Из бурных волн (ЛП) - Лейн Вал И.

Вал И. Лейн

Из бурных волн

Оригинальное название: From Tormented Tides

Автор: Вал И. Лейн / Val E. Lane

Серии: Из бурных волн #1 / From Tormented Tides #1

Перевод: maryiv1205

Редактор: Евгения Волкова

Пролог

Я ожидала опасности, когда встретила его. В конце концов, он должен был умереть столетия назад. Но даже в кошмарах, которые мучили меня, я никогда не думала, что он может прибегнуть к такому.

Он прижал холодное лезвие абордажной сабли к моему горлу, а капитан наблюдал за этим с палубы. Мои тихие соленые слезы стекали вниз, смешиваясь с бушующей внизу морской водой.

— Не делай этого, — прошептала я, достаточно тихо, чтобы остальная команда не смогла меня услышать.

— Я должен, — он выплевывал слова сквозь стиснутые зубы. Я почувствовала, как стальное лезвие коснулось кожи, когда его рука задрожала.

Был ли он действительно способен на это? Мог ли он действительно заставить себя убить меня после всего, что потерял? Я знала, что им двигала боль, но я все равно доверяла ему. Мы были двумя разбитыми сердцами, оба обречены на печальный конец, и я уже смирилась со своим финалом. Этот новичок должен был стать моим концом. Я была готова. Но ему даже 300 лет не хватило. Он не собирался позволять мне спасти его.

Он ослабил хватку ровно настолько, чтобы я могла свободно повернуть голову. Повернув к нему лицо, я в последний раз заглянула в его глаза. Я молилась, чтобы каким-то образом моего отчаянного взгляда оказалось достаточно, чтобы изменить его волю. Он моргнул сквозь слезы и сглотнул, и на секунду мне показалось, что он передумает. И он передумал. Он сжал рукоять и приставил острие меча к моей груди, прямо над моим колотящимся сердцем.

Мечты сбылись. Я всегда знала, что море погубит меня, но думала, что все будет по-другому. Я думала, что утону в волнах, а не буду зверски убита пиратами. Но вот я стою здесь, преданная, с лезвием у груди, а волны бьются о корпус корабля, предвещая надвигающийся шторм. Одна навязчивая фраза снова и снова отдается эхом в голове, громче, чем шум шторма. Это было знакомое предупреждение, к которому, как я знала, мне следовало прислушаться с самого начала:

Никогда не доверяй пиратам.

1. Поднять паруса

— Мамочка, тебе опять приснился плохой сон?

Для меня было невозможно взглянуть на эту картину, не услышав в ней отголоска моего детского голоса. И вот, сейчас, когда вошла в комнату, я не могла отвести взгляд от стены, на которой она висела. Я слишком хорошо помнила полутемную комнату, окрашенную в оттенки серого и полуночного, и приоткрытую дверь ровно настолько, чтобы впустить полоску золотистого света из коридора. Темноволосая женщина сидела на кровати, обрамленная темно-фиолетовыми и голубыми цветами, отбрасывая тень на стену. В дверном проеме стояла маленькая девочка в пижаме, прижимающая к себе плюшевого мишку.

Было достаточно просто предположить, что нарисованная сцена изображала ребенка, приходящего в комнату своей матери, чтобы утешиться после ночного кошмара. Но очень немногие могли предположить, что на самом деле все было наоборот. В конце концов, я поняла, почему моей маме приходилось напиваться, чтобы уснуть. Но понимание не обязательно приходит вместе с прощением.

Мой взгляд задержался на этом давно прошедшем моменте, который я запечатлела своей кистью много месяцев назад. Я назвала это «Дурные сны». Эта акварельная картина, висевшая на стене моего общежития, казалась райским уголком пастели в унылой серой комнате школы искусств Изабель в Константине, штат Флорида, в нескольких милях от дома. Несмотря на неблагоприятные обстоятельства, вдохновившие меня на ее создание, я гордилась этой дурацкой картиной на стене. Я прокручивала в голове каждый кропотливый час, потраченный на нанесение акварельных красок слоями на лист, и гордость от того, что наконец-то подписала свое имя в уголке готовой работы — Катрина Дельмар.

И все же в те дни, когда мамы не было дома, как, например, в мой девятнадцатый день рождения всего три дня назад, мне хотелось сорвать ее со стены и спрятать подальше. И вот я стояла там, вспоминая прошлое, которое пыталась похоронить, пока не решила, что больше не хочу вспоминать. Бросив последний взгляд на холст, я сняла его со стены и со смешанными чувствами сунула под раму кровати.

