Генри Олди - Русская фэнтези-2009. Разбить зеркала

Разбить зеркала!

Русская фэнтези. 2009

Сборник

Генри Лайон Олди, Андрей Валентинов

БРОНЕНОСЕЦ «WARRIOR»

(из цикла «Алюмен, или Земная опера»)

…Из фрегата «Warrior» выходит совсем не то, что мы желали, но, истратив на него столько денег, посмотрим, что из него выйдет…

Не смущайся приходом неожиданных гостей!

Сцена первая

РОМЕО ИЗ ТЕДДИНГТОНА

— Бом! Бом-м!..

Негромкий, но тяжелый, словно литой из свинца, голос колокола проник сквозь шторы, властно ворвался в сумрачный, освещенный лишь огнем камина кабинет.

— Бом, — без всякого выражения шевельнул губами, отвечая, джентльмен средних лет. Он с удобством расположился в кресле у камина. — Страшновато, признаться. Но интересно.

— Какой интерес вы нашли в этом звуке, милорд?

Хриплый каркающий голос (интер-р-рес!..) прозвучал из темного угла. Говорившему кресла не досталось, и он устроился на стуле с высокой резной спинкой. Такие были в моде более века назад, во времена Регентства.

— Посудите сами, мистер Бейтс. — Тонкие пальцы джентльмена зашевелись щупальцами осьминога. — Я живу в этом доме без малого сорок лет и слышу звон с детства. В округе две церкви, но звонят не там. Где именно — я так и не узнал. Представляете? Можно, конечно, спросить в полиции. Можно даже нанять сыщика. Но я решил оставить все как есть. Пусть в жизни присутствует загадка. Честно говоря, она меня страшит. Но что, если разгадка еще ужасней? Вы обратили внимание на цвет огня? Сейчас он зеленый.

Казалось, пламя услышало его слова. Взметнувшись вверх, на краткий миг оно замерло, рассыпая изумрудные блестки, — и упало на россыпь углей, краснея от смущения. Впрочем, зелень не ушла, дразнясь веселыми язычками. Изумруд сменялся синим сапфиром, желтел, исчезал, чтобы появиться вновь и вновь.

Тьма, сочившаяся из плотно закрытых окон, смеялась над играми огня.

— Вы правы, милорд. Очень красиво.

Хриплый голос развеял чары. Огонь съежился, прижимаясь к багряным углям, отдавая пространство мгле и сырости. Волшебная сказка исчезла, не начавшись. Ни эльфов, ни фей — промозглый вечер, темный кабинет, двое людей у камина.

— Я вырос возле порта, милорд. Из нашего дома видна Теддингтонская плотина; если, конечно, нет тумана. Мы топили печи обломками кораблей. Морские соли, милорд, придают цвет огню. Мне так объяснили в детстве.

— Вы жили рядом с портом, мистер Бейтс? Какая романтика! Утренний бриз, чайки, загорелые моряки в тавернах; корабли, уходящие в дальние страны… Нет-нет, не надо мне рассказывать, как живут бедняки на берегах Темзы. Месяц назад я возглавлял парламентскую комиссию, мы обследовали доки Тилбери и разбирались с жалобами тамошних обитателей. Цифры в отчетах ужасают, но когда видишь своими глазами… Самое страшное, что люди отчаялись. Они никому не верят. Ни его величеству, ни министрам, ни палате общин… Они не надеются даже на Провидение!

— Провидение — очень медлительный джентльмен, милорд.

Мистер Бейтс провел широкой ладонью по пышным бакенбардам, вцепился пальцами в крепкий, давно не бритый подбородок.

— Милорд! Я бы не касался этого предмета, но вы сами изволили избрать тему разговора. Я выполняю ваши поручения и получаю за это свои гинеи. Вы щедры, и я вам признателен. В этом мой интерес. Но верить и надеяться? Кому, милорд? Вашей партии вигов? Верноподданной оппозиции его величества? Скорее, люди поверят генералу Нэду Лудду из Шервудского леса — тому, кто руководил разрушителями проклятых ткацких машин. Мой родственник был из луддитов.[1] Сначала его подстрелили при Питерлоо,[2] потом сослали в Австралию за организацию тред-юниона. Впрочем, в тред-юнионы я тоже не верю… Простите, милорд, разговорился!

— Отнюдь!

Лорд Джон Рассел поднялся из кресла. Рука-осьминог велела собеседнику, вскочившему со стула, не беспокоиться. Сидите, намекнул осьминог, мы не против.

— У вас, мистер Бейтс, есть дар сворачивать в нужном направлении. Питерлоо! Август 1819 года; считай, десять лет назад. Блестящая победа армии его величества над злокозненными супостатами — английскими рабочими. Пятнадцать убитых, шесть сотен раненых… Как изящно выразился лорд Джордж:

И виселиц ряд оживляет картину,Свободы расцвет знаменуя собой.

Губы Джона Рассела раздвинула приятная улыбка:

— Кстати! Помните ли вы того, кто командовал нашим победоносным воинством? Великого героя, Ганнибала и Цезаря в одном лице?

— Ха! — Ладонь мистера Бейтса сжалась в кулак. — Как не помнить, милорд! Истинный аристократ.

Странное дело! — последнее слово, несмотря на обилие «р», прозвучало мягко и вкрадчиво, словно его выговорил не каркающий владелец бакенбард, а кто-то иной.

— Вы правы, — согласился хозяин кабинета. — Третий сын лорда Гаррет-Коллей, графа Морнингтона. Воспитывался в Итоне, потом в Анжерском военном училище, во Франции… Аристократ!

Лорд Джон без особого успеха попытался скопировать интонацию собеседника.

— Вот им, мистер Бейтс, вы и займетесь.

Птица-ворон не сплоховала. В темноте раздалось отчетливое:

— Кар-р-р!

Нет, лорд Джон не удивился. «Кар-р-р!» — значит, «кар-р-р!». Он подождал, обозначая паузу в разговоре, и продолжил:

— Рад, что дело вам по душе. Но есть и второе дело, мистер Бейтс. Сейчас я назову ряд фамилий. Эти джентльмены не столь известны, поэтому выбор придется сделать вам. Все они иностранцы, политические эмигранты. Их четверо, но мне нужен один… Пока все понятно?

— Да, милорд. Эмигранты. Заговорщики. Отщепенцы, злоупотребляющие гостеприимством нашей матери-Англии…

Бейтс протянул руки к огню. Зеленоватый свет, струясь от тлеющих поленьев, на миг коснулся его лица. Отдернулся. Прижался к родным углям.

— В придачу еще и злоумышляющие! Да, милорд, злоумышляющие на свободы ея и безопасность ея!

Лорд Джон с трудом сдержался, чтобы не попятиться. Даже при дневном свете лицо мистера Бейтса смотрелось жутковато. Сейчас же густой сумрак превратил его в монстра. Борозды-морщины струились по впалым щекам, угреватый нос-клюв (кар-р-р!) с кабаньими ноздрями грозно выдавался вперед. Рыжие бакенбарды торчком, рыжие брови-кусты поверх щелок-глаз. И в довершение картины — зубы чуть ли не в три ряда: желтые, хищные.

Акула, приплывшая от Теддингтонской плотины. «Позвольте откусить кусочек вашей печенки, милорд! Спасибо, вы очень добры!»