Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть первая Страница 25

Подниматься на стены гостям не мешали, и Мэллит отыскала место, где стояла первородная Габриэла. Там не было ничего, кроме сырого камня, и девушка побрела прочь от зубца к зубцу, вспоминая страшные слова и страшные глаза. Слишком много смертей пришло в дом повелевающих Волнами, чтобы не верить ненавидящей! На войне убивают, это так, но жена мятежника враждебна тем, кто верен власти, а потерявшая мужа страдает, видя чужую радость. Первородный Валентин еще не любил, его сестра не знала счастья, и Габриэла залила чужой костер. Нареченный Куртом погиб, но злобная не насытилась и погубила графа Гирке. Мужа печальной Ирэны выманили из дома, он шел, не разбирая пути, и упал в канал. Остальное довершили рана и холодная вода.

Возле самых башмаков вспорхнул голубь. Не такой, как в Агарисе и Ракане – серо-сиреневый, маленький, с черной петлей вокруг шеи. Мэллит вздрогнула и очнулась – оказывается, она была уже над садом. Внизу пестрыми змейками вились дорожки, светлели поляны и зеленели груды еловых веток, ими по приказу хозяйки укрывали уснувшие цветы. Гоганни немного посмотрела на работников и двинулась дальше. Она ничего не искала и ничего не ждала, когда заметила внизу двух женщин. Плащи скрывали фигуры, но кто мог войти в желтую липовую галерею, если не нареченная Габриэлой и приставленная к ней?

Девушка подняла глаза к облакам, за которыми угадывалось солнце, но понять, который час, не смогла. Ждать не имело смысла, только Мэллит ждала и была вознаграждена. Из двоих ушедших одна вернулась, и вряд ли это была госпожа. Гоганни бросилась вниз, и ей четырежды повезло – нареченная Эмилией пила на кухне отвар из ягод, а старшая над подавальщицами ее куда-то зазывала.

– Только до сумерек, – Эмилия поставила пустую кружку на стол, – а то мне мою козу загонять надо.

Женщины засмеялись; они не заметили Мэллит, и это было второй удачей. Теперь девушка знала, что первородная Габриэла одна в нижнем саду и до сумерек за ней не придут.

Решение вновь увидеть и навсегда понять пришло сразу. Запертая калитка в конце галереи подтверждала – опасная здесь; знакомый дуб подставил плечи, а башмаки Мэллит, пожертвовав головной лентой, связала и повесила на шею. С цветников доносились голоса – садовники продолжали накрывать растения. Работа прервется лишь в сумерках, но в нижнем парке цветников нет.

Шуршал под ногами гравий, чертили по небу крыльями вороны, копошились и свистели в кустах маленькие разноцветные птицы. Мэллит увидела рыжего хвостатого зверька – он висел на стволе вниз головой и смотрел на гоганни черными глазками. Жизнь, как могла, отвлекала от смерти, но девушка только ускоряла шаг. Она знала, о чем спросит, она помнила дорогу и остановилась лишь на пороге лабиринта, чтобы тронуть висевшую на шее звезду и попросить помощи. Чьей? Если бы Мэллит знала…

Тростники еще не поникли, однако прежде зеленая стена стала блекло-ржавой. Она тихонько шуршала, будто уговаривала вернуться, не трогать, не знать… Где-то здесь нашли графа, чьего лица Мэллит не помнила. Хозяин Озерного замка был хорошим человеком, о нем жалела роскошная, его будет не хватать полковнику Придду. «Маленькому полковнику»… Почему овдовевшая так сказала, ведь нареченный Валентином высок и силен? Как хорошо и как важно иметь сильные руки и владеть оружием!

Вновь тронув дар воина Дювье, гоганни пошла дальше, сожалея о возвращенном на кухню ноже. Сухой шепот стал громче, он окружал девушку со всех сторон; казалось, каналы наполняет он, а не скрытая от глаз вода, и тем резче и злей прозвучали из тростников голоса. Мэллит не сразу сообразила, что говорят на такой же тропе по ту сторону шуршащей полосы. Две женщины спорили, и гоганни поняла, кто они.

Ветер доносил лишь отдельные фразы, сказанные громче других, но уста часто лгут, а сердце правдиво. Мэллит чувствовала главное: первородная Габриэла радуется и угрожает. Хозяйка отвечает коротко, ее голос глух и безнадежен, так травы прощаются с летом, а сердце – с молодостью. Если б Мэллит смогла приблизиться и подслушать, она бы так и поступила, но спорящих и гоганни разделял канал. Хуже того, девушка, вспомнив узор лабиринта, поняла, что первородные отрезали путь назад и уйти от сестер можно лишь к озеру. Там сходится двенадцать дорог, и одиннадцать свободны.

