Сергей Юрьев - Хрустальная колыбель Страница 38

– Я должен признаться, что недавно, воспользовавшись твоей отлучкой, я прочёл десять локтей твоих рукописей. «Можно быть ниже Греха, не ведая, что творишь, но можно быть и выше Греха, понимая, что условности созданы лишь для того, чтобы каждый нашёл в себе мужество, отвагу и силы, чтобы их преодолеть. Цель жизни – движение вперёд, и всякий путник, входя в дом, стряхивает пыль со своих башмаков…» – процитировал Резчик. – Крепко сказано! Даже Великолепный одобрил бы. А я так вообще в восторге. А теперь скажи, откуда у тебя эта фига. Я же чую, что ты не сам её придумал.

Теперь чувствовалось, что Брик настроен уже не так решительно. Слышать из чужих уст собственные слова было настолько приятно, что он даже слегка разомлел.

– И зачем тебе это знать? – Вопрос был задан не столько затем, чтобы получить ответ, а лишь из желания получить ещё порцию лести.

– О, славный Проповедник. Я не хочу, чтобы ты отвлекался из-за всякой ерунды от твоих бесценных трудов, и если ты желаешь получить ещё несколько таких плодов, я бы мог сам доставить их тебе. Тем более что один из них ты потратил на меня, неблагодарного.

Такой тон бывшему Служителю был явно по душе, и он расслабился окончательно.

– Тут, в замке, есть одно окошечко, которое выходит прямо в чудный сад. Наверное, Хомрик через него за нимфами подглядывал.

Резчик напрягся, услышав про нимф, но Брик величественно держал паузу.

– Ну?

– Не нукай, не запряг!

– Прошу извинить, но мне так не терпится оказать услугу и загладить свою непростительную грубость.

– На девок тебе скорее поглазеть хочется, а не услугу оказать. Пока я тут с тобой языком треплю, давно бы уже сам сходил.

– Мой повелитель. – Резчик впервые так обратился к Брику. – Смею заметить, что если за тем окном именно то, о чём я подумал, у нас появляется шанс выбраться отсюда. Вы сможете проповедовать своё учение на площадях, воздвигать капища и вести за собой тысячи последователей!

– А ну, говори всё, что знаешь! – Проповедника охватило небывалое волнение лишь оттого, что он живо представил себе то, о чём только что услышал из уст надоедливого соседа.

Траор медленно опустился вниз, присел на лавку рядом с Бриком и склонился над его ухом, как будто кто-то мог их подслушать.

– Я давно знал, что Хомрик пытался подобраться к Древним. Уж не знаю, зачем ему это понадобилось, но об этом окошечке, наверное, даже Великолепный не знал, а то б ещё раньше его в порошок стёр. А Древние – народец уже полудохлый, но живут они в двух мирах – и здесь, и там. Значит – дорогу знают. А уж чем их умаслить, я найду. Они, по слухам, только и знают, что пляски плясать да друг на друга любоваться. Только мне сперва надо книжечку твою прочесть – про Совершенное Удовольствие. Может, пригодится… Может, ты додумался до такого, чего даже я не знаю…

Он лежал в центре небольшого лотоса, уходящего корнями в вечность, и белые лепестки то и дело смыкались над ним, отгораживая уши от чудного пения птиц и шелеста травы, а глаза – от золотистого сияния, дарующего радость и покой… Что такое радость? Что такое покой? Об этом ещё предстоит узнать, а пока довольно того, что их можно ощущать. А вот в этих зелёных глазах, что смотрят на него с нежностью, есть радость, но нет покоя. А что такое нежность?

Глава 7

БЕРУХЛЮТЦА – это слово используется в 117-ти известных заклинаниях. Что оно означает, никому не известно, но без него заклинания почему-то не действуют.

Дозоры стояли чуть ли не за каждым кустом, но она для них была лишь клочком утреннего тумана, который почему-то забыл рассеяться в горячих солнечных лучах. Стражники, дремавшие у входа в сторожевую башню, тоже не заметили Сольвей – она тенью промелькнула между ними и теперь поднималась вверх по скрипучей лестнице. Щарап была где-то поблизости, за одной из этих дверей, обитых бычьими кожами, выходивших на узкую площадку между лестничными пролётами. Долго искать не пришлось. Приложив ухо ко второй двери, ведунья услышала характерный старушечий храп с присвистом, смешанный с сонным бормотаньем. Серебряный оберег, подаренный когда-то Служителем Герантом, вдруг похолодел на груди, и таким же холодом пахнуло из трещины в стене. Храп прервался, а значит, старуха проснулась, почуяв неладное.

Дверь с грохотом распахнулась, так что Сольвей едва успела отскочить, а Щарап уже стояла в проёме, выкатив на ведунью два водянистых бледно-серых глаза.

– Как шмеешь штарушку бешпокоить?! – грозно прошамкала она беззубым ртом, не забывая перебирать чётки из черного дерева. Пальцы её слегка дрожали, а это означало, что она напугана неожиданным визитом. Если враг сам пришёл к тебе, значит, он рассчитывает на победу. Опять же – караульщики ей не помеха…

– Локти кусать умеешь? – вместо приветствия спросила Сольвей.

