Виталий Сертаков - Свиток проклятых Страница 27

Встретив взгляд Привратника, пузырь света, охранявший вход, лопнул с долгим звоном, точно рассыпались елочные игрушки. Не успела исчезнуть преграда, как Цесарио пулей ворвался в проем, и двинул в сторону кухни. Оттуда раздался истошный визг. Чертыхаясь, Ольга протиснулась следом. В ноздри Женечке ударила тошнотворная вонь.

– Не дайте им уйти, – напутствовала стражница.

В прихожей Женечка увидела сбоку ее глаза. Совсем чуть-чуть, коротко, и тут же отвернулась, поскольку смотреть туда дальше – все равно, что в упор пялиться на включенный фонарь. Вот только фонарь этот светил в каком-то неведомом спектре, совсем не так, как обычные лампы. Женечке показалось, что у Привратника очень тонкие, вертикальные зрачки, а глаза выпуклые, многоцветные…

– Быстрее, сударыня, мы захватим их врасплох!

На втором этаже продолжали лопаться елочные шары, там рычал Хонси и, похоже, возил что-то тяжелое по полу. Зазвенело стекло, кто-то спрыгнул в снег и побежал. Цесарио кряхтел внизу, Ольга с хеканьем выбивала очередную дверь. Оракул выкрикивал скороговоркой проклятия на неведомых языках, а иногда вполне по-русски матерился, стукаясь головой о клетку. Наверняка крошечному мудрецу, заточенному в теле ребенка, пришлось несладко, когда Ольга вместе с ним кубарем летела по ступенькам.

Летела вниз…

У Женьки засосало под ложечкой, едва она миновала поворот коридора. Колодец был где-то рядом. Никакой каменной лестницы, и никакого колодца прежде не было и в помине, они просто здесь бы не поместились. То есть раньше бы не поместились, поправила себя молодая хозяйка. Потому что, под волшебным пристальным взглядом Привратника, дом вырос неимоверно.

Сейчас мы можем совершить ошибку. Это вроде развилки. Если ошибусь – игра пойдет иначе, намного опаснее. Нам нельзя в колодец, это темный нижний мир…

Женька мелкими шажками шла по коридору, поддерживая ковыляющую стражницу, а коридор все не кончался. Темно здесь не было; из подпирающих потолок, бревен, точно сморщенные поганки, росли живые свечи. Фитили противно коптили, но давали достаточно света. Мокрые половицы противно скрипели под ногами, из щелей с топотом выбирались потревоженные насекомые, за лицо цеплялись клочья паутины. Женьке казалось, они постоянно идут под уклон, все ниже и глубже. И чем дальше в глубину, тем сильнее тянуло гнилью. Коридор был ей знаком, но невероятно запущен, выглядел так, словно в доме не жили лет сорок. Обои оторвались от стен, отсырели и повисли скрученными полосами, на голой штукатурке расползалась разноцветная плесень. Дубовый паркет потрескался, в щелях копошились черви. Привратник быстро осматривалась, ее глаза работали, как два мощных прожектора. Под напором «прожекторов» с визгом прыснули в стороны крысы, забилась в дыру небольшая пестрая змея, обратились в пепел нерасторопные бледные сороконожки. Женька с изумлением разглядывала перекошенные косяки, выбитые лампы и рваную проводку. Ее увезли в первую больницу всего год назад, даже меньше… но казалось, что здесь миновали десятилетия упадка и нищеты.

– Не смотрите туда! – властно окликнула Привратник, но Женечку уже потянуло за угол, где раньше была ниша и подъем по двум ступенькам в столовую.

Ниша никуда не делась, сохранилась даже клетчатая клеенка на стене, зато на грязном, заплеванном полу крупно вздрагивали чьи-то тощие, шишковатые ноги, словно скрученные ревматизмом. Ногти на ногах загибались когтями, сами пальцы казались невозможно длинными для человека, особенно большой, торчавший где-то сзади, как у петуха. Женька потянулась дальше, внутренне обмирая, уже понимая, что заглядывать за угол действительно не стоит, что лучше не смотреть на то, что сделал Цесарио с обладателем худых конечностей. К счастью, огромный кот вывалился навстречу, оттеснил Женьку плечом и умчался вихрем, в глубину скрипучих комнат.

– Ищите за запертыми рунами! – крикнула ему вослед Привратник.

Женечка не понимала, о чем речь, пока не очутилась на пересечении длиннющих извилистых коридоров. Путь перекрывал квадратный зев погреба, подозрительно похожий на распахнутую пасть. Впечатление усиливал ряд ржавых гвоздей, торчавших на месте вырванной крышки. Женя вспомнила эту дыру и вздрогнула, именно потому, что крышка всегда была намертво прибита, а сверху лежал плотный коврик, и даже догадаться, что там лаз, было почти невозможно. Бабушка пользовалась входом из кухни, там в тесном подполе хранились соленья, ничего интересного, не страшно, и скучно. А про квадратный люк напротив столовой, папа, кажется, говорил, что подвал засыпали еще до войны, заколотили и не вздумай на нем прыгать.

Пасть подвала словно ухмылялась, воняло именно оттуда, и, судя по пыхтенью, именно туда совсем недавно нырнули Вестник и кот.

– Вниз, – скомандовала Привратник. – Помогите мне спуститься.

