Анна Мистунина - Искупление Страница 18

Рабы ужинали, когда подошла хозяйка. К ней, прекрасной, тут же полетели восхищенные взгляды мужчин и женщин. У Тагрии от волнения задрожали руки. Тарелка выпала из них и опрокинулась, горячее варево разлилось по земле.

Хозяйка словно и не заметила устремленных на нее глаз. Негромко сказала что-то наставнице, та кивнула. Хозяйка оглядела рабынь, как будто выбирая – все, и Тагрия тоже, задохнулись от надежды и ожидания. Блестящие глаза, похожие на черные звезды, остановились на ней.

– Пойдем со мной, – сказала хозяйка, – поможешь унести мешок.

Это – ей?! Хозяйка выбрала ее! Тагрия забыла дышать от радости. Вскочив, она со всех ног поспешила за хозяйкой. Та шла быстро, не оглядываясь. Уже стемнело, и Тагрии пришлось почти бежать, чтобы не потерять из виду свою чудесную провожатую. Длинные тени метались, путались под ногами. Темные холмики шатров и палаток вырастали на пути, то здесь, то там звучали густые голоса хозяев, а порой и тонкие, как щенячий писк – рабынь.

Но вот ближе стал клекот, и нос Тагрии учуял приятный и удивительно знакомый запах. Перед ней были грифоны. Огромные звери встряхивали крыльями, чистили перья, изогнув длинные красивые шеи. Другие спали, растянувшись на земле. У самого обрыва пара золотых грифонов сидела, прижавшись головой к голове – ни дать ни взять влюбленные. Тагрия зачарованно уставилась на них.

– Тебе нравятся грифоны?

– Я люблю грифонов, – выпалила Тагрия и только тогда поняла, что говорит с хозяйкой. Но та не рассердилась.

– Возьми это и неси за мной, – сказала она.

Тагрия подняла большой мешок. Он был наполнен чем-то, по форме похожим на небольшие поленья, но гораздо мягче. Взвалив его на плечо, Тагрия последовала за хозяйкой обратно мимо шатров и наконец остановилась у входа в маленькую палатку.

– Вноси, – сказала хозяйка, открывая вход.

Внутри было темно и приятно пахло. Хозяйка вошла следом, и сразу же под потолком загорелся яркий светящийся шарик – как маленькое белое солнышко. Отлетел в сторону, повис над узким ложем из одеял, застеленных темными простынями.

– Оставь мешок и подойди.

Тагрия послушалась. Она снова дрожала, но на этот раз не от радости. Страх – еще недавно она и не помнила, что это такое – совершенно разогнал свет в голове. Прекрасные черные глаза хозяйки казались ножами, готовыми пронзить сердце.

– А ведь ты борешься, девочка! Невероятно!

Тагрия обхватила себя за плечи и молчала.

– Послушай меня, – сказала хозяйка. – Я тебя пугаю, но придется потерпеть. Не вздумай кричать, а не то обновлю заклятие, и опять станет светло, поняла?

Тагрия поняла. Она сжала зубы и молчала, когда черные глаза проникли сквозь кожу и кости куда-то вглубь, куда не было ходу даже самой Тагрии. Было не больно, даже приятно, только приятность эта хуже любых мучений, настоящая пытка.

Хозяйка закончила смотреть и отпустила ее. Ноги подкосились, и Тагрия упала на колени.

– Ты не должна была меня почувствовать, но почувствовала, даже сейчас. Ты настоящий маг, девочка, неумелый, необученный маг. Я могла бы тебе помочь… Но нет. На этот раз Карий не дождется от меня подачек.

Карий! Это имя обожгло золотом и кровью. Тагрия содрогнулась всем телом. Кто это – Карий? Почему от его имени так давит в груди?

– Помнишь? – спросила хозяйка.

Она отошла и уселась, скрестив ноги, на постели. Тагрия осталась на коленях. Медленно-медленно в ее памяти проступило лицо. Лицо хозяина, хоть это и казалось почему-то неправильным. Было что-то еще – там, за оградой света, но разглядеть не получалось никак.

Хозяйка внимательно следила за ней. Ее короткие черные волосы искрились в белом свете шарика. Блестящий черный костюм облегал ее тело так, что оно казалось почти голым, но не беззащитным, а напротив – угрожающим. Так может напугать обнаженный клинок. Она была очень молода, наверно, моложе Тагрии, и очень красива: тонкая талия, высокая грудь, большие яркие губы. Блестящие жестокие глаза.

– Еще немного, и вспомнишь, если не умрешь раньше. Я не стану тебя убивать, хотя стоило бы. И мешать не стану – кое-кому полезно ожечься на собственном самомнении. Ты здесь знаменита, девочка. Тебя зовут дикаркой Амона-младшего и радуются так, будто ухватили его между ног, а ты ведь даже не его любовница, и ребенок твой от другого. Но ты и вправду та самая девчонка, и, зная Кария… Вот что я хотела бы понять, – дорожит ли он тобой настолько, чтобы наделать глупостей?

