Олег Фомин - Руины Арха Страница 4

Подкрадываюсь…

Ловлю за хвост. Жутко собой горд. Добыча! Мышь дергается, из нее рвется писк… и восторг сменился стыдом. Под ногами плавает жучок, которого мышь выронила. Быть может, не ела три дня, а это первая пища…

– Это смышь, – сказал Борис совсем рядом, я вздрогнул.

– Мышь?

– Смышь.

– Почему смышь?

Зверек вспыхнул как фотоаппарат, я на миг ослеп, потом снова увидел два сомкнутых пальца. Мышиного хвоста в них нет.

Вновь белая фотовспышка, на выступе противоположной стены. Там из ниоткуда возникла мышь. Почему-то не сомневаюсь: та самая. Мышь ловко запрыгала с выступа на выступ, волнообразная траектория уперлась в поперечную стену, еще вспышка – и грызуна нет.

– Потому что смываются, – ответил Борис.

– Телепортация! – изумился я.

– Вот бы нам так, да? Попал корижору в брюхо, хлоп! – и исчез. Появился в соседнем туннеле. Но приходится юзать телепорт устаревшей модели.

Борис похлопал себя по бедру.

– Айда. Телепортируемся в место посуше.

Пока идем, мысленно прошу у смыши прощения, желаю ей найти поскорее еще какую-нибудь муху.

Гад!

Я же сам только что рвал когти, лишь бы выжить, а стало более-менее сносно, повел себя с безобидной смышью, как монстры ведут себя с нами…

Глава 3

– А что из себя… представляют… Руины? – пыхчу на ходу.

– Бесконечный лабиринт.

Борис шагает широко, едва поспеваю, а он ухитряется дыхание не сбивать, голос ровный.

– Бесконечный во все стороны света, – уточняет Борис. – Вернее, стороны тьмы. Над нами и под – бесконечное число этажей.

– Да ну. Если так, нас бы расплющило. Стены хрупкие как кости старика, не выдержали бы такой массы.

– Скажи Арху. Срал он на физику.

– Божество суровое.

– Наверное, терпеть не мог физику в школе.

Я усмехнулся.

– Богохульство, однако! Не боишься прогневать?

– Считай, что атеист.

– Серьезно?

– Ну, агностик. Но если этот Арх все же есть, с удовольствием нагажу на его алтарь за то, что кинул сюда.

Наткнулись на человека. Сидит спиной к нам у костра. Вокруг него мрачные круглые стены, на них висят ржавые держатели для факелов, пустые. Неизвестный в потрепанном плаще цвета руин, на голове капюшон. Человек качается вперед-назад, плечи трясутся, ладони перед огнем. В костре вместо дров пылают углечерви. Пышущие пламенем панцири сияют сочными оранжевыми бликами, как сталь в кузнечном горне.

Мы замерли, рука Бориса преграждает мне путь. Мгновения ползут в напряге… Стараюсь дышать тихо, виски щекочет пот, гляжу из-за плеча Борис то на него, то на типа у костра.

Борис заводит руку за спину, под плащ. А кулак, что преграждает мне дорогу, костяшками бьет по каменному косяку прохода.

Человек вскочил в развороте на сто восемьдесят, плащ очертил широкую дугу, языки костра пригнулись, незнакомец вскинул в нашу сторону небольшой арбалет.

Но ладони Бориса уже стискивают дробовик, дуло глядит в неизвестного.

– Спокойно, братец по несчастью, – почти ласково протянул Борис. – Пусть твоя стрела и моя дробь окажутся в мясе какой-нибудь твари, а не в нас.

– М-мы с миром, – сказал я.

Как только не грохнулся в обморок…

Впрочем, наш встречный тоже близок к потере сознания, судя по половине лица, что под капюшоном. В сумраке накидки блестят звезды – капли пота. Но, в отличие от моей рожи, лицо арбалетчика страх не выдает, преображает в злые черные желоба морщин.

Но те начинают сужаться, арбалет, подрагивая, опускается, в полутьме капюшона приподнялся краешек губ.

– Люди, – выдохнул незнакомец тихо. – Наконец-то…

Спустя минут десять сидим вокруг костра, болтовня как у старых приятелей. Нашего нового знакомого, с Борисом примерно одного возраста, звать Курт. Немец. По-русски говорит свободно, с жутким акцентом, почти не расставляет падежи. Мужик на взводе, то и дело оглядывается – хотя я, попав в сию задницу судьбы, на любые капризы нервов кому угодно готов выписать тыщу индульгенций. И все же иногда расслабиться Курту удается, порой даже шутит, предается воспоминаниям.

– Я не видеть люди давно…

Журчащий глоток супа из кружки, взгляд в костер.

– Настоящий счастье.

– Все норм, Курт, – подбодрил Борис, пальцы крутят вертелок с мясом рычуна. – Мы живы и даже пока не калеки.

Курт кивнул.

