Михаил Костин - Опаленные войной Страница 24

– Как думаешь, – спросил я у Эймса. – Получится сделать вылазку и сжечь эти деревяшки?

Сержант вздохнул.

– Я сам об этом постоянно думаю, но у нас слишком мало сил. А эти сорхи – или как их там? – мост стерегут и днем и ночью, без боя не пробиться. Конечно, если бы у меня были мои ребята из старого гарнизона, я бы решился. Но с нордами, боюсь, не получится. Они неплохо дерутся, но с дисциплиной у них паршиво, да и понимают не всегда. В условиях вылазки может случиться все, что угодно. Мне жаль, но, думаю, нам осталось недолго. Как только эти штуковины будут достроены, враги возьмут баррикады и стену. А дальше мы их натиска не выдержим и будем вынуждены столкнуться с этими ребятами в настоящей рубке.

Я грустно вздохнул. Положение было серьезное, последний штурм казался неизбежным. Пока вражеские племена готовились, я проводил время в размышлениях. Я почти ни с кем не разговаривал, иногда даже прятался от людей. Одна мысль не давала мне покоя. В своих видениях об Айке я не раз видел, как мой друг выходил из тела и, пересекая расстояния, физически воздействовал на своих врагов, душил их, толкал, бросал. Однажды он даже разрушил целую осадную башню. Эта способность была частью его дара, такого же дара, что достался и мне.

«Вот мне бы так – выскочить из тела, добраться до вражеского лагеря, и переломать там все», – думал я, сидя вечерами у дозорного костра возле башни. Но увы, этого у меня никогда не получалось, все, что я мог – переноситься и слушать, наблюдать, но не действовать. А так хотелось именно действовать!

Неоднократно я вызывал Вар Ло, но тот, как назло, молчал. Хотя часть меня тоже хотела, чтобы я добился успеха сам, нашел подход к магии, научился ею управлять. Сам, а не с помощью призрачного мага!

Мне казалось, что знаний о магии у меня уже достаточно, чтобы открывать новое. Пусть не новое для такого могущественного существа, как Вар Ло, но новое для меня. Но не гордыня ли говорит во мне? Не заигрался ли я? Ведь на кону стояли жизни людей.

Когда заревели вражеские рога, я был не готов. Но война не спрашивает, готов ты или нет. Чираги повел своих людей на штурм моста. Появились осадные машины – три кривые катапульты. Раздался залп. Один камень перелетел через стену и разбился об основание одного из зданий, другие два не долетели и шлепнулись прямо на мост, от чего древнее сооружение издало неприятные скрежет и затряслось.

– Слабовато! – услышал я крик Эймса. Он стоял неподалеку и рычал на солдат и фуркарс, размахивая мечом.

– На что дураку стеклянный… – далее сержант завернул такую сложную ругательную конструкцию, что Эжен и Дово заржали, как кони. Фуркарс тоже посмеивались, видно было, что в Эймсе они души не чают. Это был хороший признак.

Тем временем за катапультами к стенам двинулась неуклюжая и скрипучая штурмовая башня. За ней шли готовые к броску воины. На стенах приготовились, но стоило башне войти в зону обстрела, как по стенам открыли огонь вражеские лучники. На позиции фуркарс обрушился смертоносный ливень.

Я знал, что произойдет дальше. Сначала под прикрытием лучников подойдет башня, и с нее перебросят штурмовой мост. На стену и на баррикады полезут враги, и тогда наша судьба будет решена в считаные мгновения.

Я выглянул из-за камня. Прямо на меня надвигалась уродливая громада. Фуркарс притихли, пораженные мощью штурмовой башни, слышался только голос Эймса, проклинающий захватчиков. Я закрыл глаза, сосредоточился. И вдруг… я начал собирать жар тусклого зимнего солнца, потом подхватил тепло еще горящих костров и даже человеческих тел – все, до чего смог дотянуться. Я чувствовал огонь внутри себя, чувствовал, как становится невыносимо жарко, как мне тяжело дышать… По щекам потек пот, и я понял, что если сейчас не выпущу наружу весь этот жар, то сгорю изнутри.

В голове возникла осадная башня врага. Она была точно наяву, зримая, осязаемая, реальная вплоть до самых мельчайших деталей… и я направил на нее все тепло, что сумел собрать. Если бы я не был так погружен в себя, я бы заметил, как холодно стало на поле боя…

Однако меня заботило в этот момент только одно – уродливая конструкция впереди! Невероятным усилием я исторг из себя поток огня и сквозь застлавшую все вокруг пелену услышал вопли ужаса и крики торжества!

Фуркарс радостно орали и размахивали оружием, враги вопили от страха. Огромная, движущаяся осадная башня неожиданно, у всех на глазах, вдруг вспыхнула! Целиком! И никакие ведра с водой не могли загасить этот огонь.

