Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть первая Страница 31

– Да, здесь душно.

– Ничего, проветрят, а ты пока сходи, подыши, только закутайся потеплее. Солнце уже не греет.

– Я посмотрю на птиц.

Листва на деревьях стала редкой и золотой, залитый светом парк казался вышитой шалью, каменные дорожки подсохли, по их краям возвышались красно-желтые груды листьев и зеленые – еловых ветвей. Садовники готовились к зиме, они начали свою работу, когда прекратились дожди. За несколько дней усердные прошли полпути от верхней стены к лабиринту и теперь возились около липовых галерей. Замыслу Мэллит рабочие не мешали, перед появлением безумной они соберут свои тачки и уйдут, а сейчас пусть смотрят и думают, что барышня решила загадать желание, как загадывают женщины замка.

Лабиринт был пуст. Солнце золотило мертвые тростники, но голос их остался прежним, сухим и вкрадчивым, как шорох змеиной чешуи. Это место помнило многое, еще одна смерть его не удивит, но каналы ненадежны. Где-то они глубоки, а где-то – нет; если нареченная Габриэлой не утонет сразу, она будет биться и кричать, ее услышат, прибегут спасать – и спасут… Убить на тропинке и столкнуть уже мертвую? Первородную не поднять, тело придется тащить по каменистой дорожке, на нем останутся следы, как и на кромке обрыва, их до конца не затереть. Мэллит второй день вспоминала песнь о неверной жене, что, вступив в сговор с любовником, зарезала супруга. Преступную разоблачили, потому что слабосильный любовник, прежде чем бросить труп в воду, проволок его по берегу. Кроме того, мешок падает не так, как живое существо. Мертвец, он тот же мешок, а вниз не спуститься и не поправить – берег слишком крут.

Тростники вкрадчиво шуршали, словно давая совет, только гоганни не могла его понять. Она брела залитой солнцем дорожкой и думала, думала, думала… Девушка не держала зла на потерявшую любовь, она сама могла стать такой же исполненной яда змеей – но долги нужно платить. Она должна многим, и первородному Валентину больше, чем прочим – кому же, как не ей, отвести нависшую над полковником угрозу? Проклятье надо снять, а времени остается только на смерть.

Мэллит вздохнула и ускорила шаг, она шла все быстрее, словно спеша на исходящий из сердца лабиринта зов, она больше не пыталась размышлять. Ничтожная поймет, что и как делать, как понимали многие до нее, а луна поможет. Луна, воля Кабиохова и Создатель, который должен защитить полковника Придда, пусть и руками недостойной.

Заветный пруд покрывали листья – казалось, со дна всплыли брошенные туда драгоценности. Дорожка жалась к низкому берегу, можно было подойти и омыть руки в грустной, как осень, воде и не оставить следов; это гоганни устраивало, но как быть с самым трудным? Силой засунуть безумную под воду и удерживать, пока не захлебнется, – вряд ли достанет сил. Столкнуть так далеко, что запутается в платье и не выберется? Для этого нужен нареченный Йоганном. И все равно будут крики, борьба, брызги, а даже если получится… Кто-нибудь да задумается, почему первородная оказалась посреди пруда, кто-нибудь увидит лужу и мокрые следы, и как объяснить промокшую одежду, синяки и царапины, а без них не обойдется.

В то, что графиня Борн напала на гостью, не поверят: безумная ненавидит лишь свою кровь. Значит, не должно быть ни синяков, ни царапин, не должно быть борьбы… Тогда получается, что в воду названная Габриэлой должна уйти тихо и лучше всего еще живой. Подходящее место, где почти не было тростника, Мэллит нашла быстро. Полуденные лучи достигали дна, там среди камней виднелись монеты и украшения. Плата за любовь, за счастье, за удачу. Повинуясь порыву, Мэллит отцепила скреплявшую плащ застежку.

– Помощи, – попросила кого-то гоганни. – Возьми и позволь мне сохранить первородного Валентина, как он сохранил меня. Я готова принять, что заслужила, и я приму.

Она просила на талиг, она пыталась говорить так, как говорят среди здешних рябин и елей. Только бы поняли, только бы приняли жертву…

Серебряный, украшенный сердоликом лист опустился на дно, на прощанье по-рыбьи плеснув, и Мэллит нашла, что так искала! Девушка будто вживую увидела груду трепещущих карпов и дубинку в руках младшего из поваров. Уснувшая рыба теряет целебные свойства и обретает дурные, поэтому ее держат в садках и глушат уже на разделочном столе. Человека тоже можно оглушить. Дубинкой, камнем… колотушкой для отбивания мяса. В замке такие есть – тяжелые, с крепкой рукоятью, они висят в кладовой при кухне. Взять лучше прямо сейчас, воспользовавшись предобеденной суетой, но сперва нужно найти место помельче, и хорошо бы там из воды торчал камень… Камень, о который можно удариться.