– Рихтих…

Я подкинул в разговор пару-тройку тупых фразочек в начале, но заткнулся, а сейчас мои зубы обтесывают палочку с шашлыком. Манеры далеко не дворянские. Голодный организм взял свое. И взял бы еще столько же. И еще. Обсасываю третью палочку, язык чуть заноз не насажал, глаза жадно рассматривают четвертую, та томится над раскаленным каркасом углечервя, вокруг кусочков мяса танцуют оранжевые искры, с золотистой корочки капает жирок.

– Значит, направляться в Колыбель? – спрашивает Курт.

– Угу.

Борис жует, объеденная палочка тычет в меня.

– Доведу это чудо природы до безопасного места. И пополню запасы.

Борис стягивает с вертела последний ломтик, чавканье, сглатывает, палочка ложится в шеренгу использованных.

– А ты, Курт, куда держишь путь?

Курт молчит, пламя в зрачках колышется выпукло, похож на демона с огненными котлами в глазницах. Лишь сейчас я заметил, что Курт свою долю мяса съел, хотя только что была цела. Когда успел? Наверное, голодал похлеще моего. А я был увлечен едой так, что не заметил бы и Бэтмена верхом на страусе.

Курт уставился на мои кисти. Те блестят жирком рычуна вперемешку с моими слюнями.

– Что? – спросил я.

Курт встрепенулся, словно приходя в себя, взор поднимается, улыбка смущенная.

– О, найн… Ничего. Извинять…

Вытираю лапы о мох на плите, Курт переводит взгляд на Бориса.

– Кальтелихт.

– Чего? – не понял Борис.

Обглоданной палочкой Курт начертил в серых зернах камня на полу знак из параллельных линий внутри круга.

– А, Хладосвет, – дошло до Бориса, покивал. – Местечко ничего. Бывал пару раз. Правда найти его – головная боль. А почему туда?

– У меня там…

Курт упирает палочку в край начерченного символа, вертелок хрустнул, Курт вздрогнул и закончил:

– …друзья. Простить, я…

– Успокойся, приятель, – сказал Борис.

– У меня кончаться припасы, я быть вынужден прервать путь, охотиться, но мне не везти, попадаться только сильный монстры, едва успевать убежать…

– Ничего, фортуна ко всем то и дело поворачивает зад. Однажды повернется сиськами.

Мы рассмеялись.

– Хотя, если не робеть, можно и задницу, – вставил я. – Задрал юбку и…

Я сделал лихой жест.

Спутники рассмеялись громче.

– А парень-то не промах, когда сытый и в тепле, – сказал Борис Курту, тыкнув в мою сторону макушкой.

Курт достал из кармана черной кожаной жилетки фляжку из стали.

– Друзья, у меня остаться немного выпивка.

– О-хо-хо! – всплеснул руками Борис, те хлопнули по коленям. – Неужто шнапс?

– Виски.

Немец с улыбкой пожал плечами, мол, что есть то есть. Борис фляжку принял, глухой чпок крышки, горлышко коснулось губ, голова запрокинулась – и тут же обратно, но губы намокли, а щеки вздулись. Борис сглотнул, рукав губы вытер, довольный стон.

– Виски отличный! Курт, за мной должок.

Возвращает сосуд Курту.

– А мальчик? – удивился тот.

– Мальчику нельзя, железный трезвенник, – рассмеялся Борис, лицо повернулось ко мне, незаметно для Курта Борис подмигнул. – Верно, Владик?

Я растерялся, но все же кивнул с дурацкой улыбкой.

Курт смотрит на меня с тревогой, кадык подпрыгнул, глаза вновь забегали, как в начале, на лбу вспыхнула испарина, перевел взгляд на Бориса.

Тот покачивается, ладонь придерживает голову, глаза плавают.

– Что-то захмелел жестко. Видать, хороший шнапс… То есть, виски.

Борис икнул.

Завалился набок, локоть успел упереться, но…

– Вздремну… минут десять… А то что-то мне…

Борис упал. Сопение, а вскоре – похрапывание. Борис во сне промямлил, на щеке блестит потекшая слюна.

Курт тряхнул Бориса за плечо осторожно. Затем грубо. Реакции ноль.

Меня так озадачило, что застыл как ледяная статуя. Сидя на подстилке, с пустым вертелком в пальцах, будто с миниатюрной шпагой, хлопаю глазами, как если бы мне поставили задачу отбиваться ею от носорога.

Между мной и Куртом танцуют языки пламени. Курт смотрит мне в глаза, взгляд недобрый. Край капюшона опять закрыл часть лица, другая половина во мгле. Половинка губ искривилась. Глаз взбух, в нем вспыхнуло безумие.

Курт встал, арбалет нацелился мне в грудь.

– Спать, мальчик.

Нога Бориса лягнула Курта в лодыжку, свист, я вздрогнул, болт пролетел в мизинце от виска. Курт едва обрел равновесие, в свободную ладонь выпрыгнул из рукава кривой, как месяц, кинжал с зазубринами, Курт падает на Бориса, перехватив стального убийцу клювом вниз, но Борис уже на спине, Курта встречает под дых подошва сапога, нога Бориса перекидывает Курта к стене, арбалет отлетает в тень. Борис поднимается, рывком на Курта, тот успел вскочить, ножи встретились, сноп искр.