Вероника Рот - Знак Страница 4

– Керезет! – предупреждающе прошипел Осно, но Акос не обратил внимания.

Что, собственно, страшного произошло в коридоре? Чудовище, готовое накинуться и проглотить, что ли?

Акос приоткрыл дверь и выглянул. Здание школы, как и большинство строений в Гессе, было круглым: учительская – в центре, классы – по периметру, между ними – узкий темный коридор.

Горели только оранжевые аварийные лампы над лестницами.

– В чем дело? – спросил девичий голос.

Акос узнал Ори. Вскоре в оранжевой лужице света появилась и она сама. Рядом с Ори стояла ее тетка Бадха. Акос никогда не видел ту настолько взъерошенной: выбившиеся из пучка волос пряди торчали в разные стороны, пуговицы на кофте были застегнуты вкривь и вкось.

– Тебе грозит опасность! – запричитала Бадха. – Помнишь, как мы делали на учениях?

– А что случилось-то? – требовательно спросила Ори. – Являешься в школу, выдергиваешь меня с занятий, даже вещи собрать не даешь…

– Судьбоносные в опасности, понимаешь? Ты находишься под ударом. Тебе надо бежать.

– А Керезеты? Разве им не грозит опасность?

– Не такая, как тебе, – Бадха схватила Ори за локоть и потянула ее к лестнице, ведущей в восточное крыло.

В полумраке Акос не мог разглядеть лица Ори, однако, прежде чем свернуть за угол, девочка обернулась. Волосы Ори разметались, из-под перекошенного свитера выглядывала ключица. Акос почти не сомневался, что в широко распахнутых глазах Ори плескался страх, но голову бы на отсечение не дал.

Но вдруг его кто-то окликнул. Из учительской выбежала Сизи в теплом сером платье и черных ботинках. Губы плотно сжаты.

– Нас вызывают к директору, – сказала она. – Папа сейчас прилетит, а мы пока подождем его в кабинете.

– Что… – залепетал Акос.

Сестра, похоже, его не услышала.

– Давай пошевеливайся, – и Сизи захлопнула дверь учительской.

В голове у Акоса воцарился хаос. Ори оказалась судьбоносной, свет потух, отец летит в школу. Ори – в опасности, как и он сам.

Сизи тащила его по сумрачному коридору. Наконец впереди показался дверной проем. В помещении горела лампа. Кто-то, уже находившийся в кабинете, обернулся на их шаги… неужели Айджа?

Напротив брата сидел директор. Акос не знал его имени, ученики и преподаватели просто называли его «директор».

Акос лишь изредка видел руководителя школы: только когда тот делал объявления или шел мимо класса Акоса. Поэтому сейчас Акос не обратил на него особого внимания.

– Что случилось? – спросил Акос у Айджи.

– Никто ничего не говорит, – брат покосился на директора.

– Школьная администрация полагает, что разрешение подобных ситуаций следует оставить на усмотрение родителей, – уклончиво ответил тот.

Среди школьников ходили упорные слухи, будто директор – вообще не человек, а машина, и если разрезать ему живот, то вместо внутренностей обнаружишь моток проводов. Насчет внутренностей Акос уверен не был, зато голос у директора звучал механически.

– И вы не можете объяснить, что стряслось-то? – осведомился Айджа.

Он мастерски скопировал материнские интонации.

А кстати, где мама? Акос встрепенулся. Папа, наверное, прилетит с минуты на минуту, но о маме речь не шла.

– Айджа, – прошептала Сизи.

Акос внезапно успокоился. Ее еле слышный голос вторил гудению тока внутри него, усмиряя тревогу. Волшебство не закончилось. Директор, Айджа, Сизи и Акос замолчали.

– Становится холодновато, – наконец произнес Айджа.

Акос заметил, что от двери по ногам ползет ледяная струйка.

– Да, – кивнул директор. – Я выключил энергоснабжение. Включу, когда вы покинете школу.

– Вы из-за нас обесточили здание? Но зачем? – мягко поинтересовалась Сизи.

Таким же вкрадчивым тоном она говорила, когда не хотела отправляться спать или желала получить конфету. С родителями ее уловка не срабатывала, зато директор мигом растаял как свеча. Акосу в голову пришла глупая мысль, что директор вот-вот расплавится, точно свечной воск.

– Это единственный способ одновременно отключить все экраны после тревоги, объявленной Ассамблеей, – охотно объяснил директор.

– Значит, была объявлена тревога, – сладким голоском продолжила Сизи.

– Да. Самим руководителем Ассамблеи.

Айджа с Акосом переглянулись. Сизи сидела, скромно сложив руки на коленях, и улыбалась. Кудрявые волосы картинно обрамляли ее личико. В тусклом свете лампы она выглядела истинной дочерью Оусы. Отец тоже умел добиваться своего, улыбкой завоевывая сердца людей, а смехом – улаживая любую проблему.

