Тим Скоренко - Ода абсолютной жестокости Страница 21

Если посмотреть на это сверху, это выглядит как водоворот. Я – его центр. Я перемещаюсь с дикой скоростью, рублю, колю, отсекаю конечности. Воины и гладиаторы бегут на меня с криком, заносят оружие, режут и бьют, но это бессмысленно, потому что мне нельзя нанести ни одного удара. В меня летят стрелы, ножи и дротики: я увёртываюсь или сбиваю их в воздухе. Я – словно часы, словно механизм, который не может дать сбой.

Я в самом центре арены, а из арок появляются вся новые бойцы, которые набрасываются на меня с удвоенной, утроенной яростью. На верхнем ярусе появляется лучник, который целится в меня, – и получает нож в глаз. Раздаётся грохот огнестрела.

Стрелок ещё падает на землю, пытаясь удержать выпадающие кишки, а я уже перехватываю его лёгкий огнестрел и выпускаю оставшиеся четыре пули в толпу. Другой стрелок после трёх промахов пытается сбежать, но я раскраиваю ему спину и окончательно опустошаю барабан его огнестрела.

Ещё несколько минут, и я понимаю, что сражаюсь с тенью. Вокруг нет никого. Только пустота и тела, множество тел. Мне становится интересно, скольких же я успел положить. Я тяжело дышу. В моих руках – кривой ятаган, с которого стекает кровь. Тела устилают всё вокруг. Смерть царит на арене. У края арены жмутся в кучку несколько слуг, в обязанности которых входит обычно уносить тела побеждённых во время тренировочных боёв. Похоже, я задал им работки.

Я ухожу прочь с арены. Оставшиеся воины, которые не решились выйти ко мне, расступаются. Я представляю, в каком я виде. Покрыт кровью с головы до ног.

Выхожу на огромную плоскость внутреннего двора.

Навстречу мне идут несколько слуг. При виде меня они тут же сворачивают и трусят в другую сторону. Я бросаю на землю меч.

Это ненависть, Риггер. Это такая разновидность ненависти, правда, Риггер?

Это жестокость, Риггер. Это такая разновидность жестокости.

Я чувствую, что всё, что во мне накопилось за время пребывания во дворце, снова хочет наружу. Я выплеснул только часть. Остальное ещё ищет выход.

Подайте мне Киронагу! Я смогу победить его сейчас, победить честно, победить абсолютно. Он не сможет нанести мне ни одного удара, а я раскрою ему голову.

Я вхожу в подъезд библиотеки. Женщина в цветастом кимоно протирает от пыли мебель в первой из анфилады библиотечных комнат. Она видит меня и вжимается в угол. Я узнаю её. Это Икна. Я спал с ней в первую ночь пребывания во дворце. Худенькая, не в моём вкусе.

Рывком сдираю с неё одежду, бросаю на пол. Это напоминает мне девушек, которых я насиловал в поле очень давно, ещё у Жирного.

Я пачкаю её кожу кровью. Чужой кровью.

Она визжит, я двигаюсь вперёд и назад, я ненавижу её, я люблю Бельву, которая сидит в своей комнате и ничего не знает.

Я отрываюсь от Икны. Она еле дышит. Ударом ладони я ломаю ей шею.

Мне почему-то становится страшно. На самом деле, убийство женщины – это вовсе не то же самое, что убийство мужчины. Если убить женщину, это успокоит меня на больший срок.

Мне хочется пойти и придушить Цикру, этого самопального мудреца, который вздумал учить меня тому, что я не хочу знать. Я ничего не хочу знать. Я не хочу встречаться с этим грёбаным Императором. Я хочу жить как прежде. Я хочу быть прежним Риггером, который не испытывает сомнений, когда убивает. Который жесток. Который умеет ненавидеть гораздо лучше, чем любить. Который не умеет читать и не разбирается в тонкостях государственных законов.

Но прежний Риггер остался там, куда уже не вернуться. В прошлом.

Я иду в полукруглый кабинет Цикры. Тот сидит у стола. Затем он оборачивается и смотрит на меня. Смотрит с усмешкой.

– Всё нормально, Риггер, – говорит он. – Так и должно быть.

Тогда я подхожу и ударом кулака вбиваю его кадык глубоко в горло.

Файлант стоит на пороге моей комнаты. Бельва прячется под одеялом, я сижу в кровати и смотрю на светловолосого берсерка.

– Пошли. Надо проверить, как сидит торжественная одежда.

Он мрачен. Думаю, что многие злы на меня за вчерашнее. Но мне плевать.

Я встаю, одеваюсь, молча иду за Файлантом.

– Зачем? – спрашивает он.

– Тебе подробно объяснить? – огрызаюсь я в ответ.

Он умолкает.

Мы идём в швейную мастерскую. Когда одежда изнашивается, туда можно пойти и заказать новую. В мастерской на учёте все – от самого Императора до последнего слуги-ассенизатора. Мастерская может пошить всё, что угодно. Конечно, это не просто комнатка во дворце. Это целое здание.

