Джо Аберкромби - Полукороль Страница 20

Минуту они стояли, застыв. Потом она начала наматывать цепь.

Он опустил голову Шадикширрам так мягко, как только мог, держа цепь здоровой рукой и, шипя, старался втянуть ее обратно. Сумаэль потянула сильнее, ошейник вдавился в шею Ярви, звенья цепи врезались ему в руку, заставив прикусить губу, чтобы не закричать.

Это было похоже на перетягивание каната, в которое мальчишки играли на берегу — за исключением того, что здесь лишь у Сумаэль были обе руки, а один конец был на шее Ярви.

Он извивался и сопротивлялся, но Сумаэль была слишком сильна для него. В тишине она подтащила его ближе и ближе, его сапоги скользили по полу, задели бутылку, и та покатилась. Наконец Сумаэль схватила его за ошейник и вытащила в ночь, подтаскивая к себе.

— Ты чертов дурак! — прорычала она ему в лицо. — Хочешь, чтоб тебя прибили?

— Тебе какая разница? — прошипел он в ответ. Ее пальцы на его ошейнике побелели, а его пальцы побелели на ее руке.

— Разница в том, идиот, что если ты украдешь ключ, они сменят все замки!

Повисла длинная пауза, пока они таращились друг на друга, а потом до него дошло, как близко они были. Достаточно близко, чтобы он мог видеть сердитые морщинки на ее переносице, видеть блеск ее зуба через щель в губе, чувствовать ее тепло. Достаточно близко, чтобы ощущать немного кисловатый запах ее частого дыхания. Достаточно близко для поцелуя. Почти. До нее, похоже, дошло то же самое в это же время, потому что она отпустила его ошейник, словно тот был горячим, вывернула и выдернула свое запястье из его руки.

Он обдумал ее слова, посмотрел на них под разными углами и до него дошел их смысл.

— Смена замков будет беспокоить кого-то лишь в том случае, если у него уже есть ключ. Возможно того, кто смог сделать с него копию? — Он сел на свое место, потирая здоровой рукой ссадины и наполовину зажившие ожоги и пряча увечную руку подмышку. — Но единственная причина, по которой рабу нужен ключ, это побег.

— Заткни пасть! — Она плюхнулась рядом с ним, и снова повисла пауза. Снег мягко падал ей на волосы и на колени.

Это продолжалось до тех пор, пока он не отчаялся ждать, что она заговорит, но она, наконец, заговорила, так тихо, что он с трудом слышал ее сквозь ветер.

— Раб с ключом может освободить других рабов. Может быть, всех. И кто знает, кто может сбежать во время переполоха?

— Прольется много крови, — прошептал Ярви. — И во время переполоха, кто знает, чья это будет кровь? Ради безопасности охранников лучше усыпить. — Сумаэль резко взглянула на него. Он видел блеск ее глаз, пар от ее дыхания. — Раб, который понимает толк в растениях, наливает эль охране и приносит вино капитану, может найти способ. — Он знал, что это рискованно, но с ее помощью все могло пройти куда проще, а в его положении, когда время играло против него, нужно было иногда бросить кости. — Возможно, двое рабов вместе смогли бы достичь…

— Чего один бы не смог, — закончила она за него. — С корабля лучше всего удирать в порту.

Ярви кивнул.

— Я тоже так думал. — Он многие дни не думал больше ни о чем.

— Лучшим вариантом был бы Скекенхаус. Город оживленный, но охранники ленивые, а капитан и Тригг проводят много времени вне корабля…

— Если только у кого-нибудь нет друзей у Расшатанного моря. — Подвесил он наживку.

Она заглотила ее целиком.

— Друзей, которые могли бы приютить пару беглых рабов?

— Точно. Скажем… в Торлби?

— «Южный Ветер» будет проходить Торлби через месяц или два. — В ее резком шепоте Ярви слышал волнение.

Он и сам не мог сдержать волнение.

— К тому времени раб с ключом… и раб, который знает толк в растениях… смогут освободиться.

Они сидели в тишине, на холоде, в темноте, как и много ночей до этого. Но, глядя на бледный свет Отца Луны, Ярви подумал, что заметил редкий намек на улыбку в уголке рта Сумаэль.

Он подумал, что улыбка ей идет.

17. Один друг

Гребцы тащили «Южный Ветер» по черному морю все дальше на север. Зима была в полном разгаре. Часто падал снег, ложась на крыши корабельных надстроек и на плечи дрожащих рабов, которые при каждом взмахе дышали паром на онемевшие пальцы. Каждую ночь скрипел поврежденный корпус, и по утрам люди спускались за борта, чтобы отбить лед с его раненных боков. На закате Шадикширрам, завернувшись в меха, выходила из каюты. Ее глаза и нос были красными от выпивки, и она говорила, что по ее мнению не так уж и холодно.

