Дарий Дюже - Драконьеры Страница 4

На мысу, выдающимся в Бездну, собралась толпа поселян, судя по всему, там была вся деревня, включая малышей. С этого места мне было плохо видно, что там происходит, и, видимо, Трофей разделял мою точку зрения: мягким стелющимся шагом он двинулся к мысу, следя за тем, чтобы между нами и поселянами было достаточное количество кустов и деревьев. Остановился он только на пригорке, напротив мыса, где между старыми крепкими деревьями густо зеленел высокий подлесок, откуда нам всё было видно, но долетали лишь отдельные, неразборчивые звуки.

Полукругом стояли поселяне – молча, их лиц было не видно, но мне показалось, что даже спины людей выражают испуг. Внутренний полукруг, отделённый от деревенских жителей небольшим расстоянием, составляли десятка два фигур, укутанных в длинные тёмные плащи с капюшонами – драконьеры. А впереди, опасно близко к краю обрыва…

Трофей оттащил меня назад и повалил на землю, когда я рванулся вниз – к Стихве, гордо выпрямившейся во весь свой небольшой рост и спокойно скрестившей руки на груди.

Это походило на странное судилище – и преступника уже приговорили к смерти. Или на попытку захватить важного пленника. Вот только дичь сумела обхитрить ловчих…

Беда и смерть всегда приходят неожиданно – ещё час назад был обычный, будничный день, жизнь неторопливо текла своим чередом, но Стихва шагнула за край, и стало невозможным что-либо изменить. Я видел, как хрупкая пожилая женщина раскинула руки – словно собираясь взмыть в тусклое небо, насмехаясь над обидчиками, и скрылась за обрывом. Один из драконьеров подбежал к самому краю и, опустившись на колени, заглянул в бездну, после чего медленно покачал головой. Стихва выбрала смерть – мучительную, но быструю. Мысль «почему?» возникла в сознании нескоро: поселяне и драконьеры уже успели уйти с мыса, и те и другие, казалось, были ошеломлены поступком ведуньи, кто-то в большей, а кто-то в меньшей степени.

Через некоторое время за спиной хрустнуло, потом ещё раз, но Трофей не реагировал, значит, шёл кто-то свой. А своим мог быть только Кемаль.

– Всё видел? – в его голосе не было ни злости, ни ненависти. Ничего, кроме горечи.

Я не ответил. Не знал, как смотреть ему в глаза, как теперь с ним говорить. Только что, из-за моей дурости, из-за пустого любопытства, погибла моя названная… моя мама. И некого было больше винить в её гибели, кроме самого себя. Наверно, Кемаль понял меня, присел рядом:

– Не казни себя, этого никто не мог предусмотреть, – он пытался говорить мягко, как когда-то, утешая ревущего от обиды пацана. И был неправ. Я обязан был это предусмотреть, ещё тогда, когда рука впервые коснулась тёплого борта драгала. За все надо платить: где деньгами, где собственной кровью и слезами, а где и дорогими людьми… Я заплатил наивысшую цену.

Неожиданная мысль заставила меня отвлечься от самоуничижительных размышлений:

– Кемаль, кто указал на Стихву? Как драконьеры узнали, что она моя мать?

– Не знаю. Вероятнее всего, кто-то местный сболтнул, как иначе? – казалось, охотник ничуть не удивился вопросу.

– Но тогда… твоя семья в опасности, и ты тоже…

– Успокойся. Мы предполагали такое развитие событий, не знали только, что все так быстро начнётся. Мои девочки ещё вчера вечером тихо ушли из деревни, теперь они, наверно, на полпути к лесному домику.

– Это же опасно. Почему ты не пошёл с ними?

– Покажи ту тварь, с которой не справиться моя Тея. И, к тому же я должен был… неважно. У меня оставались ещё в деревне дела. А что намерен теперь делать ты?

– Не знаю. Ещё не думал. Мне надо вернуться домой: забрать кулоны – я не останусь здесь.

Наверно, так должно было случиться, не знаю. В тот миг я ничего не понимал – в кожу впились мириады тонких раскалённых игл, было невозможно вдохнуть – в лицо бил горячий воздух, и пришло ощущение не то падения, не то полёта. В Бездну.

– Мысль верная, но не до конца. Дома уже поджидают драконьеры с распростёртыми объятиями. Очень обрадуются, если за добычей не придётся гоняться. То, что ты тут оказался, иначе как сказочным везением и не назовёшь. Трофей привёл? Умная псина. Кемаль протянул руку, чтобы потрепать порождение Бездны по холке, и тут же отдёрнул: Трофей глухо, предупреждающе зарычал.

– Ладно, вставай, Лунь, надо уходить: рано или поздно драконьерам надоест ждать, они примутся за поиски. Не стоит обесценивать жертву твоей матери, попадая им в руки.

