Алекса Марина - Бегство от Бессмертия Страница 29

– Дели, милая, прости.

Я упала на колени рядом с ним:

– Седрик, прости, я не хотела, я не кусала.

Он потянулся ко мне.

Аякс зашипел:

– Не трогай ее!

Я утомленно повернулась:

– Аякс!

– Ты его поцеловала! – подвел итог Аякс.

И тогда горькая правда обрушилась на нас с Седриком: они все знали, моя семья, Филипп, старый Корнелиус. Они знали, что мы несли друг другу смерть, и нам не быть вместе, поэтому смотрели на наши отношения сквозь пальцы, не запрещая нам играть с огнем.

Теперь меня затопила не боль от ожогов, а злость. Я уже не была человеком и не могла биться в истерике и рыдать по несбывшейся мечте. Но я могла разорвать всех на куски, и мой взгляд остановился на Аяксе. И он почувствовал мое состояние, выставив перед собой мощные руки, пятясь назад, бормотал:

– Дельфина,.. госпожа.., я не мог,.. у меня приказ Гаюса,.. я всего лишь слуга.

Он был виноват меньше всех, но бурлившая ярость требовала выхода.

За несколько миль от нас пастух вел стадо на пастбище. В этом стада находилось существо огромной силы, которого боялась вся округа. За последний год от рогов этого монстра погибло три пастуха. Но быка не убивали, потому что, никто не мог защитить стадо от волков, кроме него.

Что мне хребет быка, семечки. Бедное животное не успело даже вскинуть голову, как от моего удара рухнуло на траву. Мне этого показалось мало, еще минута и вместо могучего животного у моих ног лежала куча мяса и костей.

Коровы с мычанием понеслись в разные стороны. У пастуха грязные нечесаные волосы встали дыбом, и он, перегоняя коров, побежал в деревню. Позднее он рассказывал, как злые духи напали на быка и разорвали его на части.

А моя месть еще не была удовлетворена, я искала, чтобы еще сокрушить. Мне на глаза попался столетний дуб. И только, приготовив из него горку щепок для костра, поняла, что способна, наконец, разговаривать.

Аякс, незримо сопровождавший меня, облегченно вздохнул. Я мрачно посмотрела в его сторону:

– Я еще не простила тебя!

– Как госпоже будет угодно, – он почтительно наклонил голову.

Мы вернулись на поляну, Седрик уже сидел, привалившись спиной к дереву. Я опустилась в метре от него. Его глаза с болью и нежностью рассматривали мое лицо. Кожа почти регенерировала, но губы еще пощипывало.

– Тебе очень больно?

– Уже нет, а тебе?

– Все хорошо не волнуйся, он протянул ко мне руку, но вспомнил про ожоги и отдернул ее.

– Мы не сможем быть вместе, Седрик, мы должны расстаться…

Его глаза на мгновение стали беззащитными, но потом решительно засверкали. Да это был мой маг, он не терял головы, он всегда был готов бороться. Именно за это я его и любила.

– Нет, я найду способ, я – маг, мы будем вместе.

В нескольких футах от него в кустах сирени шумно вздохнул Аякс.

– Аякс, я больше не сержусь, – сказала я, и он облегченно приблизился.

Мы с магом прощались только взглядами так долго и так нежно, как только могли.

Суждено ли нам снова почувствовать нежность губ любимого? Я думаю, Седрик справится, он умный, сильный, я в него верю.

Но я тоже буду искать, и, прежде всего в истории своего клана. У отца в библиотеке много старинных книг, будет, чем заняться ночью, пока мой любимый спит.

Я решила начать с Гаюса, он как раз находился в библиотеке, когда я по привычке ворвалась в нее и замерла в кресле.

Он усмехнулся, не отрывая голову от древнего фолианта:

– Дельфина, ты сегодня чем-то раздражена?

– Нет.

Вампир поднял голову и, рассмотрев свежие пятна на моем лице, остатки затянувшегося ожога, усмехнулся:

– Было очень больно? Он мертв?

– А должен? – я впилась в него злым взглядом, – вы не убили его сами, ждали, что это сделаю я?

– Так он жив?

Я в раздражении зашипела:

– Он сильнее, чем вы думали!

– Поразительно, мы недооценили молодого мага.

– А что старый Корнелиус?

– Фикция, его отец, дед Седрика был могучий маг, и видимо его мощь и наследовал твой маленький маг. Надо бы к нему присмотреться.

– Не подходите к нему, он – мой! – снова зашипела я.

Гаюс ласково мне улыбнулся:

– Конечно, дорогая, пока тебе ни чего не грозит, мы его не тронем…

– Я не отдам вам Седрика…

– Конечно, – повторил он.