От риска растаять директора спас настойчивый стук в дверь. С последним ударом круглая ручка вывалилась, а металлическая пластина, к которой она крепилась, треснула пополам. Акос понял, что отец на взводе. Оуса плохо умел контролировать свой нрав, а его токодар часто усугублял ситуацию. Отец прекрасно чинил всякие вещи, правда, половину из них он сам же предварительно и ломал.

– Извините, – пробормотал Оуса, врываясь в кабинет.

Поднял отвалившуюся ручку, провел пальцем по трещине. Пластина срослась немного неровно, но в целом выглядела как новенькая. Сифа утверждала, что отец не всегда исправляет поломанное идеально, а в доказательство предъявляла кривоватые тарелки и чашки с неровностями на ободках.

– Мистер Керезет! – воскликнул директор.

– Спасибо за то, что отреагировали так быстро, – поблагодарил отец.

На его губах не было ни тени улыбки, серьезность отцовского лица испугала Акоса больше, чем темные коридоры, суровость Бадхи или сжатые губы Сизи.

Отец улыбался всегда, в том числе когда это было совершенно неуместно. Мама называла его улыбку лучшей защитой.

– Идите за мной, старшее дитя, среднее дитя и младшее дитя, – безрадостно сказал Оуса. – Мы отправляемся домой.

И тогда они разом поднялись и послушно потопали в школьную раздевалку. Отыскали среди одинаковых серых кухлянок свои, на воротниках которых красовалась вышитая нитками фамилия «Керезет».

Сизи с Акосом умудрились их впопыхах перепутать, и им пришлось обменяться: кухлянка Акоса жала Сизи в плечах, а ее собственная верхняя одежда оказалась слишком длинной для Акоса.

Поплавок с приоткрытой дверью ждал их снаружи. Он был чуть больше обычного, хотя тоже круглым и приплюснутым. Блестящие металлические бока запачкала грязь.

Они забрались в кабину. Настенный экран, настроенный на новостной канал, был выключен. Так же, как и навигационный экран. Оуса, управляя поплавком, орудовал рычагами и кнопками без голосовых подсказок навигатора. Ремни безопасности пристегивать не стали, Акос чувствовал, что это будет пустой тратой времени.

– Пап! – окликнул отца Айджа.

– Сегодня утром Ассамблея сочла себя обязанной сообщить о жребиях одаренных родов, – проворчал отец. – Оракулы приватно, в качестве жеста доброй воли, поделились данной информацией с Ассамблеей пару лет назад. Судьбы-то держат в секрете до тех пор, пока человек не умрет. О них знают только семьи и носители, но теперь… – отец по очереди посмотрел детям в глаза. – Теперь все узнали о ваших судьбах.

– А в чем они заключаются? – испугался Акос.

– А почему это опасно? – перебила его Сизи.

Отец, разумеется, ответил на вопрос дочери:

– Нельзя сказать, что разглашение опасно для каждого из судьбоносных… лишь для некоторых.

Акос припомнил, как тетка за локоть тащила Ори к лестнице: «Ты находишься под ударом. Тебе надо бежать». Выходит, и Ори – носительница судьбы. Однако Акос не помнил фамилии Реднэлис в списке судьбоносных родов. Значит, Реднэлис – не настоящая фамилия Ори.

– Так в чем заключаются наши судьбы? – переспросил Айджа, и Акос в который раз позавидовал его звонкому голосу.

Иногда, когда не хотелось спать, и они с братом начинали болтать, на «шепот» Айджи тотчас прибегали родители. Акос был совсем не таким. И секреты он умел хранить как никто другой. Вот и сейчас молчал о том, что узнал об Ори.

Поплавок летел над полями ледотравья. Они тянулись на мили и мили, разделенные невысокими сетчатыми заборами: желтые «цветы ревности», белые чистоцветы, зеленые лозы гарвы, бурая листва сендеса и, наконец, алые тихоцветы в проволочных клетках, по которым пропущен ток. Раньше – еще до клеток – люди частенько кидались в заросли и погибали среди красных лепестков: достаточно было глубоко вдохнуть их ароматный яд, и человек засыпал навеки. Акосу всегда представлялось, что это не слишком плохой конец: умереть в окружении багряных цветов, растущих под белесым небом Туве.

– Когда будем в безопасности, я вам расскажу, – произнес отец нарочито бодрым тоном.

– А мама где? – не удержался Акос.

– Ваша мать… – Оуса сжал зубы, и вдруг возле его кресла в полу образовалась дыра, словно треснула корка на подрумянившемся каравае в печи.

Отец выругался и протянул руку, чтобы залатать прореху. Акосу стало очень страшно. Что могло настолько сильно рассердить отца?