Wheelerson wheelerson - Медин Страница 9

Ныне проем был подъездный, желто-грязный. В нем человек суетился, приглашал врачей проходить быстрее, усердно кланялся, колыхал махровыми полами. Когда последний медик прошел в холл, он ткнул его в спину, ошалело осмотрел собравшихся людей и поспешил внутрь.

– Я заплачу вам за молчание. Никакой прессы, умоляю, – толстяк пытался разглядеть лица медицинской бригады, когда они зашли в лифт и нажали кнопку «девять». Врачи не шевелились. Лишь посмотрели на Васнецова сверху вниз. В полутемной кабине их глаз не было видно.

– Назовите цену… – сглотнул бизнесмен.

– Эм… давайте посмотрим сначала, что произошло, – ответили врачи.

– Только не надо сообщать журналистам. Это совсем не нужно, – не отступал Васнецов.

– Для нас сейчас важно помочь человеку.

– Да, конечно… но, если вас спросят…

– Мы не будем ничего сообщать.

– Я надеюсь.

– Сообщат дежурные.

– Но…

Двери лифта открылись. Махровый вынужден был выйти, чтобы пропустить медиков. Они проследовали напрямую в распахнутую дверь квартиры. Здесь все было так же, как оставил Андрей – бетонные плиты на своих местах, лестничные перила стройными прутиками убегали вверх и вниз, свет ворсился из всех уголков прихожей. Не было, пожалуй, одного – атмосферы сокровенного любовного признания, витавшей здесь менее часа назад. Теперь пребывал разряженный воздух, позолота оттенков облупилась, обнажив бесчувственный гипс.

– Где больной? – спросил вошедший врач.

– Там, – растерянный и розовощекий Кабан указал на комнату Лизы.

Бригада, не останавливаясь, проследовала мимо темного холодного зала, в глубине которого тлел уличным светом праздничный стол. Шторы приведениями хлестали снаружи, затянув безмолвную печальную песнь. Еще более возбужденный Васнецов пробежал мимо, не обращая внимания на зал и пьяного Кабана.

Лиза лежала на своей кровати и была бледнее бледного. Сосредоточенный врач сел рядом у изголовья, его помощники стали готовить оборудование. Длинными пальцами медик зажал лизину кисть и, сверяясь с часами, замерил частоту пульса. Приоткрыл веки, осмотрел глаза, проверил давление и послушал дыхание. Еще раз проверил пульс на шее.

– Вы говорите, в нее попала молния? – с сомнением в голосе спросил он.

– Истинно, так и было, – закивал прилипшими волосами Роман Васнецов. – Хлопнуло ее об стену навзничь. Мы думали, что насмерть.

– Странно, – задумчиво сказал врач и осторожно провел рукой по лизиному телу. – Ожог ведь должен быть… А его нет.

– Но разве это плохо, доктор?

– Это хорошо, но я тогда не понимаю, зачем вы нас вызвали. Да еще и в праздник.

– Как?! Ведь молния…

– Гражданин Васнецов, – врач резко встал, – при всем моем к вам уважении… Имейте совесть! Ребята уезжаем.

– Но как?! – бизнесмен вдруг преобразился, и из халата полез бриони. – Что с дочерью?!

– Она спит.

– Что значит, спит?!

– То и значит: спит.

Врачи начали собирать оборудование.

– Нет, погодите! Такого не может быть…

– Уважаемый, – главный медик остановил рукой нападающего бизнесмена, – если вы все еще не хотите стать новогодним посмешищем в газетах, приведите себя в порядок и тоже ложитесь спать. В противном случае, за ложный вызов можно и ответить.

– В нее, правда, попала молния! – раздалось позади них. Это Илья Кабанов вмешался в разговор. – Мы все видели, спросите у наших гостей… И стекло… Неужели вы думаете, что это мы его разбили?

Поглядев на перекошенное лицо Кабана, врач хмыкнул. Потом снова бросил взгляд на безмятежную Лизу.

– В любом случае, я не вижу, чем мы можем помочь. Разве, что разбудить.

– Разбудить?!! – снова вскинулся лизин отец. – Что с моей дочерью произошло?! Отвечай!!!

– Любезный… уберите руки. С вашей дочерью все в порядке. Не знаю, что там в нее попало, но оно не принесло ей никакого вреда.

– Но как же стекло… Удар был такой мощности, что мы все ослепли, а когда прозрели… Лизонька лежала у стены без сознания.

Васнецовы волосы вдруг совсем поникли, и он зарыдал, сотрясаясь всем телом.

– Ну-ну-ну, – нашелся врач. Он обнял халат и положил его голову себе на грудь. – Будет вам. Хорошо, что хорошо.

Он подмигнул своим напарникам, и те стали тихо выходить на улицу, мимо Кабана, который смотрел на все происходящее с бутербродом и недоумением.