Счастливого мне Хэллоуина.

Когда картина скрылась из виду, я отвлеклась от этого момента и обратила свое внимание на предмет, за которым пришла. Я подошла к маленькому комоду, где он лежал, все в той же коробке, в которой был, когда его доставили по почте три дня назад. Ожерелье. Медленными движениями я подняла его за тонкую цепочку и направилась обратно в ту часть общежития, где жила МакКензи, и где мы готовились к сегодняшней вечеринке.

Мы пытались уложить мои волосы, но я знала, что локоны будут заметны, что бы я ни делала. Это была моя кубинская сторона, проявляющаяся в естественном виде распущенных кудрей и буйных волн темно-каштанового, почти черного цвета, обрамляющих лицо в форме сердечка. Выразительные брови были такими же темными, но подчеркивали мои полные губы. А оливковая кожа стала немного темнее, чем когда я приехала сюда. Каким-то образом мне удалось избежать солнечных ожогов, несмотря на яркое солнце. В целом, я была очень похожа на свою мать, к моему вящему презрению. Я всегда считала ее красивой, но все остальное в ней ослепляло меня.

МакКензи выбрала костюм «сексуальной болельщицы», и, честно говоря, он ей очень шел: рыжие волосы были собраны в пучок и завязаны большим темно-синим бантом, гранатово-красные губы и мини-юбка подчеркивали стройную фигуру. Мне, с другой стороны, казалось, что мои темные глаза и волосы не сочетаются с белым, как перышко, платьем, обтягивающим мою миниатюрную фигуру, и крыльями. МакКензи одолжила мне свой прошлогодний костюм ангела. Я надеялась, что не буду выглядеть слишком нелепо.

— Не забудь нимб. — МакКензи вручила мне пушистую повязку на голову с нимбом на пружинке, и я неохотно надела ее на голову.

Я чувствовала себя немного обнаженной в облегающем атласном платье, которое едва доходило мне до середины бедер. Это было не совсем то, что я выбрала бы для костюма на Хэллоуин, но я была не в том положении, чтобы привередничать. Пока в антикварном магазине в центре города не продадут еще несколько моих картин, я была во власти удачи, щедрости МакКензи и моих быстро тающих сбережений. Но, как мне казалось, был по крайней мере один способ сшить этот костюм самостоятельно.

— О, отличная идея! Оно так мило смотрится с твоим костюмом! — Глаза МакКензи загорелись, когда я вернулась с ожерельем. Я застегнула застежку на шее, слегка кивнув.

— Что ж, ты не ошиблась, — согласилась я, взглянув в зеркало.

Но я надела его не для этого. Помимо того, что это была единственная вещь, которую я могла добавить, которая была по-настоящему моей, я надеялась, что ожерелье послужит напоминанием о том, что нужно держать себя в руках. Мой собственный талисман на удачу, подаренный папой.

Желудок сжался от чувства вины, когда я подумала о нем. Я обещала ему, что буду держаться подальше от выпивки. Но всего две недели назад я была пьяна. Очень пьяна. Может, он поймет. Или, может быть, он просто подумал, что я обречена пойти по маминым стопам. И вот теперь я направлялась на очередную вечеринку.

— До сих пор не могу понять, как отцу удалось подарить мне что-то подобное на день рождения, — выдохнула я, изучая необычный кулон, идеально лежащий на моих ключицах. — Обычно он просто дарит мне что-нибудь вроде принадлежностей для рисования или каких-нибудь странных автомобильных аксессуаров. Ну, знаешь, дурацкие подарки от папы.

Кулон на тонкой серебряной цепочке отразил свет, когда я повернулась, ослепительный, как сине-белый солнечный свет на заливе. Заключенный в изящную оправу из серебряных витых зубцов, он был почти овальной формы, но не настолько симметричный, и почти плоский, почти напоминающий морскую раковину. Но почему-то это не было ни раковиной, ни драгоценным камнем, ни камешком украшения. Это было нечто, не похожее ни на что, что я когда-либо видела раньше, и выглядело как-то естественно, несмотря на свою неземную красоту. Кулон сиял, как стекло, сквозь тонкую жемчужную глазурь, переливаясь множеством цветов — от льдисто-голубого до оттенков зеленого и серебристо-белого. Я не могла избавиться от странного чувства дежавю, которое возникло у меня, когда смотрела на свое отражение в нем, будто каким-то образом видела его раньше.