Александр Кудрявцев - Железные Волки. Небо славян Страница 18

Вскоре все было кончено. Двор Храппа превратился в вытоптанное поле, усеянное обрывками сгнившей одежды, пучками волос, осколками костей и горами бурой тины.

– Они сожрали друг друга, – пробормотал Сван и посмотрел на бледного Браги, – как ты вызвал морских драугов?

– Он бросил рукавицу, – сказал Ратияр, утирая пот со лба, – одну несчастную кожаную рукавицу… и они пришли…

– Ее подружку с правой руки я как-то подарил их конунгу, когда он попросил об этом посреди бури. До сих пор я надеялся, что когда-нибудь он вспомнит о моей услуге. И что однажды ему пригодится левая рукавица, – сказал скальд.

Он усмехнулся и добавил:

– А еще я вспомнил одну историю о вражде морских драугов и драугов суши. Был когда-то один случай. Морской мертвец решил занять чужую могилу на земле, выгнал из нее хозяина и устроился там. Обиженный позвал друзей из соседних могил, а захватчик свистнул своих из моря. Такая заваруха случилась, что наутро от могил одни ямы остались. Так и расползлись ни с чем. А вражда с тех пор так и пошла…

Браги хотел что-то добавить, но вдруг осекся.

С треском распахнулась дверь, и дренги попадали на пол, как обмякшие мясные куклы. Рыжий Трор подскочил и залаял на нечто невидимое, проникшее в дом.

– Ты вернулась. – Голос, заставивший воинов повалиться на земляной пол, был таким же черным, как лесной ветер, гуляющий между звездами февраля.

На ногах осталась лишь Ингрид.

– Ратияр, коснись глаз собаки… и приложи пальцы к своим глазам, – прохрипел Браги, силясь подняться, – тогда ты… сможешь смотреть… на него…

Юноша шепотом подозвал пса и последовал совету скальда, наконец-то увидев вернувшегося хозяина.

Шагнувшая в дрожащий круг света очага тень превратилась в скелет, кости стремительно покрывались плотью, которая затягивалась кожей, – спустя несколько ударов сердца к Ингрид подошел высокий человек с лицом, будто вырубленным из здешних скал, и толстой косой серебряных волос. Доски пола стонали под каждым его шагом, будто в дом пришел каменный великан.

– Я вернулась, отец. – Голос немой слышали все, хоть она так и не раскрыла рта.

Молчаливая спрятала лицо у него на груди. Грубые пальцы осторожно гладили белые волосы.

– Я искал тебя среди мертвых. И боялся найти.

– Моя мать…

– Она там, куда мы скоро уйдем вместе. После того как я закончу дело с незваными гостями.

– Эти люди спасли меня.

– Мой дом – приют не живых, а мертвых, Ингрид.

Храпп двинулся к беспомощным дренгам. По его лицу поползли трупные пятна, с рук лохмотьями слезала кожа, обнажая старые желтые кости. К воинам приближалась смерть.

– Не торопись, драугр.

Ратияр вышел из тени с обнаженным клинком.

Храпп остановился, внимательно разглядывая его из двух черных провалов костяного лица.

– Ты нарушаешь закон гостеприимства. Гости, явившиеся без злых намерений, неприкосновенны.

– Твои люди вооружены до зубов.

– Полезная привычка, – пожал плечом Ратияр. – У меня к тебе дело, Храпп.

Хозяин дома склонил уродливую голову набок.

– Я пришел просить руки твоей дочери.

Драугр приблизился к наглецу вплотную. В ноздри Ратияра ударил едкий трупный запах.

– Моя дочь уйдет со мной, а ты и твои люди станут пищей моих воронов. – Мертвый потянулся к ножнам на поясе. Ратияр отскочил и выставил вперед меч. Ингрид ахнула, бросилась к отцу и упала от небрежного взмаха его руки.

Храпп достал почерневший от времени меч с зазубренным клинком.

Ратияр подхватил с пола копье Торгейра и швырнул во врага. Окованное древко разлетелось на несколько кусков, разрубленное на лету. Одним движением ступни Убийца Пса подбросил тлевший на полу факел и перехватил его в свободную руку. Огонек расправился в затрепетавший на сквозняке лоскут пламени. Двинувшийся было вперед Храпп попятился.

– Каждая смерть должна являться в срок, – сказал Ратияр, – ты слишком нетерпелив в желании забрать живых к своей хозяйке.

– Тебе вряд ли понравятся ее объятия, – сказал драугр.

Старый меч свистнул в воздухе. Ратияр бросился вперед. Черный металл снова рассек полумрак, но так и не нашел цель. Юноша нырнул под удар, ткнул факелом в безносое лицо и рубанул врага по шее наискось. Голова упала и покатилась ему под ноги.

– Железо смертного не может… – прошептал черный голос.

Ратияр зажал серебряную косу в кулак и швырнул в очаг. Безголовое тело вздрогнуло, зашарив перед собой руками в гнилых лохмотьях ткани и мяса. Тлеющая в огне голова шевельнула челюстью.

