Сергей Лобанов - Стальной рассвет. Пески забвения Страница 22

Потекли дни и месяцы. Весть о Посвящённом поплыла по Колмадору охваченному на юге войной с энгортами захватывающими города и земли.

Взволнованные люди увидели в Посвящённом знак свыше. На улицах, площадях, в тавернах говорили, что боги передают всем истинным почитателям Откровений свою волю: забыть о распрях и объединиться для отражения энгортов с их богопротивными канонами.

Посвящённый бродил по дорогам, заходил в города, деревни, замки вельмож, нигде не зная отказа в приёме. Постепенно весть докатилась и до наместника. Он обеспокоился появлением Посвящённого, увидел в бывшем, как судачили, купце опасность для своей непрочной власти, держащейся на копьях аджеронов. Им наплевать на Колмадор, чем слабее он, тем легче управлять им и собирать дань. Свои армии король Аджера Инегельд Пятый держал на своей границе с Энгортом, отбивая у того соблазн напасть ещё и на вторых соседей, исповедующих почти такую же религию, что и колмадорийцы.

Власть наместника совсем пошатнулась после позорного бегства от стен Тафакора. На него косо смотрели даже те приближённые, что сказались тяжелобольными и не рискнули отправиться на войну. Об их трусости позабыли, зато на наместника лёг позор бегства. Он был неявным, никто не осмелился бы дерзнуть. Однако Минук Уулк чувствовал, как всё изменилось.

А с юга шли пугающие вести о продвижении врага, о захваченных городах, не способных выдерживать долгой осады без помощи войска. С тех краёв брели толпы беженцев, рассказывая о жестокости энгортов, вызывая у одних панику, у других яростное желание мести.

Всё чаще слышались голоса о том, что давно пора собрать новое войско и отправиться на освобождение захваченных земель. В этих разговорах никто не упоминал имени наместника, зато постоянно с оглядкой вполголоса говорили, что новой армии необходим Посвящённый, он вселит в воинов уверенность в победе.

Глава V

Хáлна из рода Ятвáгов

Хална сидела одна в своей комнате, затворив дверь, приказав служанкам не беспокоить её. Устроившись в дубовом кресле с высокой прямой спинкой, женщина смотрела на узкое стрельчатое окно, за ним неистовствовала метель, бросая на цветные квадратики стёкол снег. В каминной трубе завывал ветер, но дым от жарко играющего пламени исправно вытягивался. Поленья, охваченные огнём, потрескивали, небольшая комната была наполнена теплом, особо ценимым в такую непогоду.

Хална взяла лютню и запела грустную песню о нелёгкой доле девушки оказавшейся на чужбине не по своей воле.

Служанки, занятые своими обязанностями в соседней комнате, вслушивались в музыку и слова. Они давно уже знали, что в такое время госпожу и в самом деле лучше не беспокоить.

Сама же Хална, исполняя песню, в который уже раз вспоминала, как она, графиня из знатного и известного в Аджере рода Ятвáгов оказалась насильно отданной замуж на чужбину. Её семья попала в немилость ко всем королям династии Атмýнов за то, что в когда-то не оказала поддержки в борьбе тогдашнему претенденту за трон Аджера. Он стал королём, а Ятваги получили сполна.

Нынешний король Инегельд Пятый был настолько недобр к роду, что заподозрил немыслимое — измену и заточил мужчин в темницу, где те долго и мучительно умирали в болезнях, а женщин продал в рабство или изгнал из Аджера. Халну своим повелением король отдал за безродного рыбака, возведя того в наместники Колмадора.

Когда на семью обрушились несчастья, Хална была готова на всё, лишь бы не быть проданной в рабство, поэтому сочла за милость повеление короля соединиться в браке пусть с безродным, пусть с еретиком, но наместником. Это сулило обеспеченную безбедную жизнь, к какой она привыкла с детства в родовом замке отца сгинувшего в темнице, и матери проданной в рабство. А что до унижения… Так ведь рабство куда большее унижение. Если замужество с простолюдином рассматривать с иной позиции, то ей повезло неизмеримо больше других родственников.

Тогда Хална ещё не предполагала, насколько это тяжкая ноша — постоянно сознавать униженное положение и делить ложе с постылым мужчиной, лишь по королевской воле получившим право прикасаться к ней.

Она, потерявшая семью, униженная королём, возненавидела его всем сердцем и мечтала отомстить. Но как это сделать слабой женщине, изгнанной из родной страны, лишённой наследства на родовой замок и поместье, не имеющей доступа ко двору, связей среди придворных вельмож? Поэтому крамольные мысли о мести казались невыполнимыми.

