Денис Новожилов - Тридевятое царство. Война за трон Страница 8

– Да… дела… – протянул наконец Афанасий, недоуменно почесывая затылок.

Глава 5

Василиса Прекрасная и ее богатыри

«Подумать только, ну что могут понимать мужчины в государственных делах?» – уже не в первый раз спрашивала себя Василиса Прекрасная. Казалось бы, простой вопрос: на что потратить деньги – войско вооружить получше да воинов набрать побольше или терема новые построить да украсить? Василиса протянула руки в стороны ладонями вверх и представила на правой терема, а на левой – целую кучу вонючих, потных мужиков, одетых в железо. Василиса поежилась. В конце концов, для того чтобы державу беречь, богатыри и существуют. Она, Василиса, – чтобы править мудро, а они, богатыри, – чтобы ее беречь; у каждого свое назначение.

Кто ее убеждал, что Микула Селянинович – один из самых могучих богатырей, которых знавала земля русская? Все убеждали. Даже ей в детстве рассказывали, как Микула силой с самим Святогором мерился, говаривают даже, что победил; правда, смутно помнилось Василисе, что схитрил он. Ну да не ее дело – княжеское старые сказки помнить, ее дело – о благе державы думать. Разве она не думает? Думает. Только что отдала приказ Микуле побить всех врагов, а он что в ответ? Не можно, говорит; вторжение это остановить надо, говорит; подмогу звать. Отрубить бы ему голову за этакую дерзость, да как без него? Придется быть ласковой, такая уж тяжкая доля у княгинь. Очаровать бы его, как многих других, да у Микулы дочери давно уже внуков нянчат. Нет, не поможет красота ее женская против Микулы, придется другие подходы искать.

– Ой, Микула, ну не проси! – Василиса, заломив руки, подошла к окну.

– Надобно звать Владимира, – снова молвил слово Микула. Крепкий и плечистый, в простой льняной рубахе, он больше походил на крестьянина, чем на богатыря. Впрочем, крестьянином он и был: до сих пор сам пахал свою землю, сам урожай собирал.

– Микулушка, милый… – снова заныла Василиса.

– Ты смотри, Василиса, я тебе всю картину просто обрисую, – мягко, но настойчиво перебил ее Микула. – Войско Кощеево, оно из нечисти всякой состоит: варколаки, болотники, упыри всякие, и ведет их Лихо Одноглазое, тоже богатырь не из последних, хоть и кличут их черными. Не их я опасаюсь: силушки у них много, да только на земле родимой одолею я их, если уж придется. И не Лиха я опасаюсь, побью и его. Но в этот раз с Кощеем степняки идут. Не все войско степи широкой, но отряд серьезный, и ведет его младший сын великого хана Картауса хан Бердибек. Каждый его степняк силы, может, и невеликой, а обучен хорошо и быстр. Степняк на коне в степи родится, с конем растет. Я покуда приду, они уж в другое место ускачут грабить. Сколько пожгут деревень да городов, пока загоним? – Микула посмотрел на Василису.

– Ты же сам говоришь – не такой большой отряд. – Василиса нахмурила бровь.

– По сравнению с той тьмой-тьмущей, ордой, что хан Тугарин водил, отряд и правда невелик, но полка четыре на наш пересчет наберется, тьма целая, а может, и поболе будет, степняков точно пересчитать трудно. Как ловить степняков, коль Кощей их спустит с цепи на села да деревни?

– Войско должно поймать, – Василиса еще больше нахмурилась, – на что оно тогда нужно?

– Войско наше ты сама лучше меня знаешь, Василисушка, – опять одернул ее Микула. – Ставр не раз тебе говорил – выделяй на войско больше золота да серебра, да ты разве слушала его? Два полка у нас всего и есть, и все в них пешие. Даже Кощея сдержать тяжко, а за степняками гоняться и вовсе невозможно. Как их, конных, догонишь?

– Аника-воин мне сам говорил, что полки в порядке, – попыталась урезонить его Василиса, упомянув имя четвертого богатыря. Этот крестьянин Микула уже не первый раз сегодня позволяет себе ее перебивать и указывает ей, что делать. Василисе снова захотелось отдать приказ отрубить Микуле голову, однако она опять сдержала себя, потому как вопрос, кто сильнее окажется – Микула или все остальные, вместе взятые, кто есть в ее царстве, был отнюдь не праздным. Ее ли это княжеское дело – думать о защите от ворогов? Ты богатырь, тебе и защищать землю родную, а ей – победителей вниманием одаривать да щедротами княжескими. С дарами в казне, конечно, не очень, но вот зато внимания у нее много, а иным оно более золота любо. Вот Аника-воин все правильно понимает: она ему улыбается благосклонно, а он ей говорит, что с войском все хорошо. И денег не просит так много, как Ставр хочет, обходится малым. Жаль, Аника-воин – не царевич и не королевич, а то, может быть, и пошла бы замуж за него: все же он статен и красив, да и силен, чего уж там – богатырь, хоть и малый.