– Я вижу твою зиму внутри, – прошептал черный ветер. – Ты – один из нас. Топчешь полуденную землю, но видишь звезды полуночи… Ты не знаешь этого, но знают твое тело, устоявшее против чар драугра, и твой меч, разваливший неуязвимого… Быть огнем между мирами – и дар, и проклятие. Такие, как ты, умеют покорять земли и сердца, однако никогда не бывают счастливы, ими владея.

Ингрид шевельнулась и подняла голову. Вздрогнула, увидев ярко вспыхнувшее тело, попыталась встать, снова упала, поползла к нему на коленях, но на углях очага осталась лишь горсть пепла.

– Я отпускаю тебя. Будь счастлива, насколько ты для этого рождена.

Голос Храппа теперь звучал глубоко и мягко. По просторному залу прошел порыв теплого ветра, растрепал волосы Ратияру, нежно коснулся блестевших от слез щек Ингрид, открыл глаза лежавших без сознания воинов. Пламя рванулось к потолку, опало, выпустив сноп красных искр, и покинутый хозяином дом погрузился в полумрак.

На закате их поженил на правах хевдинга Браги Сигурдсон. Молодые протянули друг другу на лезвиях мечей кольца, наспех сделанные из золотого запястья. Сокрушитель Скальдов соединил их руки, а после поднял тост:

– Как-то один конунг проверял на прочность трех своих маленьких братьев. Он сажал их на колено и корчил страшные рожи. Двое старших испугались, а младший так разозлился, что дернул конунга за бороду и попытался впиться зубами в руку. Конунг рассмеялся и сказал, что, видно, в будущем малец и дальше никому не будет давать пощады.

На следующий день все три брата играли у пруда. Двое старших строили маленькие фермы, а третий пускал по воде щепки, которые называл драккарами. Конунг подошел к мальчикам и спросил старшего брата, что бы ему хотелось иметь. Поля, ответил тот. Большие ли поля, спросил воин. Я хочу, чтобы каждое лето засевался весь этот мыс, сказал мальчик. Много хлеба там могло бы вырасти, согласился викинг. Потом он спросил среднего брата, что бы тот больше всего хотел иметь. Коров, ответил тот. А сколько ты хочешь коров, спросил конунг. Столько, что, когда они приходили бы сюда на водопой, они стояли бы вплотную. Вы оба хотите иметь большое хозяйство, как ваш отец, сказал воин. Потом он обратился к младшему с тем же вопросом. Я хочу командовать дружинниками, ответил тот. Сколько, спросил конунг. Столько, чтобы они в один присест могли съесть всех коров моего брата, ответил тот.

Из него, мать, ты вырастишь конунга, сказал воин жене и улыбнулся.

– Так выпьем за мать твоего будущего сына, который съест всех коров своих врагов и закусит их хозяевами! И помни, Ратияр, что хоть и невелика женщина, но греет лучше трех печек! – провозгласил Браги и махом опорожнил турий рог в богатой серебряной оковке.

Кубки и рога глухо стукнулись под смех и заздравные крики дружины. Зарумянившись, Лед Ладоней поцеловала суженого в губы, и горячим, словно рана, был поцелуй.

– Походную любимую! – крикнул Браги, смахнув в усов и бороды мед, и затянул вместе с воинами во всю глотку «Юного Ромуна»:

Ромун был бы всех милей,Кабы одеваться умел он.В дар бархат, мех и парчу королейЕму поднесла королева.Тряпки для карликов этиНе по мне пошиты, молвил юный Ромун.

Ромун вышел на берег морскойСеми великанам на горе.Я заброшу одною рукойТебя за далекое море,Сказал ему ярл великанов.Выходите драться, молвил юный Ромун.

Вынул Ромун верный свой меч,Димлингом им нареченный,Разом он ухитрился отсечьСемь глупых голов обреченных,Вот теперь все лежат они тихо,А я стоять остался, молвил юный Ромун.

Император в окна глядитС лицом от испуга красным:Что за муж: во дворе там стоитИ смеется столь ужасно?Окажите, величество, милость,Выходите драться, молвил юный Ромун.

Вынул Ромун любимый свой меч,Димлинг, украшенный златом,Вместе с короной слетела с плечГолова за милю от замка.Думал я, что лезвие тупо,Только кровь течет все, молвил юный Ромун.[30]

Ночью после шумных проводов пьяных дружинников, по традиции сорвавших с молодоженов одежду по пути в спальню, легли как муж и жена.

Ратияр дрожащими руками снял с Ингрид тонкую льняную рубашку, и в третий за их знакомство раз она положила его руку на свою грудь. Он чуть не вздрогнул от неожиданности – такими горячими были ее бледные твердые соски, и осторожно провел рукой по гладко очерченной линии бедра, чувствуя под пальцами мягкую бархатистую кожу.