Отпуск на всю жизнь (СИ) - "Генрих" Страница 10

Мы гуляем на мои, честно заработанные гроши.

– Маринка дружит с Грибачёвой, помнишь такую?

Задумываюсь и трясу Дану. Ага, а персонаж-то известный, и слава у неё с изрядным душком. Плотная по телосложению ничем не примечательная Машка Грибачёва на короткое время стала тёмной звездой школы. Она связалась с каким-то фруктом из околокриминальных молодёжных кругов. И её дружок принялся обучать её приёмам рукопашного боя. В кустарном и уличном варианте, но для обычных овечек достаточно. Я так поняла, что парням драться с девчонками даже в уличных бандах не принято. А они там есть, вот он и натаскал её, чтоб чужим лахудрам спуску не давать и самому руки не пачкать.

Девочка оказалась без тормозов. Начала оттачивать свои бойцовские навыки в школе на других девчонках. Мальчишки с ней связываться опасались. Во-первых, зашквар драться с девочкой, какой-никакой. А во-вторых, они автоматически попали бы в зону внимания машкиной банды.

Парочка избитых в туалете девчонок сошла ей с рук. Но вот когда очередная жертва угодила в больницу с сотрясением мозга и сломанным ребром, над Машкой сгустились грозовые тучки. Она ж без тормозов, собьёт с ног, а потом всласть избивает лежащую ногами. Пока суть да дело, правоохранительная машина редко включает максимальную скорость, пострадала ещё пара старшеклассниц. Их она подловила на улице.

После этого Машка исчезает. Дома не появляется, в школу не ходит. Полиция разводит руками. Надо же, какая неуловимая. Захотели б по-настоящему, давно поймали бы. Бездельники в погонах.

– Ну, дружит и чо? – флегматично поедаю свою вкусняшку. А запивать горячим кофе вообще отпад.

– Нажалуется ей, Машка тебя изобьёт и ничего ей за это не будет. Сколько раз уже так делала, – Юля обрисовывает нерадостные перспективы. Наивная, кто кого изобьёт – очень большой вопрос.

– Юляша, ты неправильно ситуацию понимаешь, – начинаю растолковывать диспозицию, – Поймать меня на улице это целая спецоперация. Надо выследить, устроить засаду, подстеречь в удобном месте. А сама Машка каждый день в школе, у меня под боком. Как ты думаешь, что я ей устрою, если она своей отмороженной подружке пожалуется?

Смотрю на подругу своим взглядом. На секунду перестаю маскироваться, я сейчас Катрина собственной персоной. Юля вздрагивает. Я снова прячу себя подальше.

– Её жизнь заиграет новыми, свежими и очень непривычными красками, – резюмирую я, – Ей не будет большой разницы от результата нашей беседы с Грибачёвой. Хотя нет, будет. Если я пострадаю, то Маринку потом в больницу отправлю. Надолго.

12 марта. Четверг, урок английского.

– Спик ин инглиш, дотеф бич! – грозно ору на Ольгу Коршунову, посмевшую обратиться к англичанке по-русски. Класс резко оживляется.

– Дана!!! – вскрикивает англичанка и начинает мне выговаривать за использование ненормативной лексики. Не все, далеко не все, понимают её хотя бы с серединки на половинку, но все слушают с интересом. Кто-то перешушукивается.

Я инициировала политику тотального геноцида русского языка на уроках английского. Народ бы взбрыкнул и, возможно, попытался бы устроить уже мне геноцид на переменках, но неожиданно почувствовал вкус пикантной и весёлой игры. Негласно и втайне от англичанки я распространила по классу набор английских ругательств и просто крепких выражений.

Вот и сейчас, все прекрасно поняли, что я обозвала Ольгу «сучьей дочерью». Сама Ольга краснеет, но вроде не сильно обижается. Но по окончании урока я вместе с традиционной пятёркой получаю замечание красной пастой: «Ругалась на уроке по-английски!». Хихикаю. Спрашиваю:

– Ангелина Петровна, ваше замечание можно считать плюсом к оценке?

– Прекрати, Даночка, – не удерживается от улыбки англичанка. Говорим мы, кстати, по-английски. Если я ввела правило, то первая и должна соблюдать.

За позавчерашние контрольные по математике и химии мой дневник украсили очередные две пятёрки. Другого и не ждала. Сидякова, кстати, урвала свою тройку, так что рекламаций на мою работу быть не должно. Только почему-то вид у неё всё равно недовольный.

Позавчерашнее посещение кафе оказалось судьбоносным. Мы натурально там прописались, стали заходить с Юлькой почти каждый день после школы.

– Удивительно, – рассуждает подружка, – раньше ты только списывала у меня, а сейчас по некоторым предметам сама меня тащишь. Ты какой-то сильной стала, прямо как трактор.

– Знаешь, как говорят? В жизни надо всё попробовать. Правда, тех, кто так говорит, надо сразу со счетов списывать, но я о другом. Я попробовала побыть двоечницей и разгильдяйкой, а сейчас хочу вкусить статус отличницы и…

– И пай-девочки? – Юля хитренько улыбается.

– Нет. Хочу совместить статус отличницы и репутацию хулиганки. Мне кажется, это сорвёт крышу у многих.

Мы немного похихикали. Общение с подружкой мне тоже нравится вкушать. Ощущение прикосновения и частичного взаимопроникновения наших аур похоже на приятную щекотку. Юля чувствует это на эмоциональном уровне, я – почти на физическом.

– Наверное, это будет смешно, – соглашается Юля и вдруг застывает, уставившись в окно за моей спиной. Я на инстинктах всегда сажусь спиной к стене, но вот такие здесь стены, наполовину из окон. Близь одного из них мы и сидим.

С интересом изучаю выражение лица подружки. Это что её так напугало? Прежде чем оглянусь, попробую сама решить этот ребус. Прищуриваюсь, всматриваюсь. Судя по отражению в глазах подружки за окном кто-то стоит. Двое. Не мужчины. Больше ничего не могу различить. Человеческие глаза они такие, далеко не видят, ночью не видят.

– Ма… ма… в-в-а… – пытается что-то пролепетать испуганная подружка.

Медленно, очень лениво поворачиваюсь к окну и расцветаю улыбкой на всё лицо. Стоят мои грозные клушечки за окошечком. Маринка Сидякова и Машка Грибачёва. Ах, вы мои разлюбезные!

– Ты их тоже видишь?! – восторженно толкаю Юльку в плечо. Та роняет ложку. Я снова оборачиваюсь и величественным непреклонным жестом показываю Маринке: «Ты, быстро сюда! А ты, страхолюдина, стой на месте!». Сложная траектория указующим пальцем заканчивается на показе в направлении свободного места за столом.

Маринка девица с виду крепкая, но её подружка производит впечатление намного сильнее. Телосложение у Машки промежуточное между нормостеником и гиперстеником. Ещё немного и получится заготовка для рослого гнома. Сильные плечи, умеренно короткие сильные ноги. Я, по сравнению с ней, тростинка.

Игнорирует мой невербальный приказ глупая Маринка. Слегка дёргается по направлению к входу, но останавливается. А Машка приближает лицо, – хотя я не уверена, можно ли назвать это лицом, – к стеклу и начинает что-то грозно говорить и недвусмысленно показывать. Что означает жест удара кулаком в ладонь, я примерно представляю. Но она слишком близко поднесла свой анфас к окну. Делаю резкий выброс сжатыми пальцами ей в нос. Моя рука останавливается в миллиметре от стекла. Машка рефлекторно отскакивает от окна, я заливаюсь хохотом, издевательски тыча в неё пальцем.

Это только глупенькой и неопытной Юльке может показаться, что я, как идиотка, дёргаю тигра за усы. Разговор накоротке, и большей частью не словами, а руками и ногами, неизбежен. Не буду же я бегать от них! Я, Катрина, никогда не буду загоняемой дичью! Я – охотник! И мне не важно, какого размера и силы передо мной дичь, и какой длины и крепости у неё рога и зубы. Шкура всё равно будет снята, а мясо пожарено на костре. И как охотник я знаю, какой азарт разгорается, когда дичь убегает. Что-что, а такого великолепного королевского ощущения я им испытать не дам. И сейчас я дразню эту дуру с чёткой целью: вывести её из себя, заставить отключить мозги, какие уж там остались. Катрина выходит на охоту!

Юлия.

Она сумасшедшая! Первая мысль, которая упорно и долго билась в голове, забив все остальные. Надо бежать! – вторая идея, которая раньше всегда была первой, как только я видела этого монстра в школе.