– Рекомендую вам сейчас выпить сто граммов и идти почивать. На пару с доченькой. Чтоб завтра проснуться в новом году бодрым и подтянутым, – врач уже повел Васнецова из комнаты, когда толстяк что есть силы вцепился ему в руки.

– Прошу вас! Я заплачу! Проверьте ее еще раз!

– Да что ж такое…

– Сколько?! Пять тысяч? Десять? Плачу двадцать! Только проверьте!

– Что вы на самом деле тут пили, уважаемый?

– Тридцать тысяч плачу!

Врач отстранился от бизнесмена и дико посмотрел на него.

– Ладно… мы ее заберем в стационар. До выздоровления. На все праздники.

– Очень хорошо! – Васнецов забегал в поисках кошелька.

– Парни! – доктор, вздыхая, вышел в коридор. – Носилки давайте! Диагноз не подтвердился.

Ииии-у, ииии-у, карета вырулила на центральную улицу, когда Андрей выглянул ей вслед из-за угла дома. Через цифры «03» он разглядел внутри машины медиков, лизиного отца и Илюху. «Что теперь? Куда они ее везут? В какую больницу?». Тут не угадаешь, надо проверять все и начинать с ближайшей. Андрей поглубже вдохнул новогоднего воздуха, выдохнул прошлогодний и помчался во весь опор.

Магазины пролетали яркими буквами, витрины – цветными бликами, машины – задорной музыкой и пестрыми огнями. Новый год несся вместе с Андреем через бесснежные улицы ночного города, хлопая подошвами по влажной плитке. Слева и справа в унисон рвались хлопушки, шутили шутихи, сыпались бенгальские искры и спирали серпантина. Люди искренне радовались мгновениям волшебной смены лет, торопились загадать желания, подвести итоги ушедшего года, махнуть на плохое рукой, а хорошее постараться не забыть. Но как же это сделать? Очень просто – рассказать о хорошем другу, с которым отмечаешь Новый год, или любимому человеку, с которым, наверняка, это хорошее связано. Вспомнить общие переживания, яркие буквы и цветные блики ушедшего года. Ведь у всех они были, стоит лишь покопаться в памяти. Ведь так?

«Наверно. У меня последний год – сплошные серые будни, – Андрей остановился передохнуть, в висках колотился бешеный пульс. Мимо проехала машина с открытым люком, из которого по пояс торчало голое тело и, размахивая флагом, кричало: «Ро-сси-я, Ро-сси-я!». – Любимый человек меня сегодня послал. Так что, вспоминать нечего, – Андрей отдышался и снова ринулся в путь.

«Новый год, чистый лист, надо все начинать вновь. Ловить счастливые моменты, радоваться удаче, хранить любовь. Вот только как хранить, когда уже ее разрушил? Что с Лизой? Жива ли она? Предчувствие подсказывает, что да. Откуда оно, предчувствие это? Ты знал, что молния необычная? Да, откуда-то знал. А что это за молния? Ну… это… я так решил. Прекрасно. Ты все, оказывается, решаешь в этом мире? Не все, но чувство есть, что что-то я могу. А может это совпадение? Что именно? Что свет потух, и взорвалось окно? Ну да. Возможно, тогда следующий год будет такой же, как прошедший, когда вспомнить нечего, и ничего не ждешь. А ты хотел бы вспомнить? Да, конечно! Смотри, быть особенным – опасная затея, ненужное внимание, зависимость от всех. С чего это вдруг? Ну, если ты герой, то надо всем помочь. Я – не герой, а просто обладаю чем-то. Понятно, и не герой, и хочется быть крутым. Нормальное желание! При этом от кошки сейчас едва не поседел. Ну это, правда, было что-то с чем-то».

Андрей остановился. Перед ним была больница, в которую привезли Лизу. Так просто? Как же я нашел?

«Вообще, она ближайшая из тех, что ты решил проверить», – подсказал ему внутренний голос, с которым Медин всю дорогу говорил.

«Да, вот та машина, кажется, – он проскользнул в открытые ворота, – по крайней мере, выглядит как та». «Скорая» стояла у входа в приемное отделение, в ней находился только водитель. Лизу, скорее всего, уже транспортировали в палату, а отец с Кабаном оформляли ее у дежурных. Когда Андрей подобрался к белым окнам приемного отделения, он убедился в правильности своих догадок.

Внутри белесо-кафельного предбанника размахивал руками брионивый Васнецов, рядом мялся похмельный Кабанов. Уставшая медсестра, вероятно, объясняла им, что Лизе нужна еще зубная щетка, ложка, чашка и сменная обувь.

– Пижаму мы выдадим свою.

– Красавица, я заплачу, только сделай так, чтобы ее поселили в отдельную палату.

Медсестра поджала губы и посмотрела оскорбленной усталостью поверх очков.

– Сколько? Пять? Десять тысяч?

– Прекратите немедленно, – прошипела она. – Я сейчас охрану позову. Вашу дочь и так положат в отдельную палату.