и наяву.

Его угрюмому молчанию не удивлялись, привыкли. Разве что Дингхор, умеющий читать в душах, обратил внимание, но Кар теперь избегал бесед с вождем. Потому что не одни воспоминания заставляли его метаться, как лихорадке, хватаясь за любое дело, лишь бы занять воспаленные мысли. Но признаться в том Дингхору нельзя никак. С любой бедой, с любым вопросом Кар без колебаний пришел бы к вождю. Но не теперь. Не с этим.