На пороге нас встречает госпожа Иллима, главная швея. Она статная, высокая, невероятно красивая. Я уже спал с ней несколько раз. Нельзя сказать, что она меня впечатлила.

Мы идём вслед за ней через лабиринты цехов и примерочных, пока не оказываемся в небольшой комнате, стены в которой полностью зеркальные.

– Раздевайтесь, гоподин Риггер, – говорит Иллима.

Я раздеваюсь.

– Полностью, – говорит она, когда я задерживаюсь на секунду, думая, снимать ли нижние панталоны.

Файлант уже куда-то ушёл.

Иллима улыбается. Она подходит ко мне и становится на колени. Её рука у меня между ног.

– Мы давно не виделись, правда, Риггер?

– Давно.

Она ласкает меня.

– Сейчас не время, кажется, – добавляю я.

– Всегда время, – возражает она и больше не говорит ничего.

Когда она заканчивает, я обнаруживаю, что всё это время думал о другом. Я не почувствовал удовлетворения от её действий.

Она ощущает это.

– Ты холоден, Риггер.

– Сейчас не время, Иллима.

Она дважды хлопает в ладоши. Появляется стайка невысоких девушек с раскосыми глазами. Они начинают суетиться вокруг меня.

Они облачают меня в одежду необычайной мягкости и качества. Всё – от нижнего белья вплоть до головного убора – сделано словно для самого императора. Всё выдержано в синих тонах. По краям всех элементов одежды идёт золотая окантовка.

– Пройдись, Риггер, – говорит Иллима.

Я иду. Сложная одежда оказывается весьма удобной. Ничто не мешает мне, ничто не стесняет движений. Я подпрыгиваю, отталкиваюсь от стены, делаю кувырок в воздухе и приземляюсь на ноги.

Иллима смеётся.

– Тебе не придётся делать таких движений при Императоре.

Я внимательно рассматриваю себя в зеркало. Наместник Санлона по прозвищу Жирный в сравнении со мной – просто убогая амёба. Интересно, как в сравнении со мной выглядит Император?

– Последняя деталь, – говорит Иллима.

Она надевает мне на голову непрозрачные плотные очки из той же синей ткани с золотой окантовкой. Такие очки используют, чтобы спать при свете.

– Зачем это?

– Аудиенция у Императора проходит вслепую, если тебе не разрешать видеть отдельным приказом, Риггер. Ты должен это знать.

– Я пропустил вчерашнее занятие.

– Ах да, конечно, наслышана.

Она снимает с меня очки.

– Что ж, всё удалось. Как всегда, впрочем. Сидит как влитое, не правда ли?

Меня смешат её важность и вальяжность.

– Да, – киваю я.

– Тогда можешь раздеваться.

Я разоблачаюсь.

– Не повторить? Твоё настроение не улучшилось? – спрашивает она, раздевая меня полностью.

– Где моя одежда? – холодно спрашиваю я.

Мне нужно восполнить вчерашний урок.

Цикра сидит на своём месте, как сидел вчера, когда я убил его. Он даже не оборачивается, когда я вхожу.

– Это не твоя провинция, Риггер, – говорит Цикра.

Я сажусь рядом.

– Да. Не моя.

– Мне казалось, что ты научился быть другим. Видимо, я ошибался.

– Ты ошибался.

Он молчит, затем продолжает.

– Но будущего не изменить. Завтра с тобой будет говорить Император. За малейшее неуважение к Императору ты отправишься в каземат навсегда. На веки вечные. Без еды и воды.

– Я знаю.

– Тогда слушай и смотри

Далее наш диалог ничем не отличается от обычного диалога во время занятия. Цикра показывает мне книгу, в которой начерчена схема императорской приёмной. Трон императора очень велик, он занимает половину комнаты.

– Император принимает слуг лёжа, в то время как они должны стоять перед ним.

– Я – не слуга.

– Ты – не слуга, но ты – слуга Императора, не путай эти понятия.

На полу комнаты обозначена черта, за которую нельзя заступать. Заступивший за черту получает несколько арбалетных болтов из бойниц-ловушек в стенах.

– Будь то сам император Фаолана, – говорит Цикра, – он всё равно будет убит. Никто и никогда не заступает за эту черту без личного приказа Императора.

– Ты должен стоять ровно, прямо, – говорит Цикра. – Встань.

Я встаю.

– Руки – вдоль тела, прижаты. Когда тебе позволят снять повязку, ты должен смотреть только на Императора, глазами не рыскать.

– Цикра, – перебиваю я. – А ты когда-нибудь бывал на аудиенции у Императора?

Почему-то он смущается от этого вопроса.

– Да, бывал. Несколько раз. Это было связано с вопросами обучения.

– Нашего обучения?

– И вашего тоже.

Он продолжает.

– Если Император говорит, ты молчишь. Если спрашивает – отвечаешь. Не начинай говорить первым, ни при каких условиях. Если Император попросит тебя сделать сальто в воздухе, молча делай, потому что Император не говорит впустую: значит, это для чего-то ему нужно.