Ей повезло – на другой стороне пруда, в шаге от берега, виднелись два валуна, точно две головы: дальняя, лысая и серая, и ближняя, пониже, едва прикрытая водой. Если пожелать взойти на второй камень, если поскользнуться на первом…

Мэллит тронула звездочку на шее и шагнула на зеленое от водорослей темя. Оно было скользким, достаточно скользким, чтобы с него упасть, оставалось привести сюда безумную и вынудить повернуться спиной. А еще украсть молоток и уйти так, чтобы роскошная не хватилась, а слуги не заметили, но сперва – кража, ложь потом.

Кухни встретили едким дымом сгоревшего хлеба, гневным криком старшего и плачем виновников. Гоганни возблагодарила принявших дар, кем бы они ни были, и взяла то, за чем приходила. Пристроив добычу под плащом, девушка выскользнула вон. Ее никто не заметил, и это было добрым предзнаменованием.

2

В Агарисе Мэллит покидала дом отца и возвращалась назад тайком, ей везло, хотя она вначале была просто глупа, а затем обезумела от любви. Уходя из талигойского дворца, она искала смерти, чтобы лишить перв… недостойного Альдо Щита, а нашла жизнь, сперва непрошеную, теперь полную смысла и долгов. Сегодня она вновь – Щит, а ее магия – хитрость и осторожность.

Девушка закрыла сундук, куда сунула добытый молоток, и задумалась. С первой трудностью она столкнулась уже на лестнице, пытаясь пристроить колотушку поудобней, что оказалось не так-то просто, к тому же рука под плащом привлекает внимание. Кто-то заботливый решит, что Мелхен скрывает ожог, и попросит показать. А вдруг потребуются обе руки? А вдруг она споткнется и молоток выпадет на глазах первородной Габриэлы? Сунуть за поясок можно, но неудобно, за корсаж не спрячешь, в юбках не закрепишь, а вот подвесить, пожалуй, можно.

Купленная роскошной широкая марагонская тесьма казалась прочной, но на всякий случай Мэллит перекинула ее через спинку стула и дважды изо всех сил дернула – тесьма выдержала. Девушка взяла нитку с иголкой и изнутри плаща соорудила петлю, в которую и приладила колотушку. Примерила, походила по комнате, рассмотрела себя в зеркале и осталась довольна: «подвеска» почти не мешала, не выпадала и полностью терялась в складках, но оставлять ее в спальне все равно не стоило.

Роскошная возилась в своей комнате – готовилась к обеду. Мэллит, перекинув плащ через руку, выскользнула в гостиную, а оттуда – на лестницу и дальше, в глухой узкий коридор. Маленькую опрятную комнатку, выходившую единственным окном на стену, девушка обнаружила, когда увидела, как по лестнице поднимается капитан Давенпорт. Избегая встречи с ненужным, девушка шмыгнула в темноту. Первая же дверь открылась, и беглянка оказалась в пустующей спальне для прислуги, в Озерном замке такие комнаты убирали, но не запирали, гоганни это устраивало.

Плащ вместе с колотушкой немедленно очутился в резном гардеробе, трудней было приоткрыть окно, но Мэллит справилась, после чего помчалась в кухню убедиться, что Эмилия с Эдуардом пришли за подносами с едой. Если все пойдет, как обычно, то… это случится сегодня; нет – в запасе еще несколько суток. Помех ничтожная не испугалась бы, но что-то твердило ей – нынешний день нельзя терять. Ветер прогнал облака, заветный пруд принял подарок, и впервые за все проведенное в Озерном замке время сгорел хлеб, позволяя незаметно взять молоток. Это не могло быть случайным, улыбки судьбы коротки и редки, значит, нужно успеть!

– Теперь ты горишь, – озаботилась роскошная, когда Мэллит садилась за стол, и добрые слова открыли дорогу лжи.

– Нет, – солгала девушка, – мне холодно… Они слишком выстудили комнаты. Они усердны.

– Холодно? – Нареченная Юлианой сперва удивилась, потом доброе лицо стало озабоченным. – Иди-ка сюда!

Гоганни подошла, уже зная, что ей будут трогать лоб и слушать, как на запястье бьется жила. Роскошная не читала в душах и не знала причины, ее руки ощущали лишь следствие.

– У тебя жар, – решила она. – Не сильный, но полежать нужно.

– Я лягу, – согласилась гоганни, – но я боюсь уснуть и увидеть кровь.

– Выпей сонный отвар, он тебя успокоит.

Питье Мэллит, назвав горячим, унесла к себе, задвинула засовы на обеих дверях и села, ожидая, когда нареченная Юлианой ляжет. Она всегда ложилась после обеда и вставала уже в сумерках; сегодня, в день удачи, по-другому быть не могло. Часов в комнатке не имелось, но Мэллит знала, что, ложась, роскошная ее окликнет, – так и стало.