– Аника тебе, Василисушка, споет все, что захочешь – молод он и красотой твоей пленен. Войско он в порядке старается держать, тут я напраслину на него возводить не буду, и малым обходится, а даже он тебе не скажет, что мы Кощея со степняками без помощи одолеем.

– Позвать-то Владимира просто, – со своего места наконец поднялся второй богатырь Тривосьмого царства Ставр, который до этого молчал, лишь слушая спор Василисы и Микулы, – а вот обратно его выпроводить как?

Ставр был влиятельным боярином, оказывая немалое влияние на Василису. Силой богатырской он был несравним с Микулой, но считался богатырем не из последних.

– Думаешь, одолеет он Кощея, услышит наше спасибо и домой, весело посвистывая, направится? – начал наседать на Микулу Ставр. – Ты князя Владимира плохо знаешь. Он вначале сюда наместника своего посадит, конечно же для того, чтобы лучше нам свои шаги супротив Кощея обговаривать. Войско, которое сюда придет, снабжать надо? Мы его обеспечивать можем? Нет, мой милый Микула. Я уже не говорю, что в казне у нас вместо золота мышь бегает, но ведь ни овса, к которому княжеская конница привыкла, у нас не растет, ни колец запасных для кольчуг царства Тридевятого у нас нет. Я давно говорил, что кольчугу надо плетением делать, как в Тридевятом царстве принято, а что мне ответили? Что пластины, нашитые на кожу, вчетверо дешевле, а защищают лишь чуть хуже. Нет, тут у нас князь свои лагеря развернет и охрану к ним свою приставит. Станут они гарнизонами по всей стране. И вот когда его войско с богатырями тут окажется, вот тогда он осмотрит нас внимательно и попросит все, что ему захочется – конечно же на борьбу с Кощеем. И попробуй откажи.

– Никак за рудники свои серебряные боишься, боярин. – Внешне Микула был спокоен, но гнев, закипающий в нем, скрывал плохо.

– Да если бы только рудниками отделались, – грустно вздохнул Ставр. – Ты же меня знаешь, я богатырь в первую очередь и лишь затем боярин. Князь, он может разное попросить, такое, что и не отдашь.

– Поясни, – нахмурил лоб Микула.

– Ну вот представь себе, друг мой Микула: княжеские войска отогнали Кощея…

– Так нам того и надобно. – Микула улыбнулся своей простой улыбкой.

– Ты не перебивай меня, а дослушай, – нахмурился Ставр. – Представь себе, друг мой Микула, что княжеские войска отогнали Кощея. Посмотрел князь Владимир на это дело и говорит: видать, Василиса, княгиня ваша, совсем плохо свой народ защищала, раз до такого дела дошло. Отправим мы ее, пожалуй, в дальнее капище, чтобы могла там богам прислуживать, а на ее место своего сыночка посадим – он-то, поди, лучше справится.

– Ну… – вздохнул Микула, – за народ свой и смерть принять не зазорно, не то что богам послужить.

– Мыслишь в верном направлении, смерть тут принять придется многим – не станет князь, конечно, рисковать, оставляя в живых кандидата на княжение. Но и это не самое страшное даже.

– Землю Владимир себе возьмет нашу? – спросил Микула. – По мне, так и пусть себе берет: крестьянину что Владимир, что Василиса – до набега Тугарина одним царством жили. Все мы – русичи, в Руси нам и жить.

– Что-то мне ваши разговоры про смерть да про дальнее капище не нравятся, – встряла обеспокоенная Василиса.

– В Русском царстве и я бы жил да счастлив был, – вернул разговор в прежнее русло Ставр, – вот только не будет Русского царства, будет большое такое царство Тридевятое. И детишки в нем будут расти и слушать былины: что, мол, были в Тридевятом царстве богатыри, а еще был какой-то Микула Селянинович, чистил сапоги настоящим богатырям.

Ставр посмотрел на Микулу, пытаясь понять, произвели ли на того впечатление его речи, но Микула лишь слегка задумался:

– Сапоги я никому не чистил, то все знают.

– Да, будут и те, кто станет так утверждать: мол, не чистил Микула сапоги настоящим богатырям, потому как недостоин был. Кто бы его до такого дела допустил, пахаря сиволапого? Так и будут они спорить, пока само имя твое не забудут.

Однако, к удивлению Ставра, склонить Микулу со своего мнения было не так просто.

– Пусть хоть и вовсе не помнят, я не гордый, – наконец ответил он, – а будет надо – я и сапоги почищу тем братьям-богатырям, что придут мой народ от змеев да нечисти спасать: чай, не иноземные захватчики, не переломлюсь. Пустое это все, Ставр, не о том ты говоришь. Гордость – это князьям пристало, а по мне, так пока земля родит и крестьянин ее пашет – все равно, кто в княжеском тереме сидит и что книжники пишут.