– Получилось! – закричал я, вскакивая. – Получилось!

К сожалению, огненное представление прервало штурм лишь на минуту. Гонимые плетьми скины столкнули горящую конструкцию с моста, а норды ринулись к баррикадам. Я снова закрыл глаза, но понял, что больше огня мне не собрать. Вокруг было невероятно холодно, и жесткий северный ветер кидал в лицо колкие снежинки.

«Ветер! – вдруг пришла новая мысль. – Ветер – стихия, столь же могучая, как и огонь…»

И вновь я, действуя по наитию, буквально на ощупь, начал собирать тонкие нити воздушных потоков, постепенно сжимая их в тугой и упругий кулак. Новоприобретенное умение требовало массы усилий. Я чувствовал, что задыхаюсь, что силы мои на исходе. Судорожно вдохнув, я представил толпу вражеских воинов на мосту. Дальше было проще – собранная мощь воздушной стихии вырвалась из меня и обрушилась на врага.

Со стороны казалось, что на противника внезапно налетел ураган невероятной силы. Он за мгновение разметал тяжелых мужиков, словно пыль, сбросил многих вниз, покатил по мосту. Десятки криков разнесло по ущелью эхо.

Что было потом, я узнал из рассказов других – сознание оставило меня, слишком велики оказались потраченные на магическую атаку усилия.

Сколько погибло врагов на мосту, никто не считал, но Эйо говорил, что в пропасть улетело человек сто, не меньше. Уцелевшие продолжили атаку, пытаясь сконцентрировать свои усилия на баррикаде у ворот, но там они встретили отчаянное сопротивление фуркарс. Эймс руководил ходом боя и снова показал себя толковым командиром. Ворота фуркарс отстояли, и тогда враги ринулись к пролому в стене. Там становилось жарко. Фуркарс бились отчаянно, Арк и Роб были рядом, но в бою не участвовали. Они буквально сжигали себя, но на воинах фуркарс раны заживали практически моментально.

Чего это стоило моим друзьям, я боялся даже представить. Они едва стояли на ногах. Но мы все равно несли серьезные потери, потому что никто из нас не мог поднять мертвых.

А потом в бой вступил сам Чираги. Огромный, не ведающий страха вождь врубился в самую гущу схватки, убивая налево и направо. Ему достаточно было одного удара, чтобы размозжить человеку голову. Вокруг него громоздились трупы. Казалось, еще немного – и ему одному удастся сломить сопротивление защитников города. Чираги медленно продвигался вперед, и никто не решался преградить ему дорогу. Никто – кроме Ули. Фурия! Вот то слово, которое могло бы охарактеризовать ее! Как и Чираги, она сеяла вокруг себя смерть. Ярость, с которой она бросалась на врагов, пугала больше, чем оружие в ее руках.

Раненый Эйо увидел, как Ули ринулась на Чираги. Рыжий вояка попытался пробиться к ней, но его оттеснили. На какой-то миг он потерял из виду мою сестру, а когда она вновь появилась в поле зрения вновь, то Эйо с трудом поверил в увиденное.

Она стояла над поверженным телом, а в ее вытянутой руке скалилась отрубленная голова Чираги. В тот же момент все фуркарс взревели и бросились на врагов. Те дрогнули и побежали.

Битва окончилась. Но, похоже, Фурии этого было мало. Она гналась за бегущими нордами и убивала одного за другим. Эйо вместе с другими воинами попытался остановить ее, но в Ули словно бес вселился. Она не слышала слов. Она хотела убивать! Мстить – за мать, за Аги, за себя, за все унижения, грязь и насилие, которые ей довелось пережить. За свою поломанную жизнь…

Может быть, будь я в полном сознании, я бы образумил сестру. Но я даже не мог пошевелиться. Ули и еще несколько женщин-фуркарс, те, у которых погибли самые близкие, преследовали врагов до тех пор, пока не уничтожили всех, кого смогли найти в окрестностях руин. Уже позже до меня дошли рассказы о жестокости, с которой Ули убивала несчастных, и это наводило на самые печальные размышления.

– Ули? – позвал я, когда все закончилось. Сестра зло посмотрела на меня. – Мне сказали, что все сорхор погибли, это правда?

– Да, братец. Нет теперь такого племени…

– А как же женщины, дети…

– Их в лагере не было…

– Что ты собираешься делать дальше?

– Не знаю. Я не думала. Да и кому какое дело?

– Мне есть до этого дело, ты же моя сестра.

Ули вскинула на меня ледяной взгляд:

– Где ты был, когда нас с матерью схватили братья Ордена?! Где ты был, когда нас утащили в Крепость?! Когда били, насиловали, продавали?

– Ты же знаешь, где я был… – я опешил от той ярости, которая пылала в словах сестры. Это была уже совсем не та Ули, которую я знал.