Когда Хална прибыла в Пиерон, где должно было состояться сочетание с безродным рыбаком, ей исполнилось всего семнадцать лет, а наместнику перевалило за тридцать. Она плохо говорила по-колмадорийски, и первое время изъяснялась с мужем знаками и жестами, старательно произнося чужие слова. Язык еретиков, каковыми Хална считала всех колмадорийцев, давался с трудом. Она, может, и быстрее освоила бы его, если б не постоянные насмешки Минука над её произношением. Его Хална невзлюбила заочно, оскорблённая волеизъявлением короля, выдавшего её замуж за простолюдина, чёрную кость.

Хална поклялась себе, что если уж богам стало угодно погубить весь её род, то так тому и быть: она никогда не родит наследника от безродного еретика. Пусть на ней оборвётся род Ятвагов.

Единственным её утешением стала природа этой части Колмадора ничем не отличавшаяся от Аджера: те же просторы, обработанные крестьянами поля, дремучие леса. Холмистые пустоши, исполосованы сетью рек и речушек, несущих воды на север к морю Сенгрéта. А далеко на востоке, за горизонтом возвышаются заснеженные Химадайские горы, за которыми находится милая её сердцу родина.

В своём тихом мирке среди прибывших с нею служанок Хална находила отдохновение от сплетен придворных, набранных самим Минуком из равных ему, сказочно возвысившихся при нём.

О, как нелепы они — потомки рыбаков в дорогих расшитых золотом одеждах! Как смешны их потуги соответствовать колмадорийским вельможам благородного происхождения, пусть и еретикам. Таковых при дворе наместника почти не осталось, бóльшая их часть погибла в сражениях с её родным Аджером. Другие приняли добровольное затворничество, не желая находиться при дворе простолюдина, удалившись в свои поместья.

Нет, Хална не жалела их, ведь они были врагами. Те, что остались при дворе, покорно приняли волю Инегельда Пятого, присягнули наместнику. Их она презирала и сторонилась, оправдываясь тем, что ей не пристало по своей воле общаться с еретиками. Но сердцем понимала, сама не лучше: тоже купила жизнь и свободу ценой замужества с простолюдином.

Двадцать лет минуло с той поры, как Хална стала женой наместника. Холодны были их отношения и не часты. А в последние годы и вовсе прекратились. Хална, обзавелась поддержкой некоторых аджеронских дворян, постоянно пребывавших в Пиероне, видевших её душевные терзания, лежащие скорбной тенью на красивом лице. Они скрытно не одобряли желание короля отдать графиню из знатного пусть и находящегося в опале рода за рыбака, да ещё и еретика.

Графиня, обладая изощрённым умом, коварством, скрытностью, появившимися благодаря постоянному нахождению в окружении недоброжелателей, до сих пор умело скрывала свою страсть, оказавшуюся взаимной, к барону Сиурду Тувлеру. Он был её соотечественником, суровым и немногословным, прошедшим через многие сражения воином, недавно достигшим сорокалетия.

Отличительной чертой барона была его привычка постоянно ходить в кольчуге длиной до середины бедра, с боевым обоюдоострым прямым мечом у пояса. Все знали, что его круглый щит и островерхий шлем приторочены к седлу боевого коня, ожидающего хозяина и готового нестись в очередную битву.

Другие придворные не выглядели столь воинственно, предпочитая более удобную, красивую одежду.

Неторопливую уверенную походку Сиурда Тувлера, сопровождаемую позвякиванием кольчужных колец и звоном позолоченных шпор по каменным плитам, узнавал любой обитатель чертогов. А завидев крепко сложенного высокого барона с гордой осанкой, спешили улыбнуться ему, если были на равных, или уступить с поклоном дорогу, если того требовал этикет.

Величаво посаженная голова барона не часто склонялась перед другими. Его суровое лицо в обрамлении светлых слегка вьющихся волос рассыпанных по широким плечам, тяжёлый властный взгляд серых глаз нагоняли на прислугу страх, а у равных вызывали уважение. Другие, необоснованно считающие себя равными барону, тщательно скрывали раздражение за слащавыми улыбками и речами.

Страсть между Сиурдом и Халной не стихала уже почти пять лет и ни разу любовники не выдали себя неосторожным словом, взглядом, улыбкой. Взаимную любовь удавалось скрывать даже от аджеронских дворян, искушённых в хитросплетениях интриг при дворе короля Инегельда Пятого, и здесь, при дворе наместника затевающих интриги, дабы спастись от скуки вынужденного пребывания в чужой стране.