Эта проблема посложнее, чем наши семьи. Мы химически не подходили друг другу. Я не могла поцеловать его, не убив. Мой яд был для мага смертельным. После поцелуя он бледнел и падал в обморок, и ни какие отвары и заговоры не помогали. А я страдала от его ожогов, когда он распалялся от поцелуев, его ладони оставляли на мне следы, как будто ко мне приложили горячую сковороду.

Быть рядом с любимым, и не сметь, к нему прикоснуться, это для нас была пытка. По крайней мере, было понятно, почему наши виды жили рядом, долгие века,, не пересекаясь. Мы и они спокойно могли вступать в физическую связь с людьми, они даже могли иметь от людей потомство, мать Седрика была просто человеком, но друг для друга мы были смертью.

Поэтому маг с удвоенным рвением занимался со своим отцом, а в свободное время искал эликсир, который или защитит меня от ожогов или его от отравления ядом вампиров.

Виделись мы в последнее время урывками. По ночам, когда Корнелиус исчезал на несколько суток, а моя семья отправлялась на охоту. Иногда я ходила с ними, но чаще оставалась в нашем лесу и охотилась на животных, медведей, кабанов, волков, конечно на пользу мне это не пошло.

Седрик с ума сходил, когда я отправлялась на охоту, и предлагал мне самому добывать пищу, но для пищи хороша только кровь живого существа, а не мертвого. И тогда любимый сказал, что смирится временно с моей охотой на людей, если для меня это важно.

Я практически поселилась в библиотеке, читая все подряд. Гаюс с интересом наблюдавший за мной как-то спросил:

– Ты охотишься с нами сегодня?

Я задумалась, да давно не охотилась, голод напоминал о себе все чаще, а мне сейчас нужна светлая голова:

– Да! Всенепременно. Позовете.

***

– Вы убили мою сестру, между прочим, мать твоего Седрика…

– Ее убила не я, я в это была ребенком, и жила на севере.

– Но ты одна из них! Ты стала такой сознательно!

Спор между Корнелиусом и мной продолжался уже не в первый раз. Что я ему могла возразить, что у меня не было выбора? Что вампиры забрали меня ребенком, и я не знала другой жизни. Но как всегда вмешался Седрик, который ненавидел наши стычки:

– Дядя, прекрати!

– Посмотри на нее, – не унимался тот, – она продолжает убивать, возможно, тоже, чьих-то матерей…

От того, что он кое в чем был прав, во мне закипала злоба. Он знал, что я убиваю не из-за садистского удовольствия, а для того, что бы жить, но продолжал бросать в меня обвинения.

Сквозь мои сомкнутые зубы вырвалось шипение:

– Ты-то остался жив, где ты был, когда убивали твою сестру! Почему не спас? Ты же маг!

Он побледнел, слова готовые сорваться с его губ застряли глубоко в горле, рот беззвучно открывался. А мне было не интересно, что он скажет, от Аякса я знала, что в тот момент Корнелиус спасал свою магическую книгу.

На младшего мага было больно смотреть, он метался между мной и дядей, и я его пожалела, не раскрыв трагическую тайну. Я не могла допустить, что бы он возненавидел старика.

И резко развернулась, бросив:

– Увидимся позже!– побежала домой.

Аякс, сопровождавший меня, шипел:

– Если он еще раз обидит тебя, я убью его.

– Аякс, это он от бессилия, он нас ненавидит, а его единственный родственник, связал себя с вампиром. Это удар по его самолюбию. И, потом, Аякс, я могу защитить себя, просто не хочу обижать Седрика.

– Не обольщайся, Дели, старый Корнелиус очень хитер, одной силой против него не выстоять.

***

Так прошло три месяца. Однажды вечером я зашла в комнату Шарлотты, она со служанками колдовала над платьем, установленным на пьедестале посреди комнаты. Облака кроваво красного Багдадского шелка окружали основу из Тюрингского кружева, рубинового цвета. Это платье своей пышностью, яркостью и великолепием напоминало цветы, которыми восточные художники расписывали зал на наше обручение с Филиппом. Я залюбовалась, хотя мало интересовалась нарядами, может потому, что жила на природе и совсем не бывала в человеческом обществе, но наряд был действительно прекрасен.

– Детка, – сказала Шарлотта, но потом суетливо присела в поклоне. После моего обращения отношение ко мне в замке сильно изменилось. Гаюс и Шарлотта больше не считали меня своей дочерью, для Гаюса я была теперь равной, а по силе даже более могущественной, а для Шарлотты и ее сына, я была госпожой. Остальные вампиры в замке старались не находиться рядом со мной в радиусе ста метров. Дружеские отношения у меня сохранились только с Аяксом, и то после моего приказа.