Игорь Негатин - Рысь Господня Страница 5

– Жак, вы слишком требовательны! – сказал шевалье. – Поверьте, ваш наставник отлично потрудился. Разбойнику, которого убили на дороге, вы нанесли отменный удар. Это говорит о хорошей, достойной дворянина школе.

– Мастер Уэшем был строг и относился к обучению со всем усердием.

– Он поступал правильно, – кивнул де Брег. – Оружие, мой друг, не приемлет задора и небрежности, распространенных среди молодых повес, получивших слабое представление о фехтовальном искусстве.

– Все равно я стану монахом, а не воином. Меня… Меня привлекает иная стезя.

– Служение Богу, мой друг, – это тяжелый труд, и ваши таланты пригодятся.

Я замолчал, и перед моими глазами, как наяву, возникла центральная зала старого замка. Обрывки соломы на каменном полу, тихий шепот, возня охотничьих собак, дравшихся над брошенной костью. Снаружи доносился голос ветра, завывающего от бессильной злобы. Север… Милый сердцу север. С трудом стряхнул это невольное наваждение и продолжил:

– Однажды я услышал беседу отца с Бартом Уэшемом. Они сидели у огня и вспоминали военные походы и приключения. Иногда, углубившись в дела минувших дней, рассказывали удивительные, а подчас и невероятные истории о событиях, которые происходили в дальних странах.

– Жак! – неожиданно и довольно резко перебил меня де Брег.

– Да, сударь.

– Вы позволите дать вам дружеский совет?

– Конечно!

– Рад, что вы открыты и честны, но… – Он поморщился и провел рукой по лицу, словно хотел скрыть нахлынувшие чувства. – Будьте осторожнее в своих беседах. Я имел честь быть знакомым с вашим батюшкой и знаю его как достойного и храброго мужа, но мир не всегда добр к таким людям. Вы ведь не хотите познакомиться с братьями из Святого Трибунала?

– Разве…

– Не все так просто! Будьте осторожны в откровениях. Особенно это касается рассказов о военных походах, в которых участвовали Гийом де Тресс и мастер Уэшем.

Он замолчал и подлил нам вина. Признаться, я был сбит с толку этими словами, но счел за благо запомнить его совет. Орландо отхлебнул вина, довольно кивнул и вернулся к нашей беседе:

– Итак, эти старые воины пробудили вашу страсть к знаниям?

– Да, вы правы, но слушать эти беседы мне дозволялось лишь в том случае, если я был прилежен в штудиях. Моих братьев эти рассказы не привлекали, и они предавались иным делам и забавам. Со временем у меня появились вопросы, на которые я не сумел найти ответов, но в замке было несколько книг, которые… Которые мой отец привез из последнего военного похода.

– Как это знакомо, – усмехнулся де Брег.

– Знакомо?

– Не обращайте внимания, Жак. Вы, как я понимаю, были очарованы этими рассказами?

– Да. Все эти истории о дальних странах…

– Мечтаете о путешествиях?

– Не думаю, что моим мечтам суждено сбыться, но в монастыре большая библиотека, в которой собраны труды известнейших ученых мужей.

– Жак, вы меня удивляете! Вы слишком умны для своего возраста. Сколько вам лет?

– Пятнадцать.

– Вы удивительный юноша, Жак де Тресс!

– Сударь, вы слишком добры. Мне даже страшно подумать о степени моего невежества!

– Скажите, что вы находите привлекательным в жизни? – спросил де Брег. – Кроме книг.

– Есть одна сторона жизни, которая привлекает сильнее прочих.

– Женщины? – улыбнулся шевалье, но тут же поднял руку, извиняясь за поспешность суждений. – Простите, не хотел вас смутить или обидеть. Тем более в преддверии столь важного шага, как посвящение себя Святой церкви.

– Священник, который обучал нас грамоте, назвал мой интерес греховным, но…

– …Вы с ним не согласны.

– Это прозвучит кощунственно, но не согласен. Разум дарован Богом, и было бы грешно не использовать эту силу для познания мира, дабы оценить всю щедрость Создателя.

– Поэтому вы так рады судьбе, которая привела вас в монастырь?

– Рад… Возможно.

– Эх, Жак… Ваша душа мятежна, и стены монастыря этого не скроют.

– Это не страшно, если смогу трудиться в библиотеке, – твердо сказал я.

– Пожалуй, вы правы. Это бесценное собрание, но… – Он покачал головой. – Не все так просто, как вам того бы хотелось. Есть множество вещей, которым нет объяснения. Вы уж поверьте мне на слово. Я прочел множество книг и знаю, о чем говорю.

