Анна Калинкина - Метро 2033: Обмануть судьбу Страница 32

Вспомнились почему-то снова гигантские игрушки, которые летом сажали во дворах во времена его детства, еще в прежней жизни, полной воздуха и света. После Катастрофы убрать их было некому, и они, наверное, до сих пор так и сидят под деревьями – промокшие, разодранные, с лезущей из них гнилой ватой или чем их там набивают. И Крот отчаянно затосковал по дому, хотя обычно запрещал себе такую ностальгию. Вспомнил, как играла на детской площадке малышня, потом уроки кончались, и приходили школьники. Поднимали дикий гвалт, оккупировали детскую площадку, висли на перекладинах, носились друг за другом с криками, и мамаши со спящими в колясках младенцами, кидая негодующие взгляды, оставляли территорию в полном распоряжении детворы постарше.

Да, здесь явно не хватает детей – оттого на станции и царит уныние. Пока ему попались на глаза несколько малышей, с десяток младенцев, а так средний возраст жителей начинался примерно от тридцати. «Да, жизнь тяжелая, это понятно, – подумал он. – Но все равно странно. Словно у них эпидемия какая-то приключилась. Из молодых я за все время видел, кажется, только Ларису, Ваську-постового и еще какого-то неприветливого парня с длинным унылым лицом. Кстати, с Ларисой не мешало бы еще поговорить».

Он обошел станцию раз, другой. Когда пошел на третий круг, девушка материализовалась откуда-то – словно мысли его прочла. А может, караулила нарочно.

– Привет, – сказала она, подойдя. – Вы все-таки были там, в парке? И как там?

– Ничего хорошего, – сказал Крот. – А ты что-нибудь узнала?

– Валентина, которая в парке когда-то работала, согласилась поговорить с кем-нибудь из вас, – сообщила Лариса.

– Я тебя еще хотел спросить – что это за тетка колыбельную все время поет?

– А, это Терехина, – сказала Лариса, сразу поняв, о ком речь. – Она немного того, – и девушка покрутила пальцем у виска, – не обращай внимания.

– Слушай, ты бы рассказала мне, как вы тут жили вообще все это время. А то я себя чувствую чудно – все на меня смотрят злобно, будто я какие-то ваши правила нарушаю.

– А, не парься, – махнула рукой Лариса. – Вы для них пока чужие, потом присмотрятся, привыкнут.

– Ты-то меня не боишься.

– А чего вас бояться? Такие же люди – две руки, две ноги, голова. У нас на станции я некоторых больше боюсь.

Крот хотел спросить, кого именно, но постеснялся, боясь лобовым вопросом спугнуть девушку. Захочет – сама расскажет. Кроме того, если честно, его это не слишком интересовало. У всех свои проблемы.

– У вас тут можно где-нибудь сесть и поговорить спокойно? – спросил он. – А то неудобно, люди оглядываются.

– Негде, – лучезарно улыбнулась Лариса. – Давай тут сядем, – она примостилась на расстеленный возле крайней на станции палатки старенький пенопластовый коврик. – Все-таки не на проходе.

Крот сел возле нее.

– Вы тут чем вообще живете? Про поэта-покровителя я уже знаю.

– Что тебе рассказать? – задумалась Лариса. – Нормально живем, как все.

– Я смотрю, питаетесь вы получше даже, чем на Текстильщиках. А обстановка попроще. Почему так?

– А, это я знаю. Правда, до меня все было, но мне рассказывали. Вскоре после Катастрофы, когда начали сталкеры наверх ходить, у них глаза сперва разбежались – столько там всего бесхозного осталось. И потащили все к нам, на станцию, без разбора – и ковры, и посуду, и другие всякие вещи. Даже те, которые вроде и ни к чему тут. И не особо обрабатывали их сначала. А когда кто-то умный додумался счетчиком Гейгера барахло проверить – счетчик заверещал. И тогда, говорят, комендант по совету Владника издал закон против роскоши – чтоб ничего лишнего на станцию не тащили. Говорят, женщины ему этого долго простить не могли, а мужики быстро согласились. А с едой пока перебиваемся, но комендант говорит – ресурсы тают. Только ты не рассказывай никому, что я тебе об этом проболталась, вообще-то мне нельзя говорить, что они там с Владником обсуждают на совещаниях. У нас есть подсобное хозяйство, но небольшое, а так все сверху приносят. Вокруг метро уже все обшарили, теперь приходится сталкерам все дальше ходить за едой.

– Как он вообще – комендант ваш?

– Да он вроде нормальный, но все делает с подсказки Владника. А того я боюсь – странно как-то он иногда на меня смотрит.

– А чего он кашляет-то? Болен?

– Простыл, видно, – сказала Лариса, отводя глаза и явно насторожившись. Крот сделал вывод – девушка явно не собирается выкладывать ему все откровенно. Он был уверен, что недуг коменданта куда серьезней, чем обычная простуда.