Тагрия молчала. Что говорить, если она даже не знает, кто такой Карий? Разве хозяева делают глупости, да еще ради рабов?

– Делают, девочка моя. Во всяком случае, в последнее время. Но я не отношусь к их числу, поэтому на меня не рассчитывай.

– Почему…

Так много было всяких «почему», что Тагрия сама не знала, о чем спрашивает. Но хозяйка ответила:

– Мне небезразличен твой покровитель, это не новость. И это ничего не меняет, мы остаемся врагами. Но есть еще одно: я не люблю, когда что-то делается за моей спиной. Тот, кто следующим заглянет в твою память, получит предупреждение. Сильную Кати опасно не принимать в расчет. А теперь возвращайся к остальным рабам.

Разговор этот не забылся, как все другие разговоры последних дней. Напротив, он звучал в ушах, пока Тагрия возвращалась и устраивалась на ночь между засыпающих в большом шатре рабынь. Непонятные слова хозяйки тревожили и пугали, но Тагрия уцепилась за них изо всех сил. Тревога и страх – ее помощники против света в голове. Хозяйка сказала: ты вспомнишь, если не умрешь. Хозяйка думала ее убить, но почему-то не убила. Тагрия очень хотела понять, вспомнить, и совсем не хотела умирать. Голова болела от мыслей. Темнота перед глазами рассыпалась бледными пятнами. Тагрия знала: стоит пустить белый свет обратно, и боль пройдет. А значит, это хорошая боль. Со всех сторон дышали рабыни, кто-то смеялся во сне, кто-то негромко бормотал. Наставница храпела. Боль медленно превращалась в сон. И вдруг Тагрию словно ударило.

Она села, изо всех сил глотая воздух. Зажала обеими руками рот, но все-таки не смогла удержать возгласа:

– Бетаран! Это же Бетаран!

– А? Что? – рабыня, спавшая рядом, приподнялась на локте.

Наставница перестала храпеть.

Тагрия быстро легла. Задышала тихо, будто спящая. Свет исчез без следа, мысли прояснились. Перед закрытыми глазами сменялись, наплывали друг на друга лица. Тот усталый раб – Бетаран. Мама. Отец. Дедушка. Морий. Карий. Карий! Вот о ком говорила хо… колдунья, чтоб ей провалиться. Хотя нет, она ведь помогла Тагрии – напугала до полусмерти, вот и пришлось все вспомнить. А еще… еще она сказала, что Карий может наделать глупостей, из-за нее, из-за Тагрии! Значит – может прилететь и снова ее спасти. Да, но ведь он один, а их много. Они убьют и Кария, и Ветра! Вот зачем нужна им Тагрия, вот почему они радуются, как будто ухватили его за… Жар со щек растекся по всему телу. Тагрия воровато улыбнулась. Но вокруг сопели заколдованные рабыни – здесь, посреди спрятанного в чаще леса лагеря магов, и бесстыдные мысли пришлось отогнать.

Она полежала еще, прислушиваясь. Никто не шевелился. Наставница снова храпела, громко и раскатисто. Тагрия вылезла из-под одеяла и змейкой скользнула к выходу.

Костры еще дымили серовато-белыми рваными полосками. Нужный шатер был по другую от них сторону. Теперь, вспомнив, Тагрия изо всех сил прятала мысли, возводила свою хрупкую стену вокруг сознания. «Меня нет. Нет. Здесь никого, пусто…» Голова болела нещадно. Все звуки – треск сломанной веточки под ногой, пощелкивание углей в костре, долетевший издалека грифоний клекот – казались слишком, просто невыносимо громкими. Маги были рядом, вокруг, они не думали спать. Их могущество нависало, давило на плечи. Грозило смертью. От нее, а еще больше – от алого огня Силы, хотелось бежать без оглядки. Спасительный лес был совсем близко, нужно только перебраться через ров и бежать, бежать, куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Сгинуть в чаще, попасть на обед волкам – все лучше, чем стать кровью, Силой, заклятием, смертью для кого-то!

Только бы вытащить Бетарана! Опять он заколдован, опять ничего не помнит, и опять ей, Тагрии, надо его спасать. В первый раз получилось плохо. Второй, наверное, будет не лучше.

Вот и шатер – один из трех, где спали мужчины-рабы. Тагрия чувствовала сонное сознание брата, казалось, она ощутила бы его и без магии, как если бы он был частью ее самой. Сердце испуганно колотилось, рука дрожала, когда Тагрия подняла ее и откинула полог шатра. Прошмыгнула внутрь. В душной темноте сопели, храпели, ворочались мужские тела. Запах стоял хуже, чем в людской Дилосского замка.

В сплошной тьме, когда отказывают глаза, вся надежда на магию. К счастью, Бетаран оказался недалеко от входа – пробраться вглубь можно было бы, только наступая на спящих. Тагрия перегнулась через чье-то тело, взяла брата за плечо. Потянула. Ровное дыхание его сбилось, затихло. Бетаран приподнял голову. С привычной уже повелительностью Тагрия прошептала: