Елизавета Абаринова-Кожухова - Берегись вурдалака

Елизавета Абаринова-Кожухова

БЕРЕГИСЬ ВУРДАЛАКА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ТАЙНАЯ ЗЕМЛЯНКА

— Ну, прощай, князь, — злорадно пробормотал волк. Сделав правой передней лапой какой-то быстрый жест, он превратился обратно в царевну.

Краем покрывала царевна утерла лицо и со злорадной ухмылкой в последний раз посмотрела на князя, лежащего в луже крови.

Как ни в чем не бывало выйдя из княжеской опочивальни, Татьяна Дормидонтовна оглянулась — нет ли кого в полутемном длинном коридоре — и, безошибочно выбрав ключ, заперла массивную стальную дверь, за которой на собственном ложе возлежал с перегрызенным горлом князь Григорий Первый Адольфович Лукашеску, граф Цепеш, владетель Белопущенский и прочая и прочая и прочая, так и не прибавивший к своим титулам еще один — царя Кислоярского.

Тесная землянка была полна народу. Вернее сказать, народу было не так уж много — не более пяти-шести — но и эти пятеро-шестеро едва в ней умещались.

Возле небольшой самодельной печурки сидел некто высокий и худощавый, в длинном плаще с капюшоном, закрывавшим большую часть лица, так что в полутьме, изредка озаряемой вспышками, можно было разглядеть только его усы и кончик носа.

Все выжидающе молчали. Господин в плаще вздохнул, подкинул в печь сыроватую ветку, медленно сдвинул с головы капюшон, и окружающие смогли увидеть его чуть вытянутое лицо с властно сжатыми губами, сильно выдающимся вперед носом, высоким лбом и усами, закрывавшими уголки рта. Остатки рыжевато-седоватых волос были зачесаны назад, прикрывая обширную плешь.

— Князь! — вскричал сидевший рядом с ним. — Князь Григорий!

— Князь Григорий! — с изумлением подхватили остальные. — Живой! Не может быть!..

Тот, кого называли князем Григорием, властно поднял руку, и возгласы смолкли.

— Да, я князь Григорий, и я живой, — заговорил он негромким, чуть скрипучим голосом. — Владыка Тьмы приотворил для меня двери из Преисподней, чтобы я смог вернуться и завершить недоделанное.

Князь Григорий замолк. Остальные тоже почтительно молчали, словно переваривая услышанное.

Когда услышанное было, по мнению князя Григория, переварено, он решил продолжить свою речь.

— Да уж, дорогие мои господа упыри и вурдалаки, не на высоте вы оказались, ох как не на высоте, — чуть насмешливо говорил он, буравя всех вместе и каждого в отдельности маленькими хищными глазками. — Я оставил вам государство у таком порядке, о каком и сам не мог даже мечтать, а вы что? Даже года не смогли власть удержать! И какие же вы после этого вурдалаки? Тьфу на вас!

«Господа упыри и вурдалаки» пристыженно безмолвствовали, низко опустив лица — князь Григорий был кругом прав.

Насладившись уничижением своих нерадивых соратников, князь Григорий продолжал чуть веселее:

— Ну да ладно уж, что с вас, бестолочей, возьмешь? Если начистоту говорить, то я сам больше вашего виноват. Слишком много на себя брал, а усех вас за детей малых держал. А вы, как без батьки остались, так и пошли кто у лес, а кто и по дрова. Но теперь усе будет иначе. Согласны вы начать сызнова?

— Согласны, князь! Ты единый наша надёжа и опора! — загалдели все, кто был в землянке.

— У таком разе, слушайте. А ты, барон Альберт, пиши.

Сосед князя Григория поспешно достал из сумы чернильницу, гусиное перо и листок бумаги и, кое-как примостившись, приготовился записывать.

Тот, кого князь назвал бароном Альбертом, был на этом сборище главным. Естественно, до появления князя Григория. Барон во всем старался походить на своего повелителя — носил такие же усы, а волосы точно так же зачесывал на плешь. Но на этом сходство заканчивалось — увы, не обладал исполнительный барон Альберт тем неуловимым обаянием сильной личности, которое делало князя Григория по-своему привлекательным даже для его злейших врагов.

— Значит, так, — приступил князь Григорий к делу. — У-первых, я должен знать обо всем, что и где происходит. Записал?

— Про-ис-ходит, — повторил Альберт, прилежно записывая услышанное. — Всё, записал.

— Очень хорошо, что записал, потому как это у первую голову тебя касается. Поелику ты был главой моего Тайного приказа, то сбор сведений поручается тебе лично.

— Рад стараться, — почтительно пискнул Альберт.

— Погоди радоваться, душа чернильная, — отмахнулся князь. — Ты скажи лучше, усе ли наши люди на своих местах, ждут ли они возвращения прежних времен?

— Люди на местах, а чего они ждут, того я доподлинно не ведаю, — честно сознался Альберт. — Но ты, князь, не изволь беспокоиться — ежели что, быстро порядок наведу.

— Будем надеяться, — князь скупо улыбнулся, обнажив в углах рта небольшие, но острые клыки. — Я в твои делишки соваться не буду, но ежели что — лично передо мной головою своей глупой ответишь… Теперь у-вторых. Свои люди на местах — это нужное дело, но без воинства, как ни крути, не обойтись. — Князь кинул пристальный взор на низенького подслепаватого вурдалака, скромно сидевшего напротив барона Альберта. — Чего ж ты молчишь, бывший мой воевода Селифан? Скажи что-нибудь!

Селифан горестно прокашлялся:

— А чего тут скажешь, князь? Как свергли нашу власть, так и разбежалось воинство кто куда. Но я точно знаю — многие хоть сейчас готовы вернуться и встать за наше общее вурдалачье дело.

— Ну, тогда тебе и стяг в руки, — подхватил князь. — Даю тебе год сроку… Нет, пол-года, чтобы восстановить нашу доблестную рать у прежней готовности. Сумеешь?

— Раз надо — сделаем, — кратко, по-военному отчеканил Селифан.

— Вот это настоящий разговор, — одобрил князь Григорий. — Теперь у-третьих. Я знаю, что мой народ всегда любил меня, а усякие шалапуты его на меня науськивали. Теперь настала пора напомнить народу об его князе Григории. Но прежде, как я сам объявлюсь, надобно их подготовить, чтобы у штаны не наделали. От радости.

— Как это — подготовить? — Альберт, все время усердно заносивший слова князя на скрижали, даже оторвался от своей писанины и нечаянно посадил на листок огромную кляксу.

— А то мне вас учить, — ухмыльнулся князь Григорий. — Эй, Гробослав, не прячься с глаз моих, я тебя вижу!

— Чего тебе надобно, княже? — прогудел мрачного вида вурдалак, сидевший в самом темном углу землянки.

— Сам знаешь, чего, — со злобной усмешкой ответил князь. — Того, в чем тебе нету равных. Пусти слушок, будто жив князь Григорий и что скоро все вернется взад на круги свои. То есть своя. Ты, главное дело, не усё сразу вываливай, а постепенно. А то упрямь народу от счастья дурно сделается!