— Я стараюсь хранить любовь в своем сердце, — сказал Джод, обеими руками хватая суп, который ему принес Ярви. — Но боги, как же я ненавижу Север.

— Севернее уже ничего нет, — ответил Ральф, потирая мочки ушей и хмуро глядя на белое одеяло побережья.

Анкран, как обычно, ничего не добавил.

Море было пустотой, покрытой льдом. Стайки нахохлившихся чаек печально наблюдали за ними со скалистого побережья. Корабли встречались редко, а когда показывались, Тригг сердито смотрел на них, держа руку на рукояти меча, пока они не становились точками на горизонте. Каким бы могущественным не считал себя Верховный Король, здесь его лицензия их бы не защитила.

— У большинства торговцев не хватает храбрости, чтобы плавать в этих водах. — Шадикширрам беспечно поставила сапог на ногу гребцу, — но я не такая, как большинство торговцев. — Ярви молча поблагодарил богов за это. — Баньи, живущие в этом ледяном аду, поклоняются мне, как богине, потому что я привожу котелки, ножи и железные инструменты, а для них это все равно что эльфийская магия. И прошу я за них лишь шкуры да янтарь, которого здесь так много, что он почти ничего не стоит. Бедные скоты, они готовы ради меня на все. — Она потерла ладони, яростно шипя. — Здесь я получаю самые большие барыши.

И в самом деле, баньи поджидали «Южный Ветер», когда он, наконец, проломился через береговой лед к скользкой пристани на сером берегу. По сравнению с ними шенды в воспоминаниях Ярви выглядели вершиной цивилизации. Все баньи были замотаны в меха, так что скорее походили на медведей или волков, чем на людей. Их косматые лица были проколоты полированными косточками и янтарными штифтами. На их луках дрожали перья, а дубинки были усеяны зубами. Ярви раздумывал, были ли эти зубы человеческими, и решил, что люди, которые цепляются за жизнь в такой скудной земле, не могут позволить себе ничего растрачивать.

— Меня не будет четыре дня. — Шадикширрам спрыгнула за борт и потопала по искореженным доскам пристани. Моряки следовали за ней с грузом, привязанным к грубым салазкам. — Тригг, ты за главного!

— Он будет лучше, чем когда ты с него сошла! — крикнул, ухмыляясь, надсмотрщик в ответ.

— Четыре дня безделья, — прошипел Ярви, глядя, как последний луч света окрасил небо в красный цвет, и потирая свой ошейник иссохшим пальцем. С каждой ночью на этой гниющей бадье он раздражал его все больше.

— Терпение. — Сумаэль говорила через сжатые зубы. Покрытые шрамами губы едва шевелились, темные глаза смотрели на охранников, и в частности на Тригга. — Еще несколько недель, и мы, возможно, будем у твоих друзей в Торлби. — Она хмуро посмотрела на него. — Лучше бы тебе иметь друзей в Торлби.

— Ты удивишься, кого я знаю. — Ярви завернулся в свои шкуры. — Поверь мне.

Она фыркнула.

— Поверить?

Ярви повернулся к ней спиной. Сумаэль, возможно, и была колючей, как еж, но еще она была твердой, умной, и больше никому на корабле он не доверял. Ему нужен был сообщник, а не друг, а она знала, что делать и когда.

О побеге он думал, как о свершившемся факте. Каждую ночь он убаюкивал себя мыслями о нем. Вот «Южный Ветер» мягко покачивается у причала под цитаделью Торлби. Охранники храпят дурманным сном перед пустыми чашами из-под эля. Ключ тихо поворачивается в замке. Он и Сумаэль вместе крадутся с корабля, спрятав цепи под тряпками, по крутым темным улицам, которые он так хорошо знает. На булыжниках грязные отпечатки сапог, на крутых крышах лежит снег.

Он улыбался, представляя лицо матери, когда она его увидит. Улыбался еще шире, представляя Одема, прямо перед тем, как воткнет нож ему в брюхо.

Ярви бьет, режет, бьет, и его руки становятся липкими от горячей крови предателя, а его дядя визжит, как резаная свинья.

Раздается крик: «Законный король Гетланда!» — и все аплодируют, и громче всех Гром-гил-Горм, который хлопает своими огромными руками с каждым ударом клинка. И Мать Скаер, которая визжит, скачет от радости и превращается в облако хлопающих крыльями голубей.

Хлопанье превращается в звук поцелуев, Ярви смотрит на белого и холодного брата, лежащего на плите. Исриун наклоняется над его лицом и целует, целует.

Она улыбается, глядя на Ярви через покров своих свободно висящих волос. Той самой улыбкой.

«Я ожидаю поцелуй получше после твоей победы».