– …умрет! – донеслось сквозь шепот тростников. – …не дождется… снега…

Надо было бежать к воде, но Мэллит расправила плащ и пошла навстречу сестрам. Зачем? Она не знала, но первородный Валентин остановил пришедшего за ничтожной выходца! И пусть повелевающий Волнами дал слово хранить недостойную, не взяв встречной клятвы, спасенный всегда в долгу. Молитвы хранят плохо, значит, нужно иное.

Гоганни выскочила из-за поворота в десятке шагов от двух женщин. Они были похожи и при этом разнились, как два дерева, одно из которых зелено, а второе тронуто желтизной.

– Опять она. – Габриэла улыбнулась, и ее улыбка была осенью и смертью. – Эта гостья мне нравится, но она еще не готова…

– Хватит. – Ирэна быстро пошла навстречу. – Мелхен, как вы здесь оказались?

– Я иду от озера, – солгала гоганни. – Я хотела увидеть, где загадывают желания.

– Ты не запираешь двери, и в них входит незваное. – Безумная откинула капюшон, на каштановых волосах сверкнуло солнце. – Эта девушка пришла и уйдет. С тобой останется пустота, потому что твое сердце заберу я. Ты будешь пуста, как колокол, и в тебя будет звонить боль…

– Идемте, Мелхен. – Сейчас Ирэна походила на своего брата, но казалась его матерью. – Прошу извинить графиню Борн. Она больна.

– Твой муж мертв, твой брат умрет, остальные уйдут…

Порыв ветра пробежал по тростникам, будто волна, теперь за спиной звучал тихий смех. Хозяйка замка шла быстро, но Мэллит не отставала и лишь думала, как скрыть свою дорогу.

– Мне следовало попросить вас не выходить в нижний парк. – Ирэна заговорила, едва они покинули ловушку из шепота и ненависти. – Слуги сюда ходят лишь по обязанности, а о вас я не подумала. Вы хотели загадать желание?

– Да, – солгала Мэллит. – Я пришла давно и стояла у воды.

– Я тоже загадывала… – Как похожи лица, как непохожи улыбки. – Видимо, я неправильно просила или сделала это слишком поздно. Вас очень испугала моя сестра?

– Нет.

– Вы смелы и великодушны, Мелхен. Я очень хочу, чтобы вы нашли свое счастье, вы его достойны.

– Вы тоже, сударыня.

– Мне когда-то тоже так казалось. Очень давно… Я была немногим старше вас. – Рука первородной касается виска. Так мало лет, так много ставшей серебром боли.

– Сударыня, госпожа Габриэла уверена в своих словах.

– Это свойственно нашей семье. Мелхен, я вижу, как вы беспокоитесь о баронессе Вейзель. Я заметила, что, когда я возвращаюсь из сада, вы всякий раз выходите меня встречать. Поймите, что бы ни думала моя сестра и что бы она ни говорила, это не несет опасности гостям Альт-Вельдера. Будь иначе, Валентин никогда бы не пригласил вас сюда и не оставил здесь после гибели графа Гирке.

– Да, – подтвердила Мэллит, – я это понимаю, но что будет с вами?

– Моим братьям ничего не грозит, а со мной все уже произошло. Я боюсь лишь неурочных заморозков, черемуховой моли и медведок, – на тонкое, напряженное лицо тенью облака опять легла улыбка, – а над ними моя сестра не властна.

Первородная шутила, и Мэллит тоже улыбнулась. Сестра и брат недооценивали опасность; да, сейчас им ничего не грозит, но Мэллит все равно решила написать помнящему о бедах Райнштайнеру. Она обдумывала письмо, пока не уснула и не увидела во сне величественного барона. Он стрелял по рычащим медведкам, а рядом стоял Валентин и перезаряжал пистолеты. Утром гоганни была совершенно спокойна, утром выпал первый в этом году иней, и все стало серебряным и светлым, как глаза полковника Придда.

Глава 9

Гайифа. Кипара

400 год К. С. 17-й день Осенних Скал

1

Только-только перевалило за полдень, словно бы и не осеннее солнце старалось вовсю, слепя глаза и припекая обтянутые мундирным сукном плечи. Предпочитавший жару холоду и сушь сырости Капрас этому скорее радовался: влипнуть в полосу дождей означало надолго застрять в раскисших черноземах, а Карло торопился. Новый император начинал с чистого листа, и наклеенные Забардзакисом ярлыки утратили силу. Теперь все зависело от собственной расторопности, исполнительности и удачи, которая должна же когда-нибудь прекратить лягаться! Маршал надеялся на лучшее и делал что мог, дабы исполнить приказ Богоизбранного Сервиллия.

Новое титулование потихоньку становилось привычным, и вообще – почему бы Создателю, в самом деле, не избрать Ореста? Чтобы спасти империю и оценить Карло Капраса по заслугам – а заслуги, пусть и не великие, имелись: созданный в считаные месяцы корпус и успешный марш. Ну, и артиллерийские достижения Ламброса, само собой.