Женька опасалась до пояса провалиться в жидкую ледяную грязь, или куда еще похуже, но пяткой почти сразу нащупала твердые каменные ступени. Под взглядом Привратника якобы засыпанный крошечный подпол разросся до чудовищных размеров. Лестница довольно круто уводила вниз, но кирпичные стены как-то сразу раздвинулись в стороны. Там, где полагалось находиться полкам с вареньями, на вырванной «с мясом» петле висела кованая чугунная калитка, вся в необычных узорах, с затертой до блеска, ручкой в виде драконьей головы. Дракон лязгнул зубами и наверняка вцепился бы Женьке в бок, если бы не Привратник. Одного пристального взгляда стражницы оказалось достаточно, чтобы металл поплыл, зашипел, тварь растеклась горячей бесформенной каплей.

Лестница тоже застонала, изогнулась, точно ленивая змея. Женечка охнула, едва не плюхнулась на пятую точку, но в последний миг сдержалась, сцепила зубы. Не стой рядом Привратник, точно заорала бы как резаная, но не хотелось получить очередную порцию презрения.

– Привратник, мы внизу, у порога, – голос Ольги раздробился и отразился несколько раз от влажных стен. – Нет сомнения, гнездо отразившихся.

– Вестник, позволь, я убью всех мокряков? – где-то далеко деловито поинтересовался Оракул.

Женечка кое-как отдышалась. Ничего особо страшного не произошло, лестница загадочным образом вывернулась в обратную сторону, теперь ее спираль закручивалась против часовой стрелки. Ступени убегали далеко вниз, в темень широкого кирпичного колодца. В замшелых стенах колодца обнаружились многочисленные запертые калитки, почти на каждой светился знак – буква, не имеющая отношения к кириллице. Привратник ничего не трогала, только смотрела – и железные калитки распахивались сами собой. Женечке показалось – в одном из отверстий мелькнуло что-то похожее на кухню, ржавые котлы, поварешки, там еще что-то висело на стене, рядом с календарем, что-то длинное, мерзкое, похожее на распятую кожистую бабочку, пришпиленную к обоям вилками и ножами. Но рассмотреть толком не получилось; едва Привратник отвела глаза, шипастая калитка с рычанием захлопнулась, вместо ручки оскалилась полукруглая зубастая челюсть, а на месте замочной скважины заморгал покрытый багровыми сосудами глаз.

– Вашу руку, сударыня! Не бросайте меня!

У Женьки сердечко колотилось где-то в трахее. Она подставила плечо; казалось, с каждым шагом щуплая стражница весит все больше. Лестница всхлипнула и выгнулась в обратную сторону. Налитые кровью, глазища, моргали со всех сторон, в закоулках шипели корявые бурые свечи. Женьке показалось – кто-то притронулся к ноге. Пахло отвратительно, хуже, чем в помойной яме. Девушка посмотрела вниз, и… что было сил прикусила язык, чтобы не заорать. Ее ноги и ноги Привратника до щиколотки погрузились в камень ступеней, в полустертые шестигранные плитки. И с каждым шагом ноги погружались все глубже и глубже. До конца лестницы оставалось ступеней двадцать, там внизу слабо светилась арка. Подле нижних ступеней скорчились трое мужчин, неопрятные, одетые в темное, бесформенное. Один пытался встать на колени, но снова падал. Головы у него не было.

– Вестник, позволь, я убью ее? – с трепетной надеждой в голосе, где-то внизу, за аркой спросил Оракул.

– Да, всех, кроме ее мачехи, – прорычала в ответ Ольга.

Ступив, наконец, на дно подвала, Женька вздохнула с облегчением. Из-за противного запаха дышать пришлось ртом, зато ее встретил сухой, твердый и теплый пол. Как ни странно, внизу оказалось гораздо теплее, чем в доме. За готической кирпичной аркой открылся очередной коридор, уже без драных обоев и сгнившего паркета, почти красивый и даже… какой-то торжественный. Из мраморных подставок росли кривые морщинистые свечи, точно ножки поганок. Фитили свечей торчали сверху вниз, и огоньки на них горели тоже наперекор земному притяжению. Черный воск каплями летел на потолок, оттуда свисали причудливые сосульки. В глубине коридора Цесарио деловито раскачивал высокую клепаную решетку, живо напомнившую Женьке кладбищенские ворота. Вестник стояла рядом, напружинившись, подняв в руке то ли кинжал, то ли меч с коротким лезвием, Оракул болтался у нее в клетке за спиной. Женька отродясь не брала в руки настоящее оружие, и нисколько в нем не разбиралась. Она только отметила про себя, что клинок тонкий, блестящий, и как бы неуловимый. Почти такой же неуловимый, как шов, скреплявший морок вокруг дома. Можно заметить, но уже в следующий миг клинок сверкал рядом, но в другом месте. Подле мягких сапог Вестника на шестигранных узорчатых плитках крупно вздрагивало нечто розовое, трясущееся, как студень. Женька отвела глаза, но любопытство взяло верх. Там лежала умирающая женщина… даже странно, что до сих пор не мертвая. Совершенно точно не мужчина, поскольку не существует мужчин с тремя пышными грудями. Трехгрудая толстуха цеплялась пальцами за голубой серп, торчащий у нее изо рта. Одета она была так, словно с детства сходила с ума от группы «Металлика». Заточенные стальные шипы торчали у нее отовсюду, из кожаных штанов, кожаной безрукавки, ошейника и перчаток. Там, где не было одежды, прорвав дряблую кожу, тоже торчали шипы. Толстуха пыталась что-то сказать, сучила жирными ногами. Однако коготь Вестника засел достаточно глубоко, и пригвоздил чудовище к полу.