– Мне кажется, что объяснение можно найти всему, если обращать должное внимание на мельчайшие подробности и любопытные совпадения!

– Вы хотите сказать, что они выстроятся в изящное переплетение мыслей и подтолкнут вас к решению заданной интенции? Определенно, ваш ум слишком хорош для монастыря!

– У меня нет иного выхода.

– Выход есть всегда. Просто вы его не увидели. Поймите, что до нас жили и другие люди. Прислушайтесь, и услышите их напутственный шепот. Если Создатель явит свою милость, то вы обрящете свой Путь.

– Шевалье…

– Не принуждаю и не приказываю. Подумайте, Жак. Подумайте и сделайте свой выбор.

– Это…

– Довольно бесед, мой друг! – Он отставил свою кружку и поднялся. – Пойдемте, покажу вам Баксвэр!

– Сударь, я до сих пор не могу оправиться от казни, а вы предлагаете мне прогулку?

– Предпочитаете сидеть и разглядывать паутину на потолочных балках?

– Нет, но…

– Вот и славно. – Он бросил на стол несколько серебряных монет и пошел к выходу.

Мы вышли из таверны и повернули в сторону пристани. Разбитая мостовая была покрыта слоем грязи и лужами, в которых отражалась хмарь осеннего неба. Рядом с соседним домом на пустых бочках сидело несколько бездомных оборванцев, в серых […][4]

…[бу]дет правильным начать описание с монастыря Святой Женевьевы. Это позволит вам не только следовать по нашим стопам, но и почувствовать незримую силу этих земель. Силу, которая была тем краеугольным камнем, рядом с которым возлегли другие, послужившие фундаментом для возникновения Баксвэра. История монастыря насчитывает больше четырех веков, а его неприступные стены помнят многих поборников святой веры, чья мудрость, подобная лучам солнца, пронзала тяжелые облака смуты и безверия.

Как я уже говорил, святая обитель находилась в западной части Баксвэра на небольшом холме, который возвышался над городом как некий сакральный символ. В далекие времена, когда королевские земли подвергались набегам южных соседей, эти монастырские стены становились надежной защитой, принимая под свою сень жителей города […]

…[широ]кая дорога, начинавшаяся у ворот, вела к центральной площади Баксвэра и уже отсюда разбегалась узкими улочками, застроенными каменными домами, в которых жили богатые горожане. Ближе к окраине, будто стыдясь своих обитателей, дома прижимались к земле, и двухэтажные постройки сменялись убогими и ветхими лачугами, где царили вечная нужда и голод. Нищета была мне знакома. Многие из крестьян, живущих на землях моего отца, с трудом доживали до весны, но здесь было нечто иное – непонятное и совершенно чуждое моему разуму.

Глава 5

С того памятного дня прошло почти два месяца, и в город пришла зима. Пусть и не такая снежная, какой она была на моей родине в Ровальи, но достаточно холодная, чтобы украсить лица девушек нежным румянцем. Признаю, умерщвлять плоть было крайне трудно, и я, сам того не замечая, частенько заглядывался на горожанок, когда оказывался на улицах Баксвэра или в соборе, где они заполняли храм Божий. Даже молитвы, должные помогать новицианту[5], не оказывали влияния на мои буйные чресла.

Не буду verbatim[6] описывать мои первые шаги в святой обители, тем более что они не были означены чем-то примечательным. После возвращения настоятеля я отдал бумаги, переданные ему отцом. Среди них были письмо и документы, свидетельствующие о том, что барон Гийом де Тресс приносил в дар монастырю Святой Женевьевы небольшую деревушку, находившуюся на юге его владений. Это была плата за мое будущее…

Мне назначили наставника, который должен был подготовить Жака де Тресса к новой жизни. Жизни, в которой появится брат Жак. Наставник… Как сейчас вижу морщинистое лицо, покрытое старческими пятнами. Если память не подводит, его звали Агниус. Он был стар и уже встретил не меньше пятидесяти весен. Несмотря на возраст, брат Агниус был довольно крепок и не давал мне послаблений, требуя должного прилежания в изучении монастырских правил. Я был поселен в его келье и находился под неусыпным вниманием, сопровождаемым вечно недовольным ворчанием.

После того как стал послушником и снял мирские одежды, помощник эконома выдал мне новые. Каждому послушнику полагалось две нижние рубашки из белой ткани и туника из грубой коричневой шерсти, поверх которой надевался капюшон с пелериной. Зимой наряд дополнялся теплым плащом и деревянными башмаками, подбитыми шкурой.