– Не умею, жубов нету, – честно ответила Щарап, стараясь понять, куда клонит незваная гостья.

– Впусти, а то придётся, хоть и не умеешь, – сказала Сольвей с лёгкой усмешкой. Главное – чтобы голос не дрожал. Главное – чтобы старуха поверила, что перед ней достойный противник.

Но Щарап уже овладела собой.

– Ты кто? – спросила она, слегка прищурившись. Впрочем, Щарап, конечно, лукавила. Она прекрасно знала, кто перед ней, и эта встреча её явно не радовала.

– Смерть стучится к тебе, Гадалка. – Сольвей говорила спокойно и почти дружелюбно.

– Я ешшо тебя переживу, – не слишком уверенно ответила Щарап. – Жачем явилась?

– Да вот, хочу тебе предложить кое-что. Кое-что такое, от чего ты не сможешь отказаться… – Сольвей с каждым словом делала шаг вперёд, и Гадалка отступала внутрь своей кельи. – Только недёшево станет. Но ты заплатишь, ты за всё заплатишь…

Дверь за спиной ведуньи сама собой захлопнулась, а старуха обмотала чётками костяшки маленького сухого кулачка, старательно показывая непрошеной гостье, что в случае чего….

– Я пришла одна. Я пришла, чтобы говорить с тобой. – Сольвей произносила слова тихо и вкрадчиво, надеясь, что у Щарап хватит самоуверенности, чтобы не поднимать шума. – У меня есть то, что тебе нужно. То, что нужно тебе больше, чем идолы, стоящие во дворе, больше, чем реки крови, больше, чем путь к Небытию.

Лицо Гадалки вдруг расплылось в широкой ухмылке, обнажившей единственный сохранившийся зуб.

– Шольвей… Голубушка. Жаходи, не штешняйся. – Старуха осторожно присела на лавку. – Коли хошешь сражиться по ведовской шасти, то давай. Только предупрештаю – мокрого мешта от тебя не оштанется.

– Может, и не оштанется, – передразнила её Сольвей. – Красоту легко сгубить, мочалка старая. – Ведунья неожиданно для старухи скинула с себя дорожную накидку и медленно потянула тесьму, стягивающую на груди лёгкую зелёную блузу. – Ты сперва посмотри, что у меня есть, а уж потом решай, нужно тебе мокрое место или что другое понадобится.

Сольвей раздевалась медленно, и старуха смотрела на неё, не мигая, с затаённым волнением и суеверным страхом. Бывало и раньше, что ведуны в обмен на новые знания соглашались служить Великолепному, за рецепт неведомого снадобья помогали Избранным обстряпывать свои делишки. Но Сольвей была не из таких… Сольвей слишком часто якшалась со Служителями, и никто из ведунов так не напакостил Великолепному, как она.

– Смотри, что у меня есть. – Сольвей провела перед носом Щарап обнажённой тугой грудью. – Если сделаешь, что я тебе скажу, всё это станет твоим. Твоё тело – развалина, ещё год-другой, и никакие снадобья ему не помогут, а до Алой звезды тебе сейчас не доплюнуть. Хочешь, я покину это тело, а ты в него войдёшь? Не как гостья, а как хозяйка. Хочешь?

– Не шмушшай меня, бешштыдница… – Старухе стало ясно, что над ней просто издеваются. Но зачем? – Шшас как штукну!

– Значит, не веришь мне? – усмехнулась Сольвей. – Напрасно, ох, напрасно… Твой мешок с костями на такую красоту меняю, а ты упираешься. И всего-то от тебя надо, чтобы ты отсюда ушла куда подальше, а я вместо тебя здесь останусь.

– Жамысел мой жгубить хочешь! – догадалась Щарап. – А ну как не шоглашусь?

– Согласишься, никуда не денешься. – Сольвей и вправду не сомневалась, что старуха не сможет отказаться от такого предложения. Молодая кровь, которой ей время от времени удавалось выпить, возвращала ей силы, но ненадолго, и если бы сорвалась великая резня, на которую она толкала лорда Холм-Ала, скоро бы ей пришлось начать бесконечное странствие по надмирным весям, став одним из множества блуждающих духов, бессильных и никчемных.

Но Щарап мучили сомнения, она чувствовала, что во всём происходящем был какой-то подвох. В конце концов, непонятно, чего добивается эта ведунья? Служители Небесного Тирана во всём следуют Откровению, ниспосланному Врагом, Избранные жаждут абсолютной свободы, смертные твари смиряются со своей незавидной судьбой, а ведуны ищут знания, и им должно быть всё равно, что за этими знаниями стоит – Свет или Тьма, Порядок или Хаос, Закон или Свобода… Нет, эта ведунья всё равно не скажет, что у неё действительно на уме. Не скажет… А какая разница! Щарап не раз делала попытки овладеть чужим телом, но если настоящая хозяйка не покидала его добровольно, там было тесно и неуютно – всё равно что ходить в башмаках, набитых острыми камушками, осколками чужой души. Нет! Прежде чем на что-то согласиться, надо выяснить, в чём истинная цель ведуньи. Какова будет истинная цена, которую придётся заплатить за это молодое сильное тело…