– Тебе сколько лет-то? – спросил он, чтобы перевести разговор на безопасную тему

– А сколько дашь? – снова заулыбалась Лариса.

– Шестнадцать, – наобум сказал Крот.

– Почти угадал. Восемнадцать скоро стукнет. Я родилась уже тут. Отца не помню.

Крот хмыкнул – до того это напоминало исповедь Искры.

– Мама умерла совсем недавно, – с грустью сказала Лариса, – за несколько месяцев, наверное, до вашего прихода. Болела сильно под конец. Взяла слово с коменданта, что он меня не оставит. Ну, он и заботится обо мне.

Ее лицо искривилось недовольной гримаской, она забавно сморщила нос.

– Трогательно. Но ты вроде не очень довольна? – осторожно спросил Крот. Девушка пожала плечами.

– Пока мама была жива, она меня в обиду никому не дала бы. А что теперь будет – не знаю. Я б отсюда ушла, да некуда – с тех пор, как мутанты эти завелись наверху. А раньше когда-то и наши в большое метро ходили, и оттуда бывали у нас гости. Помню, когда-то даже приезжал к нам комиссар с Красной Линии, но это давно было, еще до того, как полигон на Пролетарке устроили. Иногда бандюки приходили из большого метро, но до нас мало кто доходил, хуже было тем, кто на Текстилях. У меня знакомая там была, рассказывала, что у них творилось. А потом и отморозки навещать перестали – когда мутанты развелись наверху. Зато теперь мы ничего не знаем про то, что в большом метро происходит. Вот ты сам, например, с какой станции?

Крот напрягся, ему не хотелось сознаваться, что он с Ганзы. Ганзейцев, как он понял, здесь не жаловали. Дотошный Владник, переписавший все из их документов, наверняка взял этот факт на заметку, но оставалась слабая надежда, что Ларисе он об этом не рассказал.

– Да я так, на месте не сижу – то здесь, то там, – неопределенно сказал он. – По сталкерским корочкам в большом метро везде пропускают, через все державы. Да и не место красит человека.

У Ларисы загорелись глаза.

– Ты везде бывал, все видел? Где в большом метро лучше всего жить?

– Кому как, – задумчиво сказал Крот. – Мне, например, совсем не понравилось в Рейхе. На Красной Линии, если честно, кормят не слишком хорошо, хотя агитация у них на уровне. В Полисе свои заморочки – это, конечно, единственное государство, где еще стараются сохранять знания, берегут книги, но уж очень у них там правила сложные, постороннему трудно было бы к ним вписаться, мне кажется. Ведь одно дело – в гости нагрянуть, и другое – постоянно там жить. На Ганзе, конечно, народу живется посытнее, но туда очень трудно попасть на постоянное жительство. Ну, а на окраинах – голод, тьма, нищета. За пределами кольцевой народ скорее выживает, чем живет. Впрочем, ближе к центру тоже есть неприятные места. Например, Китай-город – бандитская станция. Язва всего метро, но там хоть относительный порядок соблюдается. А вот Третьяковская с ее морлоками, Мертвый перегон – это страшно. А еще, если послушать, что рассказывают люди, чуть ли не в каждом перегоне живут свои призраки. Чем ближе к центру, тем их больше. У вас тут есть призраки? Или ты в такое не веришь?

Показалось ему или девушка вздрогнула?

– Разве что в парке, – сказала она, – и вот с Рязанки народ что-то такое рассказывал, а у нас вроде нету.

– Тишь да гладь, – прокомментировал Крот, – только почему-то все глаза отводят при встрече и в лицо не глядят.

– Не привыкли к чужим, – рассеянно сказала девушка. – Эх, как бы я хотела побывать в большом метро. Увидеть все эти чудеса своими глазами.

– Скучно тебе тут? – сочувственно спросил сталкер.

Девушка кивнула.

– У меня раньше подруга была, Танечка. Потом пропала – и с тех пор даже по душам поговорить не с кем. А теперь и мамы не стало.

– Ну, ты молода, – сказал Крот, – конечно, сейчас тебе тяжело, но постепенно отойдешь. А там и свою семью заведешь.

Девушка, скривив губы, хмыкнула:

– И с кем же? С Васькой-патрульным, который портянки меняет раз в месяц? Или с Лесиком чокнутым? А может, выбрать из старичков наших?

– Ну, зачем ты так, – удивленный этой горечью, пробормотал Крот. Его Ларисины проблемы, честно говоря, не волновали, и он уже думал, как бы закончить этот разговор. Какая-то мысль настойчиво стучалась в сознание… что-то он упустил, но что?

Крот почувствовал на себе чей-то взгляд, обернулся – на него пристально и нехорошо смотрел Греков. Лариса тоже увидела его, недовольно тряхнула головой.