Охотник упруго вскочил, покосился на меня, но я и не думал вставать.

Немного помолчав, глядя на поднимающиеся из бездны тепловые потоки, Кемаль негромко проговорил:

– Мы не положим цветов на твою могилу, Стихва, но каждый раз, сорвав цветок, я буду вспоминать тебя… Пусть Бездна дарует тебе покой… – он кивнул, словно получив ответ, развернулся, и начал подниматься по склону.

Трофей, проводив охотника взглядом, положил мне голову на колени и негромко поскулил. Мне тоже хотелось лечь и скулить. Как брошенному щенку. Но позволить себе сдаться – значит предать Стихву. Не могу предать её во второй раз…

– Прощай, мама… – я должен был что-то сказать. Хоть как-то дать выход своему горю. Если не истерикой и слезами, то хотя бы этими глупыми, никому не нужными и не меняющими ничего словами. – Мне будет плохо без тебя. Пусть Бездна дарует тебе покой…

Ритуальная фраза получилась сухой и чёрствой: я не хотел ей покоя. Я хотел, чтобы мама была жива, чтобы была со мной…

Здесь нельзя было дальше оставаться, и я не мог заставлять ждать Кемаля. Но всё-таки задержался: в оранжево-красно-коричневых искристых потоках излучения наметилось какое-то движение, что-то приближалось. Я стоял и ждал, и даже мысль не мелькнула, что это может быть какая-то новая опасность, угроза. Я ждал. Сначала было какое-то завихрение, нарушение плавности потоков, потом – силуэт. Но поверить своим глазам я рискнул только тогда, когда лунь вырвался из огненного морока и сделал круг над мысом. Один торжественный круг, один печальный крик – он даже не стал отдыхать, вновь исчезнув в мареве бездны. Словно отдав последнюю дань уважения…

Кемаля я нагнал исключительно благодаря чутью Трофея – охотник не оставлял следов, да и запаха не должен был оставлять – он натирался отваром из тщательно подобранных трав, который «гасил» запах человека. Или отвар перестал действовать, или охотник давно не купался, а, может, у Трофея нюх гораздо лучше, чем у тварей-из-бездны, раз Кемаля до сих пор не сожрали.

Осколок успел вскарабкаться на самую высокую точку своего ежедневного пути, и скатиться к самому краю огненного моря: мы продолжали идти, удаляясь от деревни. Наверно, мои опекуны действительно предусмотрели такое развитие событий, допустив ошибку только в количестве оставшегося в запасе времени. Кемаль нёс большой заплечный мешок, довольно туго набитый. От помощи он отказался, не знаю уж почему. Трофей убежал вперёд, охотник неторопливо шагал по опавшей листве, я же замыкал шествие, стараясь не очень отставать. Сил не было никаких: ни идти, ни думать – смерть Стихвы потрясла, я не мог примириться с мыслью, что её нет больше среди живых.

Осколок исчез за горизонтом, когда Кемаль, наконец-то, скомандовал привал. Мрачных отсветов бездны вполне хватало, чтобы наломать сушняка и развести костёр. Ночь миновала спокойно, и охотник не стал меня будить, разделив ночное бдение с Трофеем. Следующий день прошёл в молчании, под шёпот ветра и пересвист птиц, мы устроили привал, как и вчера уже после захода светила, я вызвался дежурить первым.

– Нет, – просто ответил охотник, – ложись спать.

– Но…

– Лунь, ты, кажется, немного неправильно оцениваешь ситуацию. Завтра ты пойдёшь один. К сожалению, я не могу быть твоим спутником – о моей семье некому заботиться… понимаешь?

Я кивнул. Это было и так понятно, и всё-таки я надеялся, что Кемаль дойдёт со мной хотя бы до Янавра… Я не мог его просить. Не потому, что гордость не позволяла. Это было бы просто нечестно, заставлять разрываться его между давней дружбой и тревогой за семью.

Спустя какое-то время мы сидели, глядя в огонь и допивая пахучий чай. Всё было сказано, всё было приготовлено. Большой мешок был разложен по двум заплечным мешкам: мой – побольше, Кемаля – поменьше. Весь следующий путь был оговорён и заочно мне известен, и говорить больше было не о чём. В душе было пусто и тревожно – все эти события обрушились на нас слишком быстро, и именно поэтому – пугающе.

– Ладно, давай, ложись спать, Лунь. Тебе надо отдохнуть. Вполне возможно, что такая спокойная ночёвка выпадет теперь нескоро.

Он, было, поднялся, собираясь подкинуть дров в костёр, и уселся обратно:

– Да… едва не забыл, – откуда-то из-за пазухи потянул цепочки